— Отец, ты все-таки ранен? Может, я попробую… Применить свою силу? Ирионус улыбнулся сквозь боль, придавая своему лицу самый беззаботный вид. — Я же говорил тебе, что со мной все в порядке. Просто я немного устал. Если ты посмотришь, куда ведет дорога… Я пока немного отдохну. — Хорошо, — пожал плечами Артур. — Я не буду уходить далеко, а то потом, боюсь, я не смогу найти тебя. — Да, да, иди, — слишком поспешно проговорил его отец. И Артур нетвердой походкой зашагал вперед, покуда не скрылся за углом извилистой пещеры. Как только мальчик исчез из виду, Ирионус неуверенно шагнул в сторону. Он уже давно приметил этот темный проход. Там Артур не найдет его. Для сына он был бы только обузой. Но правильный ли этот шаг? Убережет ли Артура подобный обман? Что будет с ним, когда он не найдет отца? Ирионус вздохнул, ненавидя свое малодушие. Нет, он не сможет прятаться. Приняв решение все-таки следовать за Артуром до конца, Ирионус, покачнувшись, хотел было пройти вперед. Чтобы не упасть, он оперся на каменный свод пещеры. Однако то ли стена оказалась слишком скользкой, то ли он был уже слишком слаб, чтобы держаться на ногах, но он стал падать куда-то вниз в темноту. А потом профессор потерял сознание, что хоть на время прекратило его мучения. Тем временем Артур лишь совсем немного прошел вперед. Дорога опять раздваивалась, и он не рискнул идти дальше. В подземном лабиринте было очень легко заблудиться, и потом, он не хотел надолго оставлять своего отца одного. Мальчика беспокоило его состояние, слишком уж бледным и измученным было лицо Ирионуса в слабом свете зеленых сталагмитов. Вернувшись назад, Артур с удивлением увидел, что отца нигде нет. Профессор просто исчез, будто он переместился из этой пещеры, как ему ловко удавалось делать это на уроках по перемещениям. — Отец! — в волнении прошептал Артур. Мальчик в паническом страхе оглядывался. Вначале в его измученную голову пришла мысль о том, что он заблудился и вернулся не на то место. О, как его страшила мысль вновь оказаться одному в этой безжалостной тюрьме! Каким жестоким был враг, что отправил их сюда! Мальчик обшаривал стены, пытаясь найти проход, который он, возможно, не заметил. В полной растерянности Артур сделал еще один шаг вперед, однако не справился с равновесием и покатился по скользким камням. Туннель уходил вниз, а по словам отца, в подобных пещерах нужно было держать путь исключительно наверх. Новый лаз напоминал кишку огромного зверя, которая, извиваясь, направлялась прямо в его желудок. Конца ее видно не было. Впрочем, это было уже неважно. Беспомощно расставляя руки, чтобы остановиться, Артур случайно ударился головой о выступающий камень, и сознание тут же оставило его. Глава 30. или Каковы встречи, таковы и речи Мягкое тепло горящего костра разбудило Артура, он медленно открыл веки, чувствуя себя полностью разбитым и изнуренным. Этот вынужденный отдых скорее походил на потерю сознания, чем на здоровый сон. Мальчик с трудом приподнялся — к его великому изумлению он лежал на плетеной травяной подстилке, укрытый сверху таким же пластом травы и мха чьей-то заботливой рукой. Вокруг было все то же подземелье, однако что-то поменялось. Везде угадывалось присутствие человека и его вечное желание обустроить мир под себя — камни были гладко обтесаны и напоминали стены дома, повсюду лежали светящиеся сталактиты, сложенные в форме пирамидок; они были отколоты от потолка и явно выполняли роль светильников. Камни побольше служили незамысловатой мебелью. Пол пещеры был устлан мягким мхом, который, помимо всего прочего, был теплым. Невероятно уютный уголок в обители вечного заточения! Кто же мог сделать подобное? Живое любопытство побороло усталость, и Артур привстал на своем травяном ложе. В маленькой пещерке, где он находился, сидели двое — его отец и пожилой щупленький старичок с седыми вьющимися волосами, которые доходили ему где-то до пояса. В скрюченных пальцах он перетирал неизвестный порошок и шепотом объяснял что-то Ирионусу. Благоухающие ароматы необычных пряных трав, которые, должно быть, произрастали где-то в пещерах, придавали этому месту некое сходство с гостеприимным домиком, где заботливая хозяйка варит и кипятит что-то весь день. — Что это за место? — проговорил Артур, с трудом ворочая языком, но собеседники даже не покосились в его сторону — настолько они были увлечены беседой друг с другом. Вдруг старик живо встал на ноги и протянул мальчику глиняную чашку, доверху наполненную какой-то серой жидкостью. — Пей! — приказал Ирионус, не объясняя, и Артур послушно опустошил чашу до последней капли. Вкус напитка был таким же противным, как и его цвет. Но при этом он удивительным образом подействовал на уставшего мальчика, который взбодрился настолько, что был готов проделать такой же путь по пещере, какой выпал на их долю с отцом. Теперь Артур смог заметить новые необычные детали, упущенные им ранее. Например, загадочный синеватый огонь поднимался с поверхности камней, но не дерево питало его, а какая-то странная жидкость, сочившаяся из трещин. Напротив огня располагались два туго набитых полотняных мешка, которым кто-то нарочито придал форму кресел. — Что с нами произошло? Где мы? — Наши жизни в данный момент вне опасности, — ответил его отец, — и благодарны мы должны быть вот этому человеку… Уже второй раз он спасает меня… Какая ирония! — конец фразы мальчик не понял совсем, но не стал переспрашивать, а решил подождать, пока ситуация разъяснится сама собой. Однако старик скромно молчал, с живым интересом поглядывая на Артура. — Он не любит говорить не по делу, — объяснил Ирионус. — Он всегда был деловым человеком. — Всегда был? Вы давно знакомы? — переспросил Артур, который все еще с трудом понимал, что происходит. — О да… Даже очень хорошо. Это человек, о котором я много рассказывал тебе, Артур. Однажды он помог единорогам и получил взамен дар, который… — Ирионус сбился, смутившись, но все-таки закончил фразу, — который он, увы, стал использовать в своих корыстных целях… Старичок виновато улыбнулся, и Артур с удивлением заметил, что у того слезятся глаза. — Все сказанное является абсолютно справедливым, однако же мне не хотелось бы представать в таком свете перед этим юным естествознателем… — тихо прошелестел он, скромно потупившись. — Вы… Вингардио? — произнес Артур, совсем уж невоспитанно таращась на благообразного старичка. В его голосе, помимо удивления, прозвучало также легкое разочарование. У мальчика в голове уже давно сложился его образ; он ожидал увидеть человека с волевыми глазами, громовым голосом и уверенным взглядом, который одним своим видом может заставить любое живое существо дрожать от страха. Однако этот симпатичный персонаж, походивший скорее на кабинетного ученого, озабоченного единственно проблемами разведения короедов, никак не вписывался в роль страшного и злого естествознателя. — Почему вы помогли нам? — спросил Артур первое, что пришло ему на ум. Вингардио с искренним удивлением посмотрел на мальчика, а затем перевел взгляд на Ирионуса. — Почему твой сын задал мне этот вопрос? Разве не вполне естественно — помочь ближнему, когда он в этом нуждается? Разве не к этим порывам всегда стремятся наши сердца? Ирионус смущенно кивнул и ответил: — Мне кажется, мы составили о тебе неверное мнение, друг мой. К сожалению, все это время мы очень плохо думали о твоей персоне. Вингардио поднял свою белоснежную голову, и в блеске его огромных черных, как сама тьма, глаз промелькнула гордость. Он, несомненно, преобразился в этот момент, оставив за спиной все свои безвозвратно ушедшие года, помолодел, и в, общем-то, Артур смог теперь увидеть в нем того, о ком рассказывал Ирионус. Однако спустя секунду, этот мимолетный порыв ушел, покинув сгорбленного старика, скорбно глядящего в черные своды пещеры. — Это неудивительно, — наконец подтвердил Вингардио после продолжительного молчания. — Я скверно поступил с тобой, мой дорогой ученик, и, наверное, не только с тобой. Я всегда был жутким гордецом, а это часто приводит к страшным последствиям. — Но значит, это не вы виноваты в том, что мы попали в пещеру? — недоумевая, спросил Артур, однако этот второй вопрос дался ему уже с куда большим трудом. Вингардио пожал плечами. — Почему вы полагаете, что кто-то обязательно должен быть в этом виноват? Когда нас настигает беда, мы всегда ищем виноватого, когда приходит скорбь, мы начинаем думать, что за всем этим стоит некий недоброжелатель. Но там, где есть виноватый, там есть вина, а вина — это всегда наличие ошибки. Я не думаю, что беды приходят по ошибке. Мне думается, они приходят в качестве возможностей переосмыслить свою жизнь и жизнь других… Тебе стало лучше? Артур кивнул головой. После странного исцеляющего напитка ему действительно полегчало. — Лекарство приготовил твой отец. Он всегда был чудным лекарем, одним из лучших, — с явным почтением проговорил Вингардио, глядя своими пронзительными черными глазами на Ирионуса. — Теперь, я думаю, надо подкрепиться. — С этими словами старик так быстро вскочил на ноги, что Артур только подивился его прыткости. Гостеприимный хозяин достал откуда-то куски свежего мяса и теперь практически жонглировал ими, обтирая со всех сторон солью. Не прошло и минуты, как мясо уже тушилось в грубом глиняном горшочке, прикрытом вместо крышки пахучим мхом. Артур инстинктивно придвинулся ближе к огню. Сейчас он смог еще отчетливее рассмотреть великого естествознателя — искусного обманщика своего века и в то же время… Благородного человека? Лицо этого пожилого мужчины было мужественным и внушало теперь даже некоторый трепет. Особенно на нем выделялись глаза — совершенно черные, без малейшей примеси иных цветов. Ничего лишнего не было в них, только разум и воля. Вингардио казался гордым и смиренным одновременно, добряком и злым гением, утешающимся и утешителем. Странный то был человек, неоднозначный, и, пожалуй, даже в какой-то степени страшный. Первое впечатление о неказистости старичка прошло, и Артур удивлялся этой неожиданной метаморфозе — будто на его глазах почтенный старец превратился наконец в того, о ком написано в легенде о естествознателях. Пока готовилось мясо, Вингардио налил всем в глиняные стаканы благоухающего тягучего напитка, который довольно приятно заполнял живот, избавляя от жгучего чувства голода. Затем Ирионус сказал Артуру: — Я был неправ насчет этого человека. Я неверно представил тебе его в своем рассказе. Он не причастен к гибели моей жены. — Мне очень больно было услышать твою историю, — серьезно сказал Вингардио. — Я искренне любил Иоанту, она была мне как дочь. Мне действительно жаль, что я пропустил столько всего, находясь здесь… — Но как вы попали в пещеру? — не удержался Артур. — Моя гордыня и жадность сгубили меня. Я не смог перенести поражения и получил взамен еще одно. Господа, полагаю, вам известно, что я лишился всей своей силы, которую мне даровали единороги? — Да, мы знали об этом… — кивнул головой Ирионус. — Но единороги сохранили мою память. Думаю, произошло это отнюдь не случайно. Теперь я всегда помню о том, чего лишился, и это долгое время мучило меня. Я буквально не мог жить нормальной жизнью, тоска сводила меня с ума. С другой стороны, я знал, что есть способ вернуть утраченное сокровище. У меня было тайное преимущество — я был не один. Иногда у нас спрашивают, есть ли у нас кто-то близкий настолько, что мы готовы ему доверить все, включая самое мерзкое, что только есть в нас? Нам всем нужен такой друг, и мы охотно допускаем его в свою жизнь, не думая о том, насколько мы сами достойны такого друга. Я знал, что раз сам вполне велик, то мне нужен кто-то, напротив, неприметный и скромный, чьи преданность и привязчивость будут единственными добродетелями. Что же, таким незначительным существом и был Арио Клинч. — Что? — невольно воскликнул Артур, сразу вспоминая летопись о естествознателях и подпись: «Арио Клинч, библиотекарь». — Вам знакомо это имя? — поинтересовался Вингардио, и юноша в знак согласия кивнул головой. — Что ж… Он был верным другом мне, но я, увы, могу смотреть на его благородные качества лишь через призму своей испорченности. Арио Клинч сопровождал меня везде, и когда в моей голове созрела мысль создать государство могущественных естествознателей, он поддержал эту идею. Я решил записать все знания, приобретенные от единорогов, в свитки, и он составлял их для меня. Сам же он не смог постичь науку естествознательства. Только один свиток представлял некую угрозу — это свиток забвения. Единороги никогда не применяли его, так как забвение противоречит идее о свободе выбора. Человек всегда волен выбирать свой путь, и ни один единорог не вправе на него воздействовать. Впрочем, свиток этот самоотменяющийся, то есть прочитав его еще раз, можно было вновь обрести утраченное. Знание о нем пришло ко мне вместе с другими знаниями единорогов. Я не хотел записывать его, ибо подсознательно я ощущал огромную опасность подобного свитка. Но страх потерять могущество был сильнее, и я все-таки решился запечатлеть его. Только один Арио Клинч знал, где он хранится. Только он следил за ним и был его полноправным господином, в то время как ему не удалось бы даже прочитать и воспроизвести хоть одно слово из него. Когда единороги все же решились на этот шаг и забрали у нас все знания, я запланировал вновь восстановить библиотеку. Я не помнил ни одного свитка, но мой верный друг, Арио Клинч, писец и хранитель, знал все наизусть, так как был весьма одаренным. Он отправился в Воронес восстанавливать библиотеку, и планировалось, что я прибуду туда через какое-то время за тем самым свитком. Мало кто знал об этой поездке, только самые верные мои приближенные. Чем ближе был день отъезда, тем сильнее была моя жажда поскорее овладеть былым могуществом. Я потерял покой и сон и в буквальном смысле приобрел вид живого мертвеца. Наконец наступил день долгожданного похода. Вот уже несколько дней я довольствовался лишь хлебом и водой, вследствие чего ужасная слабость поразила меня. Я с трудом держался на ногах и настолько обезумел, что, как мне сейчас кажется, потерял весь свой человеческий облик. Следуя по Нуменантскому тракту, мы въехали на территорию города Смериан, ранее принадлежавшего мне. Там тоже находилась библиотека, но она была сожжена, как и многие другие. При виде заброшенных и полуразрушенных домов мое сердце охватили настолько сильные скорбь и отчаяние, что мне захотелось броситься в серый пепел и стенать от мысли, что в давние времена здесь был один из прекраснейших и сильнейших оплотов, где жили и обучались достойнейшие естествознатели, каждого из которых я знал лично. Однако я заметил, что здание библиотеки все же сгорело не полностью. Казалось, что добрая его треть была даже не тронута огнем. Мы решили остановиться в этом городе на ночь, чтобы наши кони смогли передохнуть и набраться сил после долгого пути. Ночь спустилась на наш маленький лагерь, и в какой-то роковой момент мною овладело нетерпение и безумство такого рода, что я, почти не размышляя, бросился внутрь уцелевшей постройки с отчаянным желанием отыскать хоть какие-то крупицы былых знаний и могущества, что могли чудом уцелеть при пожаре. Это меня и погубило, как губит всякого человека нечестивая одержимость. Найдя какой-то обрывок пергамента на одной из уцелевших полок, я принялся судорожно читать его, искренне надеясь всем сердцем, что это один из свитков, который поможет мне вернуть хотя бы малую толику былых знаний. Но это оказалась коварная ловушка. Прочитав надпись, я оказался здесь, в пещере. — Так же, как и мы! — воскликнул Артур. — Это один и тот же человек отправил нас сюда! И он знал о том, что мы все ищем свиток. — А мне бы хотелось больше узнать про Арио Клинча… — задумчиво сказал Ирионус. — Что-то не дает мне покоя… Ты упомянул, мой друг, что он не мог прочитать свитки, но при этом был весьма одарен, как же это может быть? И как же он мог переписывать рукописи, при этом не вникая в их смысл? — Очень просто! — пожал плечами Вингардио. — Это неумел. При этих словах в пещере воцарилась такая тишина, что слышно было только негромкое потрескивание костра. Ирионус и Артур переглянулись. Да, они подумали об одном и том же. Это, верно, был тот самый неумел, который оказался в Воронесе тогда, когда туда прибыл Совет Четверых в надежде найти свиток раньше Вингардио. Он был там все время и притворялся, что ни на что не способен, в то время как сам восстановил все свитки библиотеки и спокойно дожидался приезда своего господина. Именно он крутился все время рядом с ними и подслушивал их разговоры. Именно он мог услышать, что Ирионус направляется в Делию к своей жене и сыну. Но все остальное было непонятным. Зачем убили Иоанту? Кто отправил Вингардио в пещеру? Наконец, кто покушался на жизнь Артура, и кто поместил их в это ужасное место, непригодное для жизни? — Я всегда думал… Я был уверен, что неумелы… Не способны обучиться нашему языку… — Наша беда в том, что мы порою, превознося свои собственные способности и добродетели, не можем увидеть их в окружающих. Самый слабый и ничтожный может быть первым среди первых. Думаю, невежество начинается с излишней гордости. Арио Клинч умел все, и лишь естествознательство было ему недоступно. Думаю, это связано с тем, что единороги дали силы именно человеку, а он таковым не являлся. Вот почему я мог доверить ему написание любых свитков, не боясь, что он использует их против меня. — Если Арио Клинч и восстановил последний свиток единорогов, который возвращает силу, то я не смог его обнаружить, хотя просмотрел в библиотеке каждый угол… Может быть, неумелу все-таки не стоило доверять, и он обманул нас всех? — воскликнул в сердцах Ирионус, глядя на горящий костер. Вингардио с грустью посмотрел на своего бывшего ученика. — Жаль, что ты не услышал меня. Я сказал, что он был мне истинным другом, а это значит то, что он бы скорее пожертвовал собой ради меня, но никогда не предал бы. Мы порою превратно понимаем такие понятия, как «дружба», «любовь»… Наше извращенное видение не позволяет нам придавать им правильный смысл. — Ты же сам говорил, что использовал его, — пожал плечами Ирионус. — Вначале так и было. Но в любом деле, если думать только о себе, ничего не получится. Если мы ищем друзей, чтобы нам не было одиноко и скучно, или с нами был кто-то, с кем мы поделимся своими сокровенными мечтами, интересами — дело обречено на провал. Потому что друг — не для «тебя». Напротив, «ты» — для друга. Но когда я это понял, я его уже потерял. А неумелы куда способнее в этих вопросах, чем люди. — Но зачем тогда он сжег мой дом? — почти с яростью выкрикнул Ирионус. Впрочем, эту фразу мужчина сказал скорее в сердцах, от избытка переполнявших его эмоций. Ведь было понятно, что в Делии на него напал вовсе не карлик, а человек, являвшийся естествознателем, который казался при этом куда более могущественным, нежели обычный ученик Вингардио. — Мы с тобой этого не знаем, — просто ответил бывший повелитель естествознателей. — Кстати, а зачем ты искал свиток, мой друг? — вдруг спросил он. — Чтобы… Чтобы уничтожить его. Или… Вернуть единорогам, — дрожащим голосом ответил профессор Каучук. Артур с удивлением посмотрел на своего отца. Ему почудилась неуверенность в его ответе. — Порою наши благочестивые цели настолько затмевают все остальное, что мы уже ничего не видим, кроме них. Это тоже может отвернуть от истинного пути. Ирионус неуверенно кивнул, соглашаясь. — Не печальтесь, — продолжил Вингардио. — Хоть это и грустное место, но все же не самое грустное из всех возможных. Тем более, что у вас есть шанс вернуться. — Что? — воскликнул Ирионус. — Как я и сказал. Господа, вы ведь уже познакомились с пещерой? Поистине великолепное творение единорогов… — Как нам выбраться отсюда? — поспешно спросил Ирионус, перебив своего бывшего наставника. — Обожди, друг моей юности, — криво усмехнулся Вингардио, обращаясь преимущественно к Артуру. — Эта пещера — искусственный резервуар, накрытый неким куполом. Она создавалась для единорогов — тех, кто отступил от светлого пути. Единорогам с преступными помыслами отсюда уже не выбраться, но, как правило, они к этому и не стремятся. Я уже давно знаю про эту пещеру. Мне понравилась ее идея, хоть поначалу я понимал ее по-иному. Я думал, что это некое подобие тюрьмы, куда можно посадить преступников, отделив их тем самым от всего общества. Но здесь смысл в другом. Единороги, оказавшиеся здесь, сами раз и навсегда отделили себя от других. Они попадали сюда не в наказание и не с целью исправления, как бывает у людей. Просто тьма не может находиться рядом со светом. Тьма всегда сама будет себя от него отделять. Когда я был снаружи, мне плохо понималась эта концепция, и потому я подумал, что смогу тут держать неугодных мне естествознателей. Предателей. Во время войны я многих отправлял в подобные пещеры, но люди, в отличие от единорогов, не хотели мириться с таким положением вещей. Они пытались найти выход. Объединившись однажды пред лицом смертельной опасности, они выбрали одно место и стали постепенно, совместными силами воздействовать на купол, истончая его. Конечно, их стараний было недостаточно… Осужденные пытались вырваться на свободу, но так и не смогли этого сделать. Они обустроили здесь пещерки, которые являлись для них временным домом. Но мало-помалу они гибли… А новые естествознатели больше не появлялись, так как единороги уничтожили саму возможность ими стать. Эти пещеры сохранились и здесь; благодаря счастливой случайности я нашел их. Те страдальцы оставили письмена на стенах — предсмертные записи, с которыми и у меня, в свою очередь, появился шанс ознакомиться. Ох, как я сетовал на свою судьбу, что уже не являюсь естествознателем… Может, я бы смог завершить начатое дело и пробить брешь в куполе? Но, увы, я растерял свою силу еще до того, как попал сюда. Так что я мог только взирать на надписи на стенах и мечтать, мечтать. Ну а теперь я рад — хоть кому-то пригодится мой рассказ.