— Не знаю. Я у себя был, супруга в приемную вышла. За сумочкой — мы домой собрались… а меня уж потом позвали. — Хорошо. Я приглашу сюда женщин? — Мне выйти? — Нет, побудьте… Вы понимаете, что существует вероятность того, что деньги… как бы это сказать… что деньги у Лидии Феликсовны? — Ну и хрен с ней, — спокойно ответил Цадкин, — надоела. Будет повод — выгоню, сучку… Или морду набью. Владимир Александрович встал и пошел за дамами. — Итак, милые женщины, — начал Виноградов, когда мадам Цадкина и Маша устроились поудобнее, — возможны два варианта развития событий. Первый: вы обыскиваете друг друга в присутствии господина Цадкина. Это процедура омерзительная, после нее вы не сможете смотреть друг другу в глаза… М-да… Кроме того, существует определенная проблема относительно Маши, ведь в отличии от Лидии Фе… — Тоже мне, проблема! — хохотнула супруга. — Что он, Машку голую не видел, что ли? Еще неизвестно, кого из нас чаще… Секретарша вскинулась было, но промолчала. — Есть и второй вариант — разойтись по-хорошему. Вас трое — дело, как я понял, семейное… — К черту! — не выдержала молчавшая до этого секретарша. — Я не брала, пусть обыскивает! Она с маху кинула на широкий полированный стол свое замшевое пальто и сумочку-саквояж. Затем начала, обрывая петли, расстегивать пуговицы на платье. — Ма-аша! — простонал Цадкин. — Плевать! — миниатюрная фигурка ее вдруг обмякла и затряслась в истерическом плаче. — Ты че, девка? — видно было, что супруга президента не на шутку опешила. — Ты чего? — Все. Хватит. — Виноградов посмотрел на Цадкина. — Или желаете продолжения? — Вы правы. Закончим. — Надо бы хоть сумочку осмотреть… для порядка, — голос невесть как очутившегося на пороге кабинета Валентина Сергеевича звучал корректно, но твердо. «Вот это профессионал, до мозга и костей, — с завистью подумал Виноградов. — Этому не научишься, это — дар Божий…» — Разумеется, — стараясь подражать старшему коллеге, он повернулся к Цадкину. — Андрей Леонидович? — Сами, сами… — брезгливо отстранился президент. Владимир Александрович вытянул из нервно сжатых рук Лидии Феликсовны сумочку. Открыл. Перебрал содержимое. Вернул обратно: — Прошу!.. Разрешите? Он придвинул к себе стоящий на столе саквояж. Щелкнул простеньким замком. Выложил довольно большой бумажный рулон — пачку туго свернутых и перетянутых аптечной резинкой листов. Вслед за ним — теплые зимние рейтузы… В саквояже почти ничего не осталось — разная женская мелочь, записная книжка, сигареты. Долларов не было. — Чисто! — объявил он с облегчением. — Да? — сказал, ни к кому не обращаясь, и, кажется, не слыша капитана, Валентин Сергеевич. — Может быть… Только сейчас Виноградов заметил, что внимание всех присутствующих сосредоточено на обнаруженных у секретарши бумагах. — Может быть… — повторил начальник отдела безопасности, тяжело переглянувшись со своим боссом. Цадкин протянул руку и взял уже освобожденные от резинки бумаги. Веером пролистнул их. Посмотрел на зареванную девицу: — Ну? Секретарша молча мотала головой. — Я слушаю… Виноградов не понимал, что происходит, поэтому счел за лучшее не вмешиваться. Некоторое время все сидели молча. Пауза затягивалась. — Н-не з-знаю… Н-не зна-аю… я не в-видела… — смогла наконец выдавить из себя Маша. — Ага. Само завелось, от сырости! — В глазах подпиравшего дверной косяк Бублика было столько радостной ненависти, что у Владимира Александровича засосало под ложечкой. — Быв-ает… — миролюбиво протянул Цадкин и внезапно, почти без замаха, хлестнул секретаршу по лицу: — Сука! Виноградов непроизвольно бросился между ними, но нужды в этом уже не было — Валентин Сергеевич вежливо, но жестко перехватил руку босса, оттеснил его от девицы. — Успокойтесь, Андрей Леонидович! — Чего тебе не хватало, ты?! — Андрей Леонидович! Может быть, отпустим капитана? — Валентин Сергеевич стоял так, чтобы не терять из поля зрения никого из присутствующих. — Да-да… конечно, — президент постепенно успокаивался. — Вы проводите его, пожалуйста! Начальник отдела безопасности сделал приглашающий жест, и Виноградов пошел за ним к выходу. — Я понимаю, коллега, у вас масса вопросов… Когда-нибудь я все объясню, — они стояли на лестничной площадке вдвоем. — А сейчас не берите в голову! Владимир Александрович повел плечами и пожал протянутую руку: — До свидания! — Всего доброго! Спасибо. — Саныч! Это ты? — донеслось снизу. Виноградов узнал голос лейтенанта Шахтина. — Я! — Смена пришла! Домой собираешься? — Иду! — бросил Владимир Александрович в гулкий полумрак лестничного пролета и направился вниз. Но так уж получилось, что в этот вечер напарник Виноградова ушел домой один. Стечение обстоятельств — судьба… Не пришел на дежурство один из сменщиков. В подобных случаях либо наскоро обзванивали сослуживцев, договариваясь о внеурочном выходе, либо оставался кто-нибудь из предыдущей смены. Как правило, Владимир Александрович старался халтурой не злоупотреблять, предпочитая ночи проводить дома, но на этот раз решил задержаться до утра. — Ты где спать будешь? — первым делом, заперев за ушедшим Шахтиным дверь, поинтересовался новый напарник Виноградова. Вопрос был не праздный — имелся выбор: либо на крохотном декоративном диванчике, что неудобно, либо на двух составленных креслах, что еще неудобнее. — На диване, — не преминул воспользоваться своим правом добровольца капитан. — Чаю попьешь? — Инспектор из отделения связи Мартыненко был человеком незлобливым и обстоятельным. Он уже разматывал белый шнур кипятильника, шуршал полиэтиленовыми пакетами с домашней снедью: — Водички бы… — Сейчас принесу! Виноградов ничего не имел против того, чтобы подняться до санузла. Внезапно он прислушался: по лестнице, нарастая, рассыпался перестук каблучков. В дверях возникла, распространяя цветочный запах дешевых французских духов, мадам Цадкина. Отставая на полкорпуса, за ней почтительно следовал Бублик. У выхода они поравнялись, и водитель щелкнул замком. — До свидания! — не оборачиваясь, бросила милиционерам Лидия Феликсовна, смело шагая в пургу, — путь ее был недолог, только до теплого салона «мерседеса». — Счастливо оставаться! — протянул руку подошедшему Виноградову Бублик. — Постой! — прощаясь, Владимир Александрович придержал его ладонь в своей. — А с долларами-то как? Нашли? — С долларами? — замерев, удивился водитель. Было видно, что он не притворяется, просто мысль о валюте не приходила ему в голову, точнее, как-то незаметно покинула ее, вытесненная другими, более насущными. — Черт его знает… Уже стоя рядом с машиной, Бублик обернулся к Виноградову и почти прокричал: — Слышь! Этот ваш… мент, он ведь на меня грешил. Да и ты тоже… Не так? — Воды-то наберешь, Саныч? — вывел капитана из размышления голос Мартыненко. — Или как? — Иду, иду… …Виноградов спускался по лестнице аккуратно, стараясь не оставлять мокрых следов: давным-давно треснувший керамический чайник безбожно протекал, несмотря на заплаты из синей изоленты. Чайник был общественный, сбрасываться на новый никому не хотелось, а лишнего в домах у сотрудников милиции по нынешним временам не было. Владимир Александрович остановился, подождал… Из-за обитой натуральной кожей двери не доносилось ни звука. Он преодолел еще один пролет и, зазевавшись, больно ударился плечом об острый угол электрощита. — Ч-чер-рт! — часть воды выплеснулась на лестницу и на брюки.