— Чего-то ты долго! — в открывшемся светлом прямоугольнике вырос силуэт Мартыненко. — Давай сюда. Он принял от Виноградова чайник и направился к розетке. Владимир Александрович же замешкался, стряхивая с брючины особо крупные капли, потом, неожиданно даже для самого себя, уперся одной ногой в перила, коленом другой — в стену рядом, подтянулся, уцепившись за край электрощита и быстро провел рукой по его металлической поверхности… — Вот! — Он стоял, рассматривая на свету безликий конверт из плотной коричневой бумаги, и нисколько не обманывался по поводу его содержимого. В конверте лежало двадцать зеленых полтинников — ровно тысяча долларов США. — Э-эй! Ты чего там? — отреагировал на шум Мартыненко. Видеть напарника он не мог, тем не менее Виноградов судорожно запихнул находку под форму. — Ничего… Кусочек каратэ, — он вошел в караулку, слегка щурясь от яркого света и отряхивая испачканное известкой колено. Мартыненко включил телевизор. Это было как нельзя кстати. Потягивая терпкий, круто заваренный чай и невидящими глазами уставившись в экран, Владимир Александрович пытался упорядочить впечатления прошедшего вечера. Вновь раздался топот с лестницы, и первым из полутьмы в холл вступил Андрей Леонидович. — До свидания. Счастливо оставаться! — Он попрощался с милиционерами за руку, ничем не выделив Виноградова. — Не холодно тут у вас? Ночью не мерзнете? — Да нет, теперь нормально, — кивнул Мартыненко головой в сторону мощного масляного радиатора, выделенного стараниями завхоза неделю назад. — Всего доброго! Вошел Валентин Сергеевич. Придерживая за локоть, он вел впереди себя Машу, бледную, со следами небрежно смытой косметики на лице. — Спокойной ночи, ребята! — кивнул он оставшимся, не выпуская из профессионального захвата руку секретарши. Пока Мартыненко возился с запором, Владимир Александрович пытался заглянуть Машке в глаза. Наконец ему это удалось — глаза были пустые и влажные. Тихо заурчав двигателем, «пятерка» Валентина Сергеевича исчезла в холодной вечерней темноте. — Наконец-то… Спать будем? — ослабив ремень с кобурой, потер затекшую спину ночной напарник Виноградова. — Попробуем, — отойдя от окна, ответил Владимир Александрович, но уверенности в его голосе не чувствовалось: за пазухой тихо шелестело без малого полмиллиона… 3 Спать одетым — это не сон. Тем не менее ночь, проведенная в полузабытьи, уходила. Уходила, оставляя после себя мутную тяжесть в голове, боль суставов и затекших мышц и отвратительный привкус во рту. Звонок застал Виноградова спускающимся из туалета. — Какого черта… — Мартыненко, растрепанный, с суточной щетиной, торопливо пихал непослушные ноги в расшнурованные ботинки. — Подожди, я сейчас! — Кто? — сняв пистолет с предохранителя, поинтересовался капитан. — Я, Цадкин! — Владимир Александрович узнал голос президента. Отпер дверь, отступил в сторону, не спеша засовывая ствол в кобуру. Рядом хмуро встал успевший привести себя в порядок Мартыненко. — Доброе утро! — Здравствуйте… Андрей Леонидович выглядел отвратительно — ненамного лучше сотрудников милиции. Виноградов впервые видел его таким — бледный, небритый, с ввалившимися глазами. Цадкин обернулся на звук отъезжающего «мерседеса», затем шагнул в относительное тепло холла. Капитан пропустил его, щелкнул замком… Обернувшись, он увидел, что Андрей Леонидович в нерешительности разглядывает его, взвешивая, казалось, что-то, неожиданно пришедшее в голову: — Вы… Пойдемте ко мне! — Хорошо, — покладисто кивнул Виноградов. Он всегда нюхом чуял неприятности, и сейчас был именно тот случай. — Побудешь? — повернулся он к напарнику. — Нет проблем, — оправил складки под ремнем Мартыненко. До кабинета шли молча. — Присаживайтесь! В офисе со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось — только пепельница была полна окурков, да немытые кофейные чашки громоздились на подоконнике. Обычно это все прибирала Машка. — Я подумал, вам это важно знать… Может коснуться… Хотя вряд ли, но… Владимир Александрович молчал. — Сегодня ночью Марья, моя секретарша… Она покончила с собой. — Постепенно Цадкин обретал уверенность в себе. — Мы высадили ее у дома, а в три часа позвонили родители: поужинала, пожаловалась на усталость, попросила не беспокоить… Случайно увидели — уже поздно, «скорая» констатировала смерть. Пыталась там что-то сделать… Но — поздно. — Снотворное? — Да какая-то гадость… — Записка? — Да. Родители отдали — я ведь там как родной был. — Цадкин невесело усмехнулся. — Вот. Он протянул Виноградову аккуратно вырванный из блокнота листок: «Я ни в чем не виновата». — Подписи нет… Это бывает, — возвращая записку, зачем-то сказал Владимир Александрович. — Я знаю ее почерк. Я вообще ее с детства знаю — Машкина мать работала вместе с моей женой. С первой… — Цадкин говорил, не обращаясь к собеседнику. Сам с собой. Для себя. — Да! Я с ней спал — но это не главное. Не главное! — президент был на грани истерики и уже не замечал Виноградова. — Выпейте чего-нибудь… Есть у вас? — Что? A-а… Да-да! — Цадкин встал и направился к одному из стеллажей, но по пути задел лежавшую на самом краешке секретарского стола книгу в затрепанном глянцевом переплете. Он автоматически нагнулся за ней, прочитав на случайно раскрывшейся странице: «Это что за волна? Это птицы летят… Это в небе погасла звезда!» — Надо же, японская поэзия… впрочем, наверное, это по программе — сейчас в университете черт-те что проходят. — Андрей Леонидович уже вполне овладел собой и, наливая в пузатые рюмки коньяк, чувствовал себя уверенно. — Валентин Сергеевич в курсе? — поинтересовался Виноградов. — Да. Там сейчас. Бублик за ним поехал, сюда привезет. — Андрей Леонидович… — Да? — Андрей Леонидович, Марья не брала валюту, — собственно, капитан сейчас делал то, что решил еще ночью. — Валюту?.. А почему вы так думаете? — Цадкин очень внимательно изучал собеседника, отставив пустую рюмку. Виноградов ожидал несколько иной реакции. — Почему? Почему… Вы доллары нашли? — Нет. — А где они, знаете? Цадкин молча смотрел на него, поэтому Владимир Александрович продолжил: — Вот! Ровно тысяча. Он выложил на стол перед президентом фирмы чуть помятый за ночь конверт: — А кто украл — хотите скажу? — они смотрели друг другу в глаза, и Виноградов стремительно терял самообладание. Выпитый коньяк внезапно отяжелил голову. — Или неинтересно? — Интересно. — Тогда скажу. Бесплатно! — Он уже почти не жалел о том, что сделал: — Все очень просто. Я нашел конверт на лестнице, на первом этаже, у самого холла — там такой щит электрораспределительный, высокий довольно, собака… Сверху, в глубине — так, что с моим ростом не дотянешься… Все уверяли, что офис никто не покидал, так? Нет оснований не верить. Но один-то — точно выходил! А? Не поняли? Валентин Сергеевич — он же за мной пешком спускался, ножками! А мог и по интеркому вызвать, а? — Продолжайте.