– Семь долларов, – девушка кивает и отсчитывает нужное количество купюр, а затем отдаёт их в руки женщине. – Спасибо, до свидания, – с лёгкой улыбкой прощается Элис, беря со стола две веточки и выходит из магазинчика. Девушка доходит до ближайшей остановки и садится на скамейку, изучая расписание автобусов. Через несколько минут подъезжает нужный автобус, и Элис залезает в него. Она садится на одиноко оставленное сиденье в самом конце автобуса и на колени кладёт цветы. Транспорт трогается с места и едет по курсу. Она вытаскивает из кармана телефон и проверяет сообщения во все соцсетях. Ноль сообщений, значит послушаем музыку. Элис втыкает наушники в уши и включает составленный ею плейлист. Песня The Weeknd «Love me to harder» совместная с Арианой Гранде начинает играть первые ноты, а потом вступает петь Ариана. Девушка прикрывает глаза и начинает наслаждаться этими секундами. Именно эта атмосфера ей нравилась, когда куда-то под закат на автобусе под любимую музыку. Нет ничего прекраснее. Не заметив, как автобус остановился у нужной остановки, Элис хватает в руки веточки и выходит из транспорта. Дым даёт ей поперхнуться. – Вонючка, блин, – пролепетала она под нос, когда откашливается. Элис давно не была в этом месте. Она медленно отходит от остановки и идёт по нужной тропинке, зная, куда ей надо. Около двух лет она не посещала это место и уже успела соскучиться по нему, как бы ни странно не звучало, по кладбищу. Сегодня Элис хотела проведать своего родного отца, спустя долгое время её отсутствия. Девушка доходит до знакомых ворот и медленно переходит границу, всё также осматривая и вспоминая место. На кладбище не было никого, только она и много невидимых душ, которые наверняка летают вокруг неё. От этой мысли она слегка поёжилась, но продолжила идти к могиле отца. Его могилу она нашла сразу, хотя раньше, когда они с мамой навещали папу, Элис всегда путала его могилу с могилой какой-то женщины и всегда спрашивала у мамы, почему на место папы теперь какая-то женщина. Элис садится на мягкую траву, не отрывая взгляда от чёрно-белого изображения на памятнике. Ниже изображения было подписано «Джон Рутиер» и его дата рождения и смерти, а ещё ниже «Был самым добрым отцом и мужем». Лицо мужчины на памятнике отдавало теплом, в его глазах впрямь и виднелись эти счастливые искры, а его улыбка всегда была доброй. Джон никогда не был злым, а если был, то очень редко. Он никогда не срывался на Карен и Элис, конечно, один раз, но потом он долго извинялся перед девочками за случившееся, когда те его простили много раз. Элис разом нахлынули воспоминания из детства вместе с папой, перечислить их было невозможно. Девушка вздыхает и кладёт у памятника две веточки красивых и ароматных красных роз. В кой момент она чувствовала свою вину перед ним, что не навещала его. – Папа, с днём рождения, – её слова смешиваются с гулом ветра, но она не придала этому значения, ведь знает, что папа всегда её слушает. Вздох, и она продолжает. – Прости, что я долго не навещала тебя. У меня сейчас всё сложно: подача документов, поступление… Ну, ты всё знаешь. Мысленно она представила, как он ответил ей, тем самым родным тоном: – Не раскаивайся, дочка, я прекрасно понимаю тебя. Ты у меня большая молодец. Элис отводит глаза в сторону, прогоняя слёзы, но оно сами потекли по щекам. – У мамы недавно была остановка сердца. Я за неё волновалась, не спала целыми днями напролёт, не ела нормально, только и думала о ней, проснётся ли она, – жалуется Элис. – А она даже… даже не спросила, как я себя чувствовала в то время, когда осталась одна, совсем одна… Всё, чем она поинтересовалась у меня, как у меня учёба и всё! – последнее слово она выделяет душераздирающим криком. Она зарывается носом в колени и начинает больно выть от моральной боли. – Мне так не хватает тебя, папа. Без тебя – всё не так! Но в ответ лишь был тихий ветерок, который заставлял траву слегка шелестеть в загробной тишине. Деревья разговаривали своими зелёными яркими листьями, а птички пели красивые мелодии. Жаль, что не на человеческом. Элис наслаждалась этими природными звуками, чувствовалось в этом что-то душевное и волшебное. Она поднимает лицо с колен и осматривается по сторонам. До сих пор никого нет. – Знаешь, пап, у меня появились сомнения в профессии, – честно отвечает девушка и подгибает под себя ноги. – Я то ли хочу быть хирургом, то ли полицейским, каким-нибудь, детективом, не знаю, что-то в этом роде. Проблема в том, как сказать маме об этом? Она же не одобрит мой внезапный выбор, да и я сама не знаю, чего хочу. Элис вновь проходится мокрыми глазами по изображению на памятнике. Ни один мускул не вздрогнул у мужчины, что и следовало ожидать. – Да-а. Ты, наверное, в шоке, – усмехается Элис. – И я в шоке. Тут она вспоминает, что ещё не проверяла заявку на поступление в государственный институт и сразу достаёт телефон из кармана. – Давай сделаем так: если меня не примут, я остановлюсь на хирурге, а если наоборот, то… стану детективом? – девушка хмурит брови и смеётся своим же словам. – Представь себе, детектив Элис Рутиер! В поисковике браузера она печатает ключевые слова и нажимает на первую ссылку, куда её переносит на новую страницу. На сайте вставлена фотография государственного института, немного об его истории создания. Элис перечитывала эти предложения много раз, поэтому она пропускает их и сразу нажимает на «подача документов». Внутри началось волнение, руки стали трястись. – Один клик и мы узнаем мою судьбу. Ты готов, папа? – она смотрит на изображение, где Джон продолжал тепло улыбаться. Элис сочла за «да» и наконец, переходит на свою заявку. Девушка закрывает глаза и, готовясь к чему-то или худшему, или лучшему, распахивает их и со страхом заглядывает в экран телефона. «Уважаемая Элис! Комитет одобрил ваше заявление о приёме в Нью-Йоркскую академию полиции «NYPD» в 2021-2022 учебном году, который начинается 1 сентября 2021 г.» – О боже мой! Я поступила! Я поступила, папа! – Элис вскрикивает и показывает экран телефона изображённому мужчине, на месте подпрыгивая от радости, чуть ли не взлетая на небо. – Я не думала что поступлю! Как же я счастлива! А-а-а! Всего лишь какие-то слова о зачислении могут осчастливить человека за полсекунды. Теперь Элис понимала, каково это. Она не хотела, чтобы этот день не заканчивался, а хотелось продолжить разговаривать с папой обо всём на свете и радоваться вместе с ним о поступлении. – Не знаю как ты, но я рада, – стеснительным тоном воркует Элис, когда успокаивает свой внутренний гул. – Неожиданно, – добавляет уже без эмоций. Сейчас она задумалась, а правильно ли она поступила? Что же скажет мама об этом? Папа действительно рад за дочку, или на стороне мамы? Все учебные года она упорно заучивала термины по биологии и протекающие реакции по химии, а потом резко поменять своё положение. Элис кусает свои губы и громко вздыхает. – Я это сделала не для того, чтобы не идти на хирурга. Нет, ты был блестящим хирургом, и я тоже мечтала о таком будущем, – девушка опускает голову вниз. Она стеснялась заглянуть в те самые добрые глаза папы, вдруг они стали злыми? А те самые искры исчезали и появились чёртики. А эта добрая улыбка преобразилась в недовольную ухмылку. Но Элис решилась гордо поднять голову и оправдаться: – Я хочу поймать того, кто тебя убил, папа, – в её глазах появилась злость, жестокость за содеянное, а слова были произнесены не её обычным тоном. – Ты меня слышишь? Я найду этого сукина сына. Глава 21. Не быть тебе полицейским, Элис. Элис возвращалась домой на автобусе. В салоне никого не было, кроме неё и водителя автобуса. В этом Элис находила спокойствие, что никого нет рядом и можно расслабиться, но и при этом чувствовала тревогу, что водитель автобуса заедет в первый лес и привяжет её там к дереву в самой глубине леса, возможно, вдобавок, ещё успеет возвратиться над ней. Элис старалась отмести эти тревожные мысли в сторону, так как ей надо было ехать ещё пять минут. Её остановка находилась почти в самом конце улицы, где она и живёт. Она заметила, что её нога сама по себе отбивала ритм музыке, звучащая в её наушниках. Даже в этом действии она заметила, что всё равно нервничает и сразу перестаёт стучать ногой. А вдруг она могла этим разозлить водителя, и он бы точно привязал её к дереву? Элис задумывается о предстоящем диалоге с мамой о своём неожиданном смены решения насчёт своего будущего. Какова же будет реакция мамы, а также и Томаса? Мама нанесёт несколько ударов кухонным ножом по животу или же закопает заживо в гробу? А вдруг к этому всему присоединится и Томас? Не стоит говорить ей об этом, когда мама будет готовить ужин, нарезая овощи громадным ножом, ведь в такие моменты женщины становятся опасными людьми, на несколько минут, конечно. Но разозлить женщину с ножом в руке – нет, не стоит. Было два варианта: либо мама ещё находится на работе и навёрстывает свои пропущенные дни в период больничного или она снова пришла домой раньше из-за очередной головной боли? Элис надеется на первое. Хотя, рано или поздно стоит рассказать своей семье о том, что она не смогла поступить на хирурга. Элис прикрывает веки от множества вопросов, что она будет делать, если что-то пойдёт не такой. Весь этот месяц она будто не своя: неуверенная и запутанная в каждых своих действиях. Она уже боится сказать лишнее слово при маме, лишь бы её не завести вновь на спор или опять ляжет в больницу с инфарктом, но на этот раз уже с летальным исходом. Элис тяжело выдыхает и скатывается по спинке кресла, заставляя себя расслабиться. – Всё хорошо, Элис. Всё хорошо… – шепчет себе под нос она и приоткрывает глаза в тот момент, когда автобус уже стоял на её остановке. Элис, как последний пассажир на сегодняшний вечер, благодарит мужчину и прощается с ним, быстро спускаясь по лестницам. Вот и закончились последние минуты времяпрепровождения наведение с собой в тихой обстановке, которыми она, конечно, не успела насладиться. Элис втыкает ключи в замок и поворачивает их по часовой стрелке, но ключи не идут. Значит, мама дома. Теперь она стала стучаться в дверь. Ждать долго не пришлось, послышались шаги по ту сторону, а затем щелчки в замке и дверь была открыта. – Привет, – тепло улыбается Томас и впускает сестру домой, закрывая за ней дверь. – Привет, – с такой же теплотой приветствует девушка и у порога скидывает с себя кроссовки. – Ты сегодня как-то рано. – Да короткий день был, – отвечает Томас, смотря куда-то в сторону, демонстрируя свой идеальный профиль лица. – А что, ты не рада? – он делает невинное лицо. – Почему? Просто спросила. – Выгоняешь меня? – он скрещивает руки на груди и слегка хмурится, придавая себе вид грозного мужчины. – Скорее, это вы меня с мамой выгоняете, – усмехается девушка, скрестив руки на груди, делая слегка гордое лицо. – Да-а-а? – удивлённо тянет Томас. – А мы думали ты сама рвёшься в другой город. – Как же ты заколебал, а! – с сарказмом произносит Элис и ударяет брата кулаком по животу, на что тот машинально успевает схватить маленькое запястье сестры и отвести его в сторону. Девушка фыркает и идёт на кухню, откуда доносился запах еды. На кухне Карен во всю погрузила себя в процесс готовки ужина. Элис подходит ближе, чтобы рассмотреть еду, которая внешне была в два раза аппетитнее, чем её слипшиеся макароны на сковородке. У девушки пошли слюни при виде такой вкуснятины. Карен замечает дочь, которая только успевала пускать слюнки, и улыбается краешком губ. Девушка замечает, что по виду, к её удивлению, мама пребывала в хорошем настроении, буквально ярко сияла, что слегка насторожило Элис. Она, конечно, очень рада за маму, что теперь её кто-то или что-то делает её счастливой, что почти готова взорваться от счастья. – Ещё пять минут и будем кушать, – внезапно говорит Элис, когда навела возиться по кухне женщина. Сильно голодна? – интересуется Карен, быстро кинув взгляд на дочь, на что Элис одобрительно кивает. – Голодная, как волк, – отвечает Элис, немного погрузившись в свои мысли. Осознав, что она стояла в ступоре около пяти минут, встряхивает головой и вновь обращает внимание на женщину: – Тебе, может быть, чем-нибудь помочь? – девушка трогается с места и рассматривает кухню, чем она могла бы помочь. – Я уже всё, – улыбается Карен дочери и вымывает руки под водой. Элис медленно кивает и вновь осматривает кухню. Через доли секунды она сразу замечает почти накрытый стол, на котором отсутствует тарелки с приборами. – А тарелки? А приборы? – удивляется Элис и сразу достаёт с полки нужную посуду. – Это была проверка на внимательность и ты её успешно прошла, – смеётся Карен. – Тома-а-ас! Пошли ужина-ать! – громким голосом зовёт Карен сына, который через минуту уже сидел за столом, как верная и покорная собака. – Ты тоже сегодня как-то рановато, – мягко улыбается Элис, когда отрезает ножом от котлеты маленький кусочек и застывает его в рот. Карен улыбается точно также и делает точно такие же действия. – Да голова сильно разболелась, отпустили домой, а то вдруг опять упаду с инфарктом. Все теперь меня боятся, – смеётся Карен и закидывает в рот следующий кусочек. – Сейчас болит? Выпила таблетки? – Да-а, уже лучше, – протягивает женщина, отводя глаза в сторону как засмущавшийся ребёнок. – Ма-ам, она, похоже, нас выгоняет, – встревает в разговор Томас, смотря на Элис округлёнными серыми глазами. – Чего?! – злится Элис. – Сейчас тебя точно прогоню, – и угрожающе показывает ему показывает маленький кулак, с чего Томас мило усмехается. – Не быть тебе полицейским, Элис, – усмехается Томас и закидывает в рот картошку. С лица Элис медленно сползает улыбка. Что он только что сказал, полицейский? Нет, ей не показалось. Она же точно никому не говорила про поступление в академию полиции, кроме покинувшего мир папы. Будто он под вечер воскрес и разболтал им всё, что слышал, прикидываясь, что он навсегда усопший, а сейчас мама и брат притворяются, что будто ничего не знают. Или у неё голова идёт кругом? Если разговор начал перетекать на тему полиции, то, может, стоит рассказать об этом сейчас? А может после ужина? Но все после еды разойдутся по комнатам и начнут заниматься своими делами, а скорее всего, все лягут спать. А может вообще не сегодня говорить об этом? Элис обводит взглядом всех, кто сидел за столом, даже на Тимми она обратила внимание, который облизывался после очередного на обед сухого корма. Мама и брат выглядели возбуждёнными, будто пребывали в хорошем настроении. Элис оценивает обстановку в комнате и понимает, что их редкое хорошее настроение она не хочет портить. Её всегда затрудняло рассказывать плохую новость своим близким. Она с детства мыслила: если рассказать плохую новость при присутствии хорошего настроение, то единственный прекрасный день из хмурых дней вновь обернётся в хмурый, только в разы хуже; или стоит рассказывать, когда человек в плохом настроении, но исход событий будет хуже. Всё же, ни один из вариантов Элис не радовал, приходилось подлавливать нужный момент и раскаиваться перед близкими, надеясь на самое лучшее. Девушка решает что, если тема зайдёт насчёт учёбы, а эта тема по любому будет, потому что это любимая тема разговоров для Карен, то Элис всё-таки расскажет об этом маме и брату. Чем раньше, тем лучше. – Элис! О чём задумалась? – вынимает из мыслей Томас своих басистым голосом и машет рукой перед лицом сестры, чтобы та вернулась в настоящее время. – Что? А, да я так, ничего, – бросает Элис, встряхивая голову, и накладывает из общей тарелки с едой ещё одну порцию себе в тарелку. – Ты ела сегодня что-нибудь? – спрашивает Карен, наблюдая, как дочь накладывает себе, довольно, не маленькую порцию для миниатюрной девушки.