– Ты не должна смущаться. Мне понравилось… то, что я увидел. Или что, мне кажется, я увидел… – Мне от этого не легче! – кричит Роу от своей двери, распахивает ее и быстро захлопывает за собой. Хлопаю себя по лбу. Когда я, черт возьми, превратился в такого сопляка? Я возвращаюсь к себе в комнату. Тай смотрит спортивный канал и прогоняет меня рукой, когда я останавливаюсь возле телевизора, закрывая ему экран. – Сработал грандиозный план? – без особого интереса спрашивает брат, увлеченный транслируемыми по телевизору основными моментами с матчей «Новых Орлеанских Святых» за прошлую неделю. – Ну как тебе сказать… Минут десять я бесстыдно таращился на ее грудь, а потом она поняла, что я извращенец, и убежала. Я падаю на постель и закрываю глаза подушкой. – По мне, так это прогресс. Зачетные сиськи? Приподнявшись, несколько секунд прожигаю Тая взглядом, подумывая, чем бы запустить в него за тупой вопрос, но потом осознаю, что сам ничем не лучше его. – Ага. Фантастические, – отвечаю, опустившись на постель и еще сильнее зарываясь лицом в подушку. Следующие полчаса я ныряю и выныриваю из дремы под звуки спортивного канала и уже почти готов сдаться и уснуть, покончив с паршивеньким днем, когда меня выдергивает из дремы вибрация телефона. Я стаскиваю с лица подушку. Ослепленный светом в комнате, какое-то время бестолково гляжу в мобильный, не видя ничего на экране. Потом глаза привыкают, и я вижу, что мне на «Фейсбук» пришло сообщение от Роу. Это мигом встряхивает меня. Я сажусь, прижавшись спиной к стене, и открываю нашу переписку. «Привет, Джош». Черт! Это не мне. Я опускаю телефон и выключаю экран. Отодвигаюсь на кровати подальше, уходя из поля зрения Тая, и раз за разом провожу рукой по волосам, пытаясь разобраться в случившемся. Роу пишет ему. Это… нехорошо. Роу посылает сообщения своему бывшему парню, мозг которого, насколько я понял, практически мертв. Я только что назвал его про себя «бывшим», но это неправда. Он и сейчас ее парень. По крайней мере, он помнит их именно парой – если вообще помнит. Вот дерьмо! – Скоро вернусь. Хватаю мобильный, сую ноги в кроссовки и иду к двери. Тай что-то говорит, но мне не до него. Я направляюсь к лестнице и почти сбегаю по ней на первый этаж. Выхожу на улицу, перехожу на легкий бег, а потом ускоряюсь. До бейсбольного поля я мчу во весь дух. Инвентарь еще не убран. Прожекторы выключены, но я могу разобрать дорогу. Войдя через боковую калитку, проскальзываю на закрытую площадку с тренировочными кабинками. Здесь остались биты после дневной тренировки. Сейчас тут нельзя находиться, но, мать вашу, мне это необходимо! Я включаю пушку для мячей. Несколько секунд она раскачивается, набирая скорость. Здесь темно, хоть глаз выколи, но через пару-тройку минут я привыкну. Я вынимаю из кармана мобильный и смотрю на фотографию и имя Роу. Знаю, я не должен читать ее сообщение. Я должен просто удалить его или, не читая, написать ей о том, что она отослала сообщение другому. Другому. Черт! В этом-то и проблема. Всегда будет кто-то другой. Я беру деревянную биту – для более острых ощущений. Иногда я разогреваюсь перед игрой с деревянной битой, так как после легче размахивать металлической. Но сегодня от дерева хочется боли и стресса – хочется вытащить эти чувства из сердца и прогнать их к ладоням. Тресь! Вибрация приносит адскую боль, и я отступаю, давая двум мячам вмазать по твердому пластику. Глаза начинают привыкать к темноте, и следующие три мяча я отбиваю жестче и яростнее, чем обычно, словно наказывая их за терзающие меня чувства. Летит еще один мяч, и я промахиваюсь. – Гребаная машина! – В бешенстве швыряю биту в металлическую сетку и бью ладонью по кнопке аварийного отключения. Двигатель пушки замедляется и затихает. Теперь слышны лишь мое рваное дыхание и сверчки в траве. Я прижимаю мобильный к коленям и съезжаю спиной по рабице. Приземлившись, поднимаю земляную пыль. Отряхиваю ее с джинсов и тихо смеюсь над своими тщетными попытками. Я только что сражался со старой бейсбольной пушкой, а теперь еще и вымазался. Включив экран мобильного, медлю, занеся большой палец над аватаркой Роу. У меня даже нет ее номера. Я никогда не просил дать его мне, но и она сама не предлагала. Единственный способ связаться с ней – «Фейсбук». Это помимо возможности выловить Роу в ее комнате. Причем ни то ни другое не является ее собственным выбором. Это я нашел ее на «Фейсбуке». И хоть небеса и подарили мне шанс, разместив нас на одном этаже общежития, но ни разу – ни разу! – Роу не пришла ко мне сама. Не выдержав, начинаю читать присланное сообщение, и читаю его со злостью в сердце. Я злюсь не на Роу, а на себя – за то, что влюбился в нее. Влюбился в девушку, которая не может позволить себе быть любимой мной. «Привет, Джош. Я не писала тебе неделю, поэтому есть чем поделиться. Я рассказала о тебе еще двум людям: своим соседкам по комнате, Кэсс и Пейдж. Знаю-знаю… Я ошибалась насчет Пейдж. За всей своей фальшивой внешней шелухой она оказалась довольно мила. Я вообще во многом ошибалась. Думала, что не справлюсь без тебя. Но прошел месяц, а я не хочу возвращаться домой, Джош. Пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я скучаю по родителям, и часть меня хочет снова заползти в кокон, в котором я жила два года, в котором пряталась от мира, потому что в нем больше нет тебя. Есть причина, по которой, навещая твоих родителей, я никогда не захожу в твою комнату. Сначала думала, что просто не могу этого сделать: мне будет больно видеть тебя неспособным двигаться и говорить. Но сейчас я думаю иначе. Я не навещаю тебя, потому что я – эгоистка. Я эгоистка, Джош. Это ужасает меня, но так и есть. Я хочу забыть о тебе. Хочу помнить тебя таким, каким ты был за мгновения до того, как тот человек ворвался в наши жизни с оружием. Я не хочу помнить тебя другим. Не хочу знать, как ты выглядишь сейчас, поскольку уже не избавлюсь от этой картинки в голове и буду чувствовать себя виноватой за то, что живу. И я хочу расстаться с тобой. Я черства и бездушна, раз пишу тебе такое, но, боже мой, Джош, я хочу расстаться. Чем дольше я думаю об этом, тем больше понимаю, что, возможно, к этому моменту мы бы с тобой уже расстались. Каким бы замечательным ты ни был, мы тогда были слишком юны, и повзрослевшая я жажду жизненных впечатлений. Тут есть один парень. Все мои мысли только о нем. И, Джош, я хочу любить его. Я так близка к тому, чтобы уступить. Мне кажется, что, если бы я могла отпустить тебя, он бы полюбил меня в ответ. Но я не могу. Ведь ты всегда здесь… на моем жизненном пути. Наверное, я просто злюсь. Прости, что вываливаю на тебя все это сегодня. Но ты же все равно не ответишь и не прочитаешь мои сообщения. Я больше не буду тебе писать. Не потому что не люблю – я всегда тебя буду любить. А потому что отпускаю тебя. Я отпускаю тебя, Джош. Пожалуйста… пожалуйста, отпусти и ты меня». В какой-то момент при прочтении мои глаза увлажняются. С ресниц соскальзывает слеза. Пусть. Я дважды перечитываю сообщение, а потом удаляю его, зная, что меня будет тянуть прочитать его снова и Роу может меня на этом поймать. Возможно, потом она осознает свою ошибку, но сам я об этом никогда не заговорю. Написанное было личным – на самом деле не предназначенным даже Джошу. Для меня же оно как пощечина, в которой я и нуждался. Не давая себе времени опомниться – не давая разуму возобладать над чувствами, – я несусь с бейсбольных полей в общежитие. Взбегаю на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки, и, даже не пытаясь быть тихим, барабаню в дверь Роу. Снизу пробивается свет, значит, я никого не разбужу. Когда на полоску света падает тень, я делаю глубокий вдох. – Нейт, все нормально. Я не настолько смущена. Но если ты будешь напоминать мне об этом… – Роу говорит через дверь и явно смотрит на меня в глазок. Я упираюсь руками в косяк по обе стороны от двери и прижимаюсь лбом к дереву. – Просто открой эту чертову дверь, Роу, – прошу, не в силах держать в себе бурю чувств. – Нейт, я завтра уезжаю. Давай поговорим, когда я вернусь. – Роу, клянусь богом, если ты не откроешь дверь, я ее вынесу. – Своими словами я, скорее всего, пугаю ее, и мне это не нравится. Но нужно действовать – нельзя позволить ей прятаться, не сейчас. Услышав щелчок замка, хватаю дверную ручку, поворачиваю ее и распахиваю дверь, не давая Роу времени среагировать, а себе – передумать. На Роу сухая футболка, но те же хлопковые шорты. Распущенные волосы еще влажные. Когда я врываюсь в ее комнату, глаза Роу расширяются и она мелкими шажками пятится назад. Я охватываю взглядом пространство, убеждаясь в том, что она тут одна. Меня бы присутствие Кэсс не остановило. Чего не могу сказать о Роу. Я мигом сокращаю между нами дистанцию и, не оставляя Роу времени на протесты, запускаю руки в ее влажные волосы, приподнимаю лицо к себе и впиваюсь в губы поцелуем. Задрожав, она слабо упирается в мою грудь ладонями, а потом и вовсе прекращает сопротивление. Обхватив губами верхнюю губу Роу, я ласкаю ее язык своим, и когда она отвечает на ласку, еще крепче прижимаю к себе. Она стискивает ткань футболки на моей спине, словно борется с самой собой, а затем сдается, уступает мне. Ее пальцы разжимаются, ладони перемещаются с моей спины на грудь и, пройдясь по плечам, забираются в мои волосы. Сделав несколько шагов вперед, прижимаю Роу спиной к стене, руки тоже прижимаю к стене и покрываю поцелуями ее подбородок и шею. Я не хочу торопиться, но мне нужно, чтобы она ощутила меня, почувствовала все, что чувствую я. Знаю, я не должен был читать сообщение, предназначенное не мне, но рад, что прочитал. Благодаря этому я понял, что дверца в сердце Роу хоть немного, но приоткрыта. А теперь нужно обязательно войти в нее, просочиться внутрь. Иначе Роу будет продолжать отталкивать меня. Я вжимаюсь в Роу всем телом, остро чувствуя ее желание. Пробегаюсь пальцами по ее ключицам и шее, скольжу подушечками вниз и касаюсь затвердевших сосков. Роу стонет, и я чуть не теряю самообладание, а ведь хотел остановиться сегодня на поцелуях. – Где Кэсс? – тяжело выдыхаю в ухо Роу. – Гуляет. С Пейдж. – Она учащенно дышит, впиваясь пальцами в мои плечи, прислонив свой лоб к моему и зажмурившись. – Посмотри на меня. – Мне нужно знать, что она чувствует то же, что и я. Не хочу ее ни к чему принуждать. Хочу, чтобы она хотела быть со мной, запомнила то, что между нами произошло, и чтобы мысли об этом сводили ее с ума, пока она сама не придет ко мне. Я хочу, чтобы она хотела большего – большего со мной. – Я подожду тебя, – обещаю ей, и у нее сбивается дыхание, а на глазах выступают слезы. – Ты слышишь меня? Роу еле заметно кивает. – Подожду столько, сколько нужно. Хоть вечность. Я буду ждать тебя вечность, хорошо? – Все мои низменные и мужские инстинкты кричат запереть дверь, сорвать с Роу одежду, обласкать языком и руками каждый дюйм ее тела, пока я не растворюсь в ней целиком и полностью, но… просить сейчас чего-то большего будет верхом эгоизма. Хватит того, что Роу считает себя жуткой эгоисткой. Поэтому я подожду ее, как и пообещал. Я снова целую ее – на этот раз неспешно и нежно, поглаживая большими пальцами щеки, ловя дрожь ее губ. Потом отступаю, беру лежащий на столе мобильный Роу, вбиваю в контакты свой номер и кладу телефон в ее руку. – Напиши мне, когда приземлишься… чтобы я знал, что ты в порядке. – Я сжимаю ее ладони и целую костяшки на пальцах. После чего ухожу к себе. * * * – Разгреб свое дерьмо? – спрашивает Тай, когда я вхожу в комнату. Он сидит за столом, спиной ко мне, и при включенной лампе листает полный заметок желтый блокнот. – Похоже, что да. Я в душ. Скоро вернусь. – Я беру чистые штаны и футболку с рукавами, в которой Роу спала в моих объятиях. Выйдя в коридор, останавливаюсь и смотрю на дверь комнаты Роу. Из-под нее по-прежнему просачивается полоска света. Надеюсь, Роу сегодня поспит. Если же ее будет мучить бессонница, то, надеюсь, не из-за сожалений. Я тихо – стараясь не издать ни звука, чтобы Роу не выглянула в коридор, – дохожу до ее двери и вешаю на дверную ручку свою футболку. Затем бесшумно отступаю. Убедившись, что Роу не слышала меня, глубоко вздыхаю и иду в душевые. Получасовой прохладный душ наконец охлаждает мой пыл. Я выключаю воду, вытираюсь, натягиваю штаны и направляюсь в свою комнату. По пути останавливаюсь посмотреть на дверь Роу. Футболки нет. 17. Роу Нейт был прав. Я запомнила слова песни Sweet Caroline уже к третьему прослушиванию. Перед взлетом я беззвучно подпевала, и сидящий рядом парень, подловив меня на этом, подхватил в середине: «Ла-ла-ла». Это рассмешило меня, и не успела я оглянуться, как мы взмыли над облаками. Летать я не люблю, но с заряженным айподом как-нибудь переживу полет. Правда, предпочла бы лететь без пересадок: родители выиграли на моем билете в деньгах, но мне пришлось целых два часа сидеть у выхода на посадку в Денвере. Дома я чувствовала себя странно. Меня не было всего месяц, а казалось, будто многое изменилось. Возможно, изменилась я сама. Мама действительно дождалась меня поздно вечером, и, усевшись втроем за кухонным столом, мы лакомились яблочным пирогом, который она купила в «Крафт-маркете». В своей постели я тоже чувствовала себя странно. Перед отъездом в Макконнелл я думала, что мне никогда не будет комфортно на чужом матрасе, в чужом городе, с соседкой по комнате. Я ошибалась. И теперь думаю, что мне намного лучше спалось с Кэсс, похрапывающей в нескольких футах от меня, чем тут, за дверью своей собственной спальни.