Я скажу ему о нас, Кир. Обещаю. Анна Бурцева. Это самое прекрасное утро, о котором я только могла мечтать. Моя голова покоится на голой груди Кира. Одна моя нога сплелась с его ногой, а другая закинута на его торс так, что его рука покоится на голом участке моей попы. Он горячий, как чайник, который только что закипел. И нет, он не в стадии возбуждения. Он спит. Крепким и безмятежным сном. Я впервые так близко его рассматриваю. Могу увидеть каждую родинку, каждый миллиметр его тела. Он такой, что даже не верится, что мой. По-настоящему мой. Мой. Аккуратно убираю ногу и переворачиваюсь на живот. Поднимаюсь на локтях и просто наблюдаю за ним. Его ресницы подрагивают. Провожу ноготком от линии виска к пульсирующей жилке на шее. Кадык дергается. Он сглатывает. Пульс начинает набирать обороты и издает характерный звук на его часах. Только внимания не обращаем. Так же лежим. Я иду дальше. Пробегаюсь по жестким волоскам на груди и спускающимся тонкой дорожкой к лобку. Дохожу до линии боксеров. Сама начинаю волноваться. Помню, что было ночью. Хоть я и осталась девственницей, но такое не забыть. Я рада, что Кир смог открыться мне. Это важно. Хоть и меня это вводило в жуткое смущение, но интереса вызывало больше. Его упругий половой орган был в моих руках. Я его чувствовала. Чувствовала его пульсацию. Чувствовала, как он отзывается на мои прикосновения. На мои действия. А главное то, что мне не было противно. Мне понравилось доставлять ему удовольствие самой. Пусть я многого не знаю, но главное – это эмоции и чувства. Провожу пальцами вдоль резинки его боксеров, чуть задевая темные волоски. Вокруг пупка и возвращаюсь обратно. Наклоняюсь и целую в шею. Дорожкой веду до мочки уха. Захватываю её в плен, слегка кусаю и следом целую. Чувствую себя хулиганкой. – Я знаю, что ты не спишь. – смущенно выдаю ему в ухо. Он открывает глаза. – Доброе утро! – потягиваясь, прижимает к себе и, перекатывая меня на спину, наваливается сверху. Целует. – Доброе, – уже отрывисто шепчу. – Если мы продолжим в том же духе, то опоздаем в академию. – Неплохой план, – ухмыляясь, говорит Кир. – Я бы не против проваляться с тобой весь день в кровати. – Но сегодня защита проекта по методологии, и мне точно нужно там быть, – парирую. – Тина и так все за меня сделала, Кир. – целую его сама, в надежде, что поймет, что учеба для меня тоже важная часть жизни. Не зря я пять лет шла на красный диплом. Сначала из-за родительской прихоти, но, а потом и самой уже было важно довести все до конца. – Ладно, значит, поедем в академию, – соглашается Кир. И я улыбаюсь. – Спасибо, – обнимаю его за талию и целую сама. Завтрак проходит в той же самой дружеской атмосфере. С родителями Кира настолько уютно и тепло, что мне грустно отсюда уезжать. Грустно покидать этот островок любви и полного принятия в дом, где полно претензий и бесконечного контроля. Как в армии. Странно да, так говорить о родительском доме, который, по сути, тебе должен быть дорог, и в нем ты должна чувствовать себя защищенно. Вот только парадокс: всё это я ощущаю в доме Сомовых, но не в родительском. Позже я собираю вещи в пакет, и мы покидаем территорию Сомовых. Кир переплетает наши пальцы всю дорогу. Я чаще улыбаюсь. И дышу через раз. Это уже вошло в привычку с ним. Я не знаю, сколько еще он подарит мне новых эмоций, но каждую я помню досконально. Запоминаю. Храню бережно в сердечке и перематываю, словно пленку у себя в голове, когда мы не вместе. Это вообще нормально – сходить с ума по человеку, когда вы только расстались у порога академии? – Я заеду за тобой ночью? – держась за руки около корпуса, спрашивает. – Кирюш, я очень хочу. Но думаю, не сегодня. Отец и так в ярости за мой побег, хоть и мама его убедила, что я у Тины, но все равно будет напряженно дома. – тяжело вздыхает и морщится. – Я сама очень скучаю, когда без тебя. Но давай сегодня потерпим. Запускаю руку в карман куртки и достаю приготовленный подарок. – Это тебе. Синие матовые бусины с белыми вкраплениями разделяют маленькие черные бусинки, а посередине – кулон в виде половинки красного магнита на черном каучуке. – У меня такой же, только с синей половинкой. Отодвигаю горловину водолазки и вытаскиваю его из-под неё. – Я помню, что после того разговора шесть лет назад ты порвал свою часть подвески. Я увидела тогда в окно. Когда ты ушел, я собрала эти бусины и сделала новый. Я не знала, встретимся ли мы когда-то, но хотела твою часть сохранить у себя. А в тот день, когда я сбежала, я хотела признаться тебе, что люблю этой самой подвеской и перечеркнуть нашу дружбу нашим новым этапом, где мы вместе. А сейчас я хочу, чтобы она была у тебя. Ведь они символизируют нас. Я видела твою татуировку с магнитом и подумала, что мы должны её возродить в нас двоих этими парными подвесками. – выдыхаю, когда заканчиваю говорить, и смотрю на наши переплетенные пальцы, пока Кир не поднимает мой подбородок и целует меня. А наши подвески также притягиваются и соединяются. – Я добавила туда настоящий магнит. – смущенно выдаю, будто запретное что-то натворила. – Теперь мы всегда будем притягиваться, что бы ни произошло, – хрипло выдает Кир, припечатываясь ко мне своим лбом. Целует, пока эту идиллию не нарушает Тина. – Так, голубки, не нацеловались за три дня? – обнимает нас Тина. – А ты не завидуй, – отзывается подошедший к нам Руслан. – Или тоже хочешь поцеловаться? Могу помочь. – кладет руку на плечо Тины, облизывает губы и подрагивает игриво бровями. – Я лучше от жажды сдохну, чем с тобой поцелуюсь. – Тина сбрасывает его руку и утаскивает меня внутрь академии. – Смотри, как бы не пришлось приползти обратно, – выдает Клим. – Мечтай, – оборачивается Тина и выкатывает ему фак. – Это что сейчас было? – задаюсь вопросом уже я. Они словно как день и ночь, вечно в конфликте между собой. – Не обращай внимания, – машет рукой Тина. Будто ничего особенного не произошло. – Он любит, когда на него вешаются. Только со мной это не прокатит. – А он тебе нравится? – интересуюсь у подруги, когда занимаем свои места в аудитории. – Ну уж нет. Заносчивые мажорчики меня не интересуют. Он же ничего не знает о любви. Ему бы переспать на разок и свалить в закат. Мне это не надо. Спасибо, – открещивается. – Ты лучше расскажи, как выходные прошли? Ты прямо светишься вся! – радостно произносит Тина. Но не успеваю ответить, как меня окликает Аверина. – Бурцева, тебя на ковёр вызывают, – ехидно высказывает свое удовольствие Аверина. – Что, наша святоша не такая уж и правильная, раз сам ректор вызывает?! А мне ей в волосы вцепиться хочется. Прям представляю эту картину. Как Аверина вытирает пол академии своими лохмотьями, как цепляется за паркет наманикюренными ноготочками и срывает их до мяса. А вообще я добрая, спокойная и уравновешенная девочка. Не знаю, что именно читается в моем взгляде, но цепкая хватка Тины усаживает меня обратно. – Не обращай на неё внимания, – советует Тина. – Она специально тебя задевает, не может пережить, что Сомов тебя выбрал. И я успокаиваюсь. Тина права, испортить сейчас репутацию, когда я на неё работала пять лет, можно в один миг из-за одной курицы, которая возомнила себя королевой, как минимум глупо. И так не понятно, зачем ректору понадобилась. – Прикроешь перед Скворцовым, ладно? – подруга кивает, а я направляюсь к ректору. – О, Анечка! Проходи, – говорит секретарь нашего ректора Лидия Степановна, – тебя как раз ждут. Стучусь в кабинет и приоткрываю дверь. – Виктор Степанович, вызывали? – Да, проходи. – встает и идет мне навстречу. – Присаживайся. – придерживает для меня стул, и я повинуюсь. Сам садится напротив меня. – Аня, как ты смотришь на то, чтобы поехать в Азию на стажировку? Так сказать, по обмену опытом от нашей академии. – выдвигает предложение, чем застает в меня врасплох. Знаете, мы вечно чего-то ждём. Ждём начало каникул или Нового года. Подарка от Деда Мороза или заветных «я тебя люблю». И так каждый раз. Мы всю жизнь проводим в ожидании чего-то. Как и все, я пять лет усердно занималась, шла на красный диплом, и вроде бы все хорошо. Но вот мечта о стажировке за границей была той планкой, которую достигнуть не могла. Каждый раз как будто что-то не так. Каждый год меня бросали на скамейку запасных со словами: ну, в следующем году повезёт. И сюр в том, что не везло. Все пять лет. И честно, в этом году мне настолько стало всё равно, что я этого уже не жду. Страшно, правда, когда человек перестаёт во что-то верить? Но сейчас мне не страшно. Сейчас мне хорошо тут, с любимым человеком. Поэтому сейчас это предложение уже не вызывает тех эмоций, что были бы пять, четыре или три года тому назад. Сейчас я поистине не знаю, как реагировать. Должна радоваться, что меня выбрали. Выделили из толпы всей академии. Но как-то непонятно на душе. – Я не знаю… – отвечаю честно. – Это так неожиданно и, честно говоря, не вовремя. Сейчас разгар учебного года, а тут Азия, – спешно говорю. Ничего сейчас не понимаю. А что я скажу Киру? И что будет с нашими отношениями? Ведь мы только начали встречаться, пережили многое, только начало все налаживаться, и вдруг это. – Да у меня и денег таких нет на поездку. – Все будет. Академия все оплачивает в рамках обмена опытом и студентами. Ты девочка умная. Вон на красный диплом идешь. Повышенную стипендию получаешь. – настаивает ректор. – Так что ты должна представить нашу академию по высшему разряду. – А отказаться нельзя? – уточняю. – Можно, но не желательно. Ты же хочешь и дальше получать повышенную стипендию, иметь хорошую репутацию не только для себя, но и ради репутации сестры, – надавливает ректор, – которая, к слову, не так часто стала тут появляться. – а вот эта новость становится уже неожиданной. Я так закрутилась в своих проблемах, что упустила Полю из вида. – А когда ехать? – спрашиваю для полного сбора информации. – Вылет в ночь на первое января. – показывает билет уже с моим именем, Виктор Степаныч. То есть отказаться – нет варианта. Они просто его не дают. – Это предварительный билет. Имя поменять на другого участника сможем. Но подумай хорошо, от чего ты отказываешься. Сама же пять лет подряд подавала заявки на обмен опытом. И он прав. Я сама подавала. Но в прошлом году. А теперь сами вызывают. – Даю ровно неделю, – жестко выдвигает ректор, поднимаясь с места, и проходит к своему креслу. – Можешь идти, – дает понять, что он все сказал, и тут только я должна кивнуть, как болванчик, что согласна. – Чего хотел? – интересуется подруга, поджидающая в коридоре. – По обмену опытом в Азию отправляет. Дал мне неделю подумать, – заторможено отвечаю. Себя собрать не могу. Огорошил так огорошил новостью. – Вау! Так это же круто. Ты же всегда этого хотела. – Хотела. Только теперь не хочу. Что я Киру скажу? – Правду, – серьезно говорит Тина. – А если не поймет? Что тогда? Всё, конец отношениям. – Поговори с ним, а не накручивай себя. Если он правда тебя любит, то сможет понять. – Я решу сначала соглашаться или нет, а потом поговорю. – взволнованно говорю подруге. – Только не тяни, – советует Тина. – Будет хуже, если он узнает от постороннего. – Хорошо, – соглашаюсь с подругой, когда выходим из академии поздно вечером. На улице уже темно. Минус осени. Но плюс для влюблённых пар. Много мест, где можно спрятаться. Как только вижу Кира, настроение поднимается с нулевой отметки. И от того, как он улыбается, подходя ко мне, тепло по сердцу разливается. Целует сразу же. И не стесняют его люди, преподаватели. А я краснею и смущаюсь. – Ладно, ребятки, вы тут целуйтесь, а я за Мией погнала. – Тебя подвезти? – реагирует Кир. – Не надо. Мне тут три квартала пройтись, – машет Тина и, перебегая дорогу на зеленый, скрывается в толпе. – Поехали? – спрашивает Кир. Я лишь киваю. В салоне отогреваюсь полностью. Слушаю Кира всю дорогу. Отвлекаюсь на него. И вот как я смогу без него? Если целый день без него – словно пытка. Ловлю себя на мысли, что соскучилась. Сама поддаюсь к нему и кладу свой подбородок на его плечо. Переплетаю наши пальцы сильнее и накрываю второй рукой. – Ты чего? – взволнованно спрашивает Кир. – Все нормально? – Просто соскучилась. – смотрю на него, а он целует в макушку. – Иди сюда. – перетягивает меня на колени. Мы стоим на соседней улице от моего дома. Тут никто не должен увидеть, но я озаряюсь по сторонам. – Стекла тонированные. Никто не увидит. Расслабься. – говорит Кир. И я расслабляюсь в его объятьях. Мы целуемся. В машине только приглушенная музыка, еле проскальзывающий внутрь свет от фонаря и осыпающиеся листья клена на капоте. И наши причмокивающие звуки заполняют машину. Срывающееся дыхание. Голова идет кругом. Пространство машины сужается в одну точку. Эндорфины выходят и заполняют все вокруг. Я верхом на Кире. Я чувствую, как его эрегированный член упирается в промежность через тонкие капронки. Боже. Кровь словно лава бежит по венам. Обжигает. Оголяет уязвимые участки тела. Чувствую набухшие соски, которые трутся о чашку лифа. Вот только барьер между ними появляется. Кир запускает руки под водолазку. Ныряет под лиф и сминает грудь. Целует шею. Я выгибаюсь и подставляю шею, ключицы, чтобы не останавливался. Не хочу. Сейчас нуждаюсь в них. И он не останавливается. Целует везде. Захватывает чувствительные горошины языком. Ласкает их неторопливо, при этом держит зрительный контакт. А у меня пространство плывет. Как и ночью, я в космические дали улетаю. Становлюсь огромной вселенной. Боже. Как выдержать этот контакт, если я себе не принадлежу? В машине жарко становится. Мозг плавится, и я вместе с ним. Ерзаю на нем. Внизу пульсирует и чувствуется жжение. Кажется, что стоит прикоснуться, и меня разорвет на части. Я близка к этому выводу. Ведь Кир не останавливается и касается там через колготки. Надавливает большим пальцем, массирует. Боже. Я стону уже откровенно. Не стесняюсь саму себя. Сжимаю свои сиськи. Сама мну горошинки, пропускаю сквозь пальцы. Господи, что я творю?! Неужели это правда я?! – Ебать... – хрипло произносит. – Если бы ты знала, какая ты сейчас красивая, – глухо выдает. – Кир... Я не могу... Взорвусь сейчас, – прерывисто говорю. – Давай, малышка... Кончай. – ещё сильнее надавливает. Массирует. Я даже не пытаюсь вникнуть в это пошлое слово, хоть и смущением меня накрывает, как цунами Хиросиму. – Ахх... Боже… – взрываюсь, как новогодний фейерверк. А Кир целует.