Обещала. Я не беру свои слова назад, но не такой ценой, мама! Анна Бурцева. По возвращению от Сомова мама меня игнорирует, только недовольно провожает взглядом. А мне откровенно плевать. Плевать так же, как и им было плевать на мои чувства. На то, что я пыталась донести до них. Впервые это испытываю. Другая бы я стояла перед зеркалом в свадебном платье вместе с Костей под счастливые всхлипывания матери и отчима. Сегодняшняя я молча на это все реагирует. Не извиняется. Не плачет. Не кидается на шею с прощением. Это и злит мою маму. У самой же сердечная мышца глухо пробивает несколько раз из жалости и все же детской любви к родителю. Но я усердно игнорирую. Долго принимаю ванну. Воскрешаю в памяти все то, что было ночью. Первый чувственный контакт, когда Кирилл полноценно сделал меня своей женщиной. Во всех смыслах. Он поставил условный штамп между нами. Пометил мою плоть собой. Прикасаюсь к себе. Там. Все остро реагирует. Издает импульсами. Но сама одергиваю себя. Хочу, чтобы прикасался только он. Он. Мой мужчина. Мой любимый человек. Возвращаюсь в комнату и тут подпрыгивает зареванная Поля. Подскакивает ко мне. Обнимает. Стискивает в объятиях и отстраняется. – Она ничего тебе не сделала? – спрашивает сестренка, сидя в темноте. – Нет, – непонимающе отвечаю. И только когда включаю свет, замечаю следы от мухобойки на сестре. Некоторые из них сразу взялись багровыми синяками, а на руке чуть кровавой ссадиной. – Боже, Поля… – обнимаю сестру, и сама вместе с ней плачу. – Они… Господи, за что? – Мама выпытывала из меня адрес Кирилла и хотела узнать, было ли что-то между вами… – признается сестра. – Я отнекивалась. Сказала, что не знаю. И даже если и было, то это не их дело. За это получила первый раз. Второй – за то, что высказала всё. Третий уже был по накатанной. На пятом я перестала считать. Когда она попросила меня тебя образумить, я отказалась. Сказала, что это неправильно. Что ты должна быть с Кириллом. – Господи… – выдыхаю, обнимая сестру. – Но ты не смей… Не смей меня жалеть! – яростно выдает сестра. – Не хочу, чтобы это повлияло на твое решение, Ань. Они этого добиваются, понимаешь? – Но как я могу? Они же тебя… – всхлипываю. – Нет, – мотает головой сестренка. – Не умру. А вот если ты выйдешь за Костю, то они добьются своего, а я тогда точно умру. Кирилл напоминает о себе в тот же момент. О Поле молчу, хотя знаю, что это и его взбесит. Но одна буря прошла, другой пока не хочется. Да и я больше не переживу, если отыгрываться они будут на сестре. Кирилл Сомов: Все хорошо? Анна Бурцева: Да. Мама ничего не сказала, проводила в комнату, что-то бурча под нос. Отец не показывался. Кирилл Сомов: Хорошо. Люблю тебя. Анна Бурцева: Люблю тебя. С Полей сидим до утра, пока не заходит мама. – Анна может спускаться к столу. А Полина сегодня на очищении, – выказывает мама. – Если Поля не будет, то и я не буду. – заступаюсь за сестру. – Анна! – поднимает голос мама, только вот я стою на своем. Не двигаюсь. Мама недовольно машет головой и уходит. Отцу что-то соврет. Это и к лучшему. С ним пересекаться не хочу. – Ты куда? – смотрю на еле одевающуюся Полину. – В академию. Ни секунды не хочу тут оставаться! – горячится Полина. – Я с тобой. – поддерживаю сестру. Знаю, что в таком состоянии спорить с ней бесполезно. Если она что-то решила, то лучше просто поддержать и быть рядом. Помогаю ей переодеться, и сама меняю наряд на сезонный. Джинсы, топ, рубашка. Теплые кроссы. Куртка. Волосы в хвост. Быстро и тепло. В академии Полю передаю её подруге Таше, с которой они вместе со школы. Она знает обо всех обстоятельствах нашей семьи, поэтому ужасается внешнему виду Полины. Хоть половину синяков мы замазали тональным кремом, это мало помогает. Кирилл в академии не появляется, но предупреждает о помощи отцу. Мы общаемся СМСками. Он по семейным делам сегодня отсутствует в академии. Я же давлюсь слезами внутри себя, пока не встречаю в уголке здания нашей родной академии, где я удрученно предавалась слезам в начале наших отношений с Кириллом, свою одногруппницу и подругу Вику в слезах. – Вика, ты чего? – присаживаюсь рядом. – Я бе…беременна. – всхлипывает подруга. – Подожди. Ты уверена? – интересуюсь у неё. Вика хоть и кажется на первый взгляд стервой, но в окружении подруг все знают, какая она ранимая и чуткая. Но в слезах даже я её вижу впервые, что не может меня не встряхнуть и самой сопереживать о её состоянии. Но когда она протягивает три положительных теста, даже у меня не остается каких-то сомнений. – А будущий отец знает? – спрашиваю подругу. – Нет, конечно. Я не решилась ему рассказать. Мы всего пять месяцев встречаемся, и вот… – снова начинает плакать Вика. – Ань, помоги. Ты же всегда знаешь, что делать, – всхлипывает подруга. И я не могу отказать. Хотя самой хочется сесть рядом и разреветься. Устала быть сильной и выдерживать весь накал того, что устраивают мои родители. И если раньше я считала себя самой умной, то даже сейчас, в сложившейся ситуации, я признаю, что зашла в тупик. Сама не знаю, как разрулить то, что устроила мне моя же мать. Но хоть для кого-то я могу быть полезной. Поэтому беру Вику за руку и, прогуливая две пары, мы едем в больницу на осмотр, где и подтверждается её беременность в шесть недель. – Ты обязана все рассказать Филиппу, – внушаю подруге. – Он все-таки отец ребенка. Откажется или нет – это уже его решение, но знать он обязан, Вик. – Ты правда так думаешь? – более спокойно реагирует уже подруга. – Правда, Вик. Если он любит тебя, то будет рад этой новости. Конечно, не сразу, но будет. Но а если откажется, то значит, он полный придурок, что потеряет тебя и малыша. – А если он скажет делать аборт? – испуганно тарахтит Вика. – Вик, ты не маленькая уже, и последствия аборта знаешь прекрасно. Тем более, что в клинике тебе уже все объяснили. – Но я не хочу его терять, Ань! Я люблю его! – начинает всхлипывать сильнее. Где её торможу. – Так, Вик, сейчас ты возьмешь себя в руки, успокоишься и позвонишь Филиппу, – беру её за руки. – Договоришься с ним о встрече и все расскажешь. Поняла? – спрашиваю подругу. – Да, – кивает головой, соглашаясь. – Только пусть результаты обследования пока у тебя побудут. – отдает мне листы. – Хорошо, – соглашаюсь с подругой и забираю их себе. Аккуратно сворачиваю и убираю в сумку. Только после её согласия и удостоверившись, что Вика полностью успокоилась в кафетерии с горячим чаем, я её отправила домой, а сама досиживала лекции. Хоть и информацию определенно не запоминала. К вечеру с Полиной мы все-таки возвращаемся домой. Но привычного выхода мамы не удосуживаемся. Как обычно, снимаем верхнюю одежду. Сумку оставляю висеть на вешалке, когда младшие утягивают меня на помощь с домашним заданием. И только к ужину мы пересекаемся все вместе на кухне, кроме отчима и Полины. Отчим задерживается в церкви, что бывает крайне редко, а сестре ужин я отнесла в комнату под гневные взгляды мамы. Но мой взгляд был сильнее, так что мама не издала ни звука. – Мне удалось убедить Костю, что ты просто была не готова к такой скорой информации о вашей свадьбе, что устроила весь этот спектакль с этим… – перехватывает мой взгляд мама. И, слава Богу, договаривает не то, что хотелось бы… – Сомовым, – договаривает мама. – Так что ваша свадьба состоится через две недели, – делится информацией мама. А у меня пропадает аппетит и настроение. Я понимаю, что они так и не поняли меня. Что я хотела сказать. А главное – не приняли Кирилла. И как бы мои родители ко мне не относились, но я их любила. И мне было больно от того, что никогда я не получу их благословения. Все, что дальше говорила мама, для меня было фоном. Знаете, когда что-то делаешь и включаешь любой канал по телевизору для фона при готовке? Вот так и сейчас для меня слова мамы. – …Костя сказал, что сводит нас на следующей неделе в салон, где работает его кузина, и она сможет подобрать тебе свадебное платье, фату и все, что полагается невесте. А потом мы его постираем и вернем обратно. А фатой потом можно будет накрывать колясочку, когда родится ребеночек… А там, может, и наследник будет… – Мама, я уже говорила, что не пойду за него замуж! Я не люблю его! – в сердцах кричу так сильно, что даже маленькие сестры перестают есть. – Люблю, не люблю… Тьфу! – сплевывает мама. – Сейчас не любишь, а вот выйдешь замуж, притретесь и полюбишь. Любовь – она в браке рождается, а не вот это все, прости Господи. – чуть повышает голос и смотрит в глаза. Только там равнодушие и холод наблюдаю. Как?! Как можно так поступать с собственным ребенком?! – Я НЕ выйду за него ЗАМУЖ, мама! – повторяю с нажимом и добавляю. – Услышь ты меня, наконец. – Нет, это ты меня услышь, дочь! – впервые кидает приборы на стол и уходит к окну. Сидим в тишине. Мелкие ретируются в свою комнату. – Отец по уши в долгах, семье Кости, – впервые вываливает на меня мама. – Сумма огромная. Такая, что нам не потянуть. Его родители готовы простить этот долг, если ТЫ выйдешь за него замуж! – выкладывает мама. И я понимаю, что сейчас она говорит правду. Ту правду, к которой я не готова. Меня сейчас ударили под дых. Я не то что не могу дышать. Я еле живая сейчас. – Ты обещала помочь. Помнишь свои слова?! – припоминает мама. – Обещала. Я не беру свои слова назад, но не такой ценой, мама! – кое-как прихожу в себя и начинаю анализировать. Только вот варианты с трудом приходят мне в голову. – Можно же взять кредит в банке. – предлагаю, что первое приходит на ум. – Можно. Только такую сумму банк не одобрил, а если и одобрит, то только под космический процент, что нам существовать даже не на что будет, – сообщает мама. – Можно перезанять у знакомых, а потом отдавать? Я и Поля устроимся на работу и сможем вам помогать отдавать. – предлагаю варианты. – Мы и так большую сумму одолжили у знакомых, чтоб хоть как-то отдать минимальный долг арендодателю похоронного бюро, которое у нас было. – Неужели ничего нельзя сделать, мама?! – шепчу от безысходности. – Можно. Если ты согласишься выйти за Константина замуж, он выплатит все долги отца и сможет его поднять в церкви. И наше положение улучшится. И ты попадешь в такую хорошую семью, что нам не придётся волноваться. – Почему я чувствую себя товаром, который продают, мам? – встаю из-за стола и выхожу. Только вот мама докидывает груз вины, который всегда лежал на мне, а теперь еще больше. – Но если ты хочешь, чтобы твои сестры всю жизнь лазили по мусоркам и собирали бутылки, когда придут коллекторы и отберут у нас жилье, то, конечно, дочь. Можешь не помогать семье… В комнату я поднимаюсь полностью опустошённой и вымотанной. – Опять уговаривала тебя бросить Кирилла? – спрашивает Поля, смазывая свои синяки, еле поворачиваясь на кровати. – Поль, пожалуйста, не начинай, я устала. – забираю у нее тюбик с мазью и помогаю намазать остальные синяки, до которых она сама не дотянется. Укладываю в кровать. Сама переодеваюсь в пижамные шорты и футболку с длинным рукавом и забираюсь в постель. Только вот уснуть мне не удается. Головная боль все же преследует меня, и обычно меня спасает расслабление и сон. Но тут я не могу ни расслабиться, ни уснуть и иду за таблеткой в коридор, где хранится аптечка. И вот там я не обнаруживаю свою сумку, хотя помню, что точно вешала её вместе с пальто. Но вспоминаю, что, возможно, сестра унесла её в нашу комнату. Достаю аптечку из комода. – Что ищешь? – возникает в проеме мама. Чем пугает меня. – Голова болит. Даже уснуть не получается. – Пойдем. У меня на кухне есть таблетки, помогают от головной боли, – уводит за собой мама. И вправду на кухне достает таблетку, наливает в стакан воды и отдает мне. – воды побольше пей. – Спасибо, – впервые за последнее время искренне улыбаюсь. И возвращаюсь в комнату. Про сумку забываю спросить и засыпаю в середине ночи, пока не просыпаюсь от режущих болей в животе и обильного кровотечения. 31