— Не сейчас! Покажи лучше Теодору! — прокричал он в ответ. Теодор, каким-то чудом сумев оторвать глаза от мобильного, посмотрел на него усталым взглядом. В гостях собрался весь отдел. Даже Флориан Нильссон, в честь приема надевший красную рубашку с боковой застежкой, которая навела Фабиана на мысль о Мидже Юре и о том, как давно он не слушал его сингл «After a Fashion». Сам Муландер стоял у мангала с таким видом, будто речь шла о жизни и смерти. — Наконец-то! Фабиан, иди сюда, познакомься! — прокричала ему Ирен Лилья, стоявшая рядом с коротко подстриженным мускулистым мужчиной в потертых джинсах, розовой рубашке и с большой щепоткой жевательного табака под губой. Фабиан подошел поздороваться. — А мы уже начали беспокоиться, где же ты, — сказала Лилья. — Это Фабиан, мой новый коллега, а это Хампан. — Ты тоже полицейский? — спросил Фабиан, пожимая мужчине руку. — Нет, я ее парень, — ответил мужчина, улыбнувшись так широко, что стала видна половина щепотки. — Вот оно что. Тогда понятно, — Фабиан посмотрел на Лилью, но не получил никакой помощи. — Тебе лучше к ней не прикасаться, а не то отведаешь вот что, — продолжил мужчина и напряг один бицепс. — Вау, — рассмеялся Фабиан и сразу услышал, как жалко звучит смех. — Пойду поищу, что выпить. Он подошел к сервировочному столу, открыл пиво и спросил себя, хватит ли одной банки. Соня, похоже, пила уже второй бокал красного вина и горячо обсуждала с Гертрудой свою живопись. Фабиан, воспользовавшись моментом, присоединился к Астрид Тувессон и Утесу — каждый держал в руках джин-тоник — и рассказал им, что, по его мнению, ему звонил преступник. — А почему ты так думаешь? — спросил Утес. — Он звонил с телефона Гленна Гранквиста, а я уверен, что Гленн мертв. — Ты хочешь сказать, что его убили? — Тувессон сделала большой глоток. Фабиан кивнул: — У него в саду было полно колючей проволоки и сигнализации, как будто он готовился к тому, что преступник придет и за ним, что, по-моему, тот и сделал. — Боже мой, а что он сказал, когда позвонил? — спросила Тувессон. — Я попытался позвонить ему, и он мне перезвонил. — С мобильного Гленна? — спросил Утес. Фабиан кивнул. — Он утверждал, что находится в отпуске на Солнечном берегу в Болгарии, куда улетел в четверг. То есть в тот день, когда в газетах написали об убийстве Йоргена Польссона. — Да, бессмысленно тратить силы на то, чтобы натянуть в саду массу колючей проволоки, а потом взять и уехать в Болгарию, — заметил Утес. — Надо связаться с авиакомпаниями, — сказала Тувессон. — Займусь этим завтра прямо с утра, — сказал Утес. — Хорошо. — Но, может быть, стоит как следует осмотреть дом? — спросил Фабиан. — Разумеется, — сказала Тувессон, опустошив свой бокал. — Я только сначала должна связаться с Хегсель и получить ее разрешение. — Кто еще, кроме меня, хочет добавки? — Утес поднял свой пустой бокал. — Не откажусь от еще одного глотка, — ответила Тувессон и ушла с Утесом. Фабиан не знал, смеяться ему или плакать. Вместо того чтобы вплотную заниматься делом и прорабатывать различные версии, они едят барбекю и выпивают. — Что ты тут стоишь, погруженный в раздумья, — Лилья протянула ему открытую банку пива. — Пойдем, я кое-что тебе покажу. — Да как-то страшно. — Ты не обращай на Хампана внимания. Он шутит. К тому же далеко от еды он не отойдет. — Во всяком случае, как я понимаю, за последние несколько часов вы опять сблизились. — Ну, это ты преувеличиваешь. По какой-то причине, не спрашивай почему, Муландер его тоже пригласил. Когда я сюда пришла, он был уже здесь. Но мне плевать, — она потянула Фабиана в дом и в подвал. — Если бы Муландер не был моим коллегой, я бы пришла в ужас, — она зажгла верхний свет, и только тогда Фабиан понял, что она имеет в виду. Они оказались в комнате, доверху набитой полками, витринами и стеклянными прилавками, заставленными, в свою очередь, самыми разными предметами, разбитыми на группы. Настоящий музей коллекций. Фабиан вспомнил, что на острове Готланд кто-то открыл такой музей. Но собрание Муландера было более дорогостоящим и эффектным. И к тому же не таким разнородным, как на Готланде, где было все — от волшебных палочек до пишущих машинок. Здесь главенствовала одна тема: убийство. Однако с целым рядом подрубрик, таких как «охота и рыбалка», «отравляющие вещества» и различные орудия преступления — начиная с огнестрельного оружия и кончая ножами и обыкновенными инструментами. После более пристального осмотра Фабиан выделил рыболовство в отдельную главную рубрику наряду с убийством. Почти половина коллекции состояла из вещей, имеющих отношение к рыбной ловле. Там были блесны, удочки, сачки, сети и чучела рыб в больших количествах. В одной витрине хранилась даже коллекция засушенных мух, рядами пришпиленных к подушечке. — Он, несомненно, чувствует детали, — заметил Фабиан, изучая коллекцию скальпелей. — Наверное, поэтому он один из лучших криминалистов. Он — фанат своего дела, — Лилья выдвинула подбитый красным бархатом ящик, который наверняка предназначался для хранения украшений, но в данном случае в нем хранилась коллекция пуль, каждая со своим номером. — Каждой кого-то убили, — она выдвинула еще один ящик с пулями, — а этими только ранили. Фабиан посмотрел на ряды так или иначе деформированных пуль. В первом ящике он насчитал тридцать восемь угасших жизней. Сколько людей их оплакивает, никто и не считал. — А почему ты не спрашиваешь, узнала ли я что-нибудь о Клаесе Мельвике? — А ты узнала? Я решил подождать до понедельника. Похоже, все взяли выходной. Лилья улыбнулась ему лукавой улыбкой, но тут зазвонил мобильный. — В чем дело? Что? Я просто показываю Фабиану коллекцию Муландера… Прекрати. Если ты мне не веришь, спускайся сюда. — Она прервала разговор и закатила глаза: — Извини, так на чем мы остановились? — Мельвик. — Именно. После средней школы он четыре года учился в гимназии Тихо Браге с техническим уклоном. Самые лучшие отметки. После этого учился в Лундском университете на врача, а в 1990-м стал работать терапевтом здесь, в Хельсингборге. — А Руне Шмекель ведь тоже был врачом? — Был, но на гораздо более высоком уровне. Руне же хирург и один из самых лучших в стране в своей области. Как бы то ни было, в 1993 году что-то произошло. Клаес попадает в отделение неотложной помощи здесь, в Хельсингборге, и ты только послушай, — Лилья достала из кармана джинсов сложенный листок бумаги, развернула его и стала читать вслух: — «Сломанная челюсть, тяжелые черепные травмы в результате сильных ударов по голове, вероятно, ногами. Пять сломанных ребер, внутренние кровотечения», и так далее, и так далее. Посмотри сюда, — она протянула фотографию настолько избитого, распухшего и до такой степени деформированного лица, что от одного взгляда на него становилось больно. — Получается, его кто-то избил. — Я бы скорее назвала это покушением на убийство. Он перенес тридцать шесть операций. Чудо, что он вообще выжил. — Где-то сказано, как он получил эти травмы? Лилья покачала головой. — Его спрашивали, но он отказался отвечать. — А потом что? — Ничего. — Что значит «ничего»? — Больше я о нем ничего не нашла. Ясно, что если копать глубже, можно что-то разыскать. Но это последние сведения. — А он мог умереть? Лилья пожала плечами. — Может быть. Или уехал из страны. Фабиан впился зубами в свиное каре и понял, что страшно проголодался. — Ничего в жизни не ела вкуснее этого каре, — сказала Соня, и остальные гости с ней согласились. — Спасибо, Соня, — отозвался Муландер. — Но для твоего сведения: это называется не «каре». — А как же? — Лопаточный край. — Ингвар, только не начинай опять, — попросила Гертруда. — Но ведь это лопаточный край. Почему бы не называть вещи своими именами? — Потому что это звучит не так приятно и аппетитно, — Гертруда повернулась к Соне. — Не обращай на него внимания. Но если хочешь узнать секрет, почему так вкусно, то это его маринад. Никто не делает такой маринад, как Ингвар. Я часто говорю, что ему надо издать поваренную книгу с рецептами только одних маринадов. — Она подняла свой бокал. — Ваше здоровье и спасибо всем, что пришли! Они выпили, и ужин продолжился. Чем больше они пили, тем становилось приятнее. Они перескакивали с одной темы на другую. Спорили, насколько на самом деле виноваты врачи во внезапной смерти Майкла Джексона, а уже через секунду обсуждали финальную игру в чемпионате мира по футболу, в котором Швеция даже не участвовала. — Невероятно красиво! — вскричал Утес, после того как заявил, что это был первый за долгое время финал, от которого у него не заболел живот.