— Так и быть, — вздохнул Утес и покосился в сторону последнего круассана. — Помимо обычных болтунов, видевших его в Фарсте, Больмуре и Грумсе, не говоря уже о других местах, к нам обратилось двое его пациентов. Один из них утверждает, что Шмекель во время операции вшил ему в живот навигатор, чтобы найти его, если захочется человечины. — Мило. — Не говори. — А второй? — Второй довольно смешной. Он утверждает, что Шмекель изнасиловал его, когда он был под наркозом. — Ты сказал «смешной»? — переспросила Лилья, уводя круассан прямо у него из-под носа. — Я еще не закончил, — Утес проводил круассан Лильи взглядом. — Это якобы случилось в 1998 году. Я спросил, почему он еще тогда не заявил об этом в полицию, на что он ответил, что после изнасилования заработал себе геморрой и стыдился рассказывать это полиции. — Утес так засмеялся, что у него затрясся весь живот. Лилья обменялась взглядами с Тувессон и Муландером. Все трое изо всех сил старались не рассмеяться. — А что заставило его рассказать об этом сейчас? — поинтересовалась Тувессон. — Насколько я понял, только сейчас он стал проходить. — Геморрой? — спросила Лилья, и когда Утес кивнул, она больше не смогла сдержаться. — А Линкерт Перссон — он ничего не сообщал? — спросил Муландер. — Линкан? Как раз собирался о нем рассказать. Он утверждает, что точно знает, где находится преступник. — Вот как? — удивилась Лилья. — А он сказал, как об этом узнал? — Конечно. Как всегда, у него есть своя собственная уникальная версия, которая приблизительно сводится к тому, что Клаес вынашивал план мести еще в школьные годы и что все можно прочесть в граффити на стенах. Поэтому он считает, что мы должны дать ему возможность собрать и расшифровать все граффити в различных туалетах школы во Фредриксдале. Все замолчали. Никто, похоже, не знал, что сказать. В полиции Хельсингборга все знали Линкерта Перссона. Мужчина шестидесяти восьми лет с неустановленным диагнозом проходил у них под кодовым названием «Линкан» или «Синдром Перссона». Когда-то Линкерт Перссон страстно мечтал стать комиссаром криминальной полиции, но, пять раз провалив вступительные экзамены в полицейскую академию, устроился вахтером в ту самую школу. Там он работал, пока его не обвинили в сексуальных домогательствах: он просверлил глазок в душевую девочек. Хотя прокурор настаивал на тюремном заключении, приговор ограничили штрафом и лечением. Насколько здоровее он стал после лечения — об этом в полиции у большинства было собственное мнение. Теперь Линкерт величал себя детективом, и на его визитках было написано: ЛИНКЕРТ ПЕРССОН — РЕШАЕТ НЕРЕШАЕМОЕ Какое бы следствие ни вела Тувессон и ее группа последние пять лет, Линкерт всегда выдвигал свои версии — одну нереальнее и страннее другой. Но он всем нравился, и чтобы разрядить обстановку в группе, его иногда приглашали на кофе поделиться своими соображениями. Но на этот раз никто не засмеялся. Во многих отношениях эта версия была типична для Линкана, такая же сумасшедшая и невероятная, как все прочие его версии. И тем не менее, никто из них не сбросил ее со счетов. Может быть, потому, что все чувствовали: в этом расследовании возможно все. То, что преступник мог оставить зацепки среди граффити, так же вероятно, как и любое другое предположение. — Что он будет? — спросила Тувессон. — Как обычно. Кофе и марципан в шоколаде. — А разве обычно он не миндальные пирожные выбирает? — удивился Муландер. — Это было до того, как он вбил себе в голову, что Феминистская инициатива отравила их женскими половыми гормонами, чтобы свергнуть патриархат. — Почему бы им теперь не взяться за марципаны? 34 Когда он сел на поезд в Хельсингере, вагон был пуст. Но по мере приближения к Копенгагену вагон все больше наполнялся людьми, а к станции «Хеллеруп» все сидячие места уже были заняты. Большинство сидели в наушниках, подсоединенных к мобильным, и листали бесплатные газеты, где много писали о том, как его ищет датская полиция. «Вот шведский убийца! Его зовут Руне Шмекель». Он взял оставленную кем-то газету и нашел статьи, в которых подробно описывалось, как он лишил жизни Йоргена и Гленна, а потом датскую девушку Метте Луизе Рисгор. Читая разворот о конфликте, возникшем между датской и шведской полицией, он рассмеялся так громко, что сидевшая рядом женщина удивленно подняла глаза. За исключением последней четверти пути, всю дорогу вдоль датского Золотого берега он разрабатывал и совершенствовал новый план, и чем больше он думал, тем больше все вставало на свои места. Идея пришла ему в голову прошлой ночью. В тот момент, когда Риск открыл дверь Лине Польссон, у него возникло решение, ясное и самоочевидное. Он не мог объяснить, почему эта идея пришла ему именно тогда. Это не имело к Лине никакого отношения. Может быть, потому, что на тот момент перед ним стояло две больших и с виду неразрешимых проблемы? Остановка сердца Моники Крусеншерна и действующая на нервы полицейская работа Фабиана Риска. Уже не первый раз он убеждался в преимуществе двух проблем над одной. Две проблемы решались одна за счет другой, и это скорее правило, чем исключение. Так будет и в этот раз. Он вышел на станции «Эстерпорт» и поразился большим и широким улицам Копенгагена. Три-четыре полосы в каждую сторону, широкие велосипедные дорожки и тротуары. В Стокгольме не так много таких просторных улиц. И тем не менее, Стокгольм увел звание столицы Скандинавии у датчан из-под носа. Понятно, им это не понравилось. Чертовы датчане. Он пошел дальше по аллее Дага Хаммаршельда в сторону района Эстербро и смог убедиться, что практически все газетные афиши посвящены охоте за ним и эскападам Риска и что он к тому же объявлен в международный розыск. Неплохо, совсем неплохо, подумал он и сел за свободный уличный столик кафе «Dag H». Он съел салат с курицей и запил его стаканом «датской воды». Официант стал убирать его стол, и он еще заказал двойной эспрессо. Грех жаловаться. Сейчас, в основном, все ему благоприятствует, подумал он и оглядел других посетителей. Хотя он был у всех на устах, его никто не узнавал. Раньше, наверное, он бы этим удовлетворился. Несколько дней в свете рампы на всех газетных афишах. Но не теперь. Теперь ему надо больше. Когда он закончит все дела, никто не сможет опять проигнорировать его или забыть. Он залпом выпил эспрессо и посмотрел на часы. Почти половина третьего, и по навигатору добираться ему четверть часа пешком. Он не поскупился на чаевые и направился к Центральной больнице. Пришло время лишить жизни еще одного. Еще одну невинную жертву. 35 — После вас, — сказал Муландер по-английски, поднял ленту оцепления и дал Ирен Лилье первой зайти на участок перед виллой Гленна Гранквиста. Она вставила ключ в замененный замок, повернула его и открыла дверь. — Не уверен на сто процентов, но думаю, он взял его здесь. Лилья осмотрела вытянутую прихожую, которая вела в жилое помещение: — Здесь? Муландер кивнул. — Вероятно, он просто позвонил и подождал, пока жертва откроет. А когда тот наконец открыл, накачал его наркотиками до бессознательного состояния. — Как он сделал с Йоргеном. — Именно, — раздраженно подтвердил Муландер, недовольный, что его прервали. — Как бы там ни было, он упал и ударился головой вот об это, — он указал на острый угол калошницы из литого железа, — из-за чего на голове у него образовалась рана. Лилья наклонилась, но ничего, кроме калошницы, не увидела. — После этого он затащил жертву в прихожую, а потом через весь дом доволок его до задней стороны, скрытой от посторонних глаз. — Но если в результате удара он поранил затылок, а потом его тащили через прихожую, где-то должны быть следы крови? — Лилья посмотрела на линолеум на полу, но не увидела ничего, напоминающего кровь. — Глянь-ка. — Муландер провел пальцем по углу калошницы и показал его Лилье, которая по-прежнему ничего не видела и стала терять терпение. Муландер проигнорировал это и провел пальцем по другому месту калошницы, а потом показал пыль на пальце Лилье. — Видишь? Он убрал за собой. Во всех остальных комнатах пыль лежит слоями. Но не в прихожей. Он убрал весь свой проход по дому. — Он показал на пол, встал и вошел в дом. Лилья последовала за ним. — Но зачем прилагать усилия, чтобы вытереть несколько следов крови, когда на месте обнаружения трупа этой крови сколько угодно? Муландер, улыбаясь, повернулся к Лилье: — Я задавал себе точно такой же вопрос и считаю, что на него можно дать только один ответ: это не входило в его планы. Он не рассчитывал на то, что жертва упадет прямо на калошницу и продырявит себе голову. А этот преступник наверняка делает все, чтобы придерживаться своего плана. Если бы мы обнаружили следы крови в прихожей, это не дало бы нам особого преимущества. Но у него нет времени на анализ последствий, и поэтому он предпочитает как можно быстрее замести следы. Все, чтобы придерживаться плана. — А если план не сработает? Что он будет делать? — Разработает новый план. — А швабра? Ты нашел ее? — Он использовал половую тряпку, — Муландер открыл дверь в маленький чулан под лестницей. — Он даже сполоснул ее после себя и выжал. Лилья заглянула в чулан, где помимо пылесоса, ведра и нескольких жидких моющих средств находилась низкая мойка из нержавеющей стали. Она потрогала тряпку, висевшую на крючке, и внимательно посмотрела на пол под ней. Действительно, не похоже, что на него что-то капало. — О’кей, лучше всего, если мы начнем до звонка Тувессон, — Муландер пошел дальше на кухню. Лилья осталась на месте. Словно внутренний голос подсказывал ей остаться в чулане и осмотреть его более внимательно. Она попыталась сосредоточиться. — Ирен!