Утром он вышел из дома около шести; до начала смены оставался почти час. Он решил не брать машину — так он поступал всегда, как только позволяла погода: прогулка по парку, как правило, занимала не больше двенадцати минут, так что у него было полно времени. Стоило ему выйти из дома, как он всем телом ощутил беспокойство. Причем так явственно, что остановился и обвел взглядом квартал, но не увидел ничего необычного. То есть ничего, кроме соседа, который упорно старался завести свой старый ржавый «Фиат пунто», и женщины с красивыми светлыми волосами, проехавшей мимо на велосипеде. Ее юбка развевалась на ветру, а велосипедную корзину украшали пластмассовые ромашки. Создавалось впечатление, что женщина села на велосипед только для того, чтобы подарить всем радость. Но на него это совершенно не подействовало. Беспокойство завладело им, и, поглощенный тревогой, он перешел дорогу на красный свет, чего никогда не делал в обычной ситуации. Однако это утро было необычным. Он напрягся всем телом, как пружина, и, пройдясь немного по парку, отбросил сомнения. За ним определенно кто-то шел по пятам. Судя по звуку шагов по гравию, человек был обут в кроссовки. Он заметил, что прибавил шагу, и заставил себя идти медленнее. Шаги становились все ближе, но он боролся с желанием бросить взгляд через плечо. У него участился пульс, по телу покатился холодный пот. Ему показалось, что он теряет сознание, и в конечном итоге он сдался и обернулся. К нему направлялся мужчина, действительно, в кроссовках. Пара черных Reebok. Мужчина был одет в черную одежду с множеством карманов. На спине — набитый рюкзак, в руке — тряпка. Но только когда мужчина поднял глаза и встретился с ним взглядом, он смог увидеть его лицо. После этого все провалилось. От удара кулаком прямо в солнечное сплетение боль пронзила все нервные волокна. Он отчаянно пытался вдохнуть, опустился на колени и почувствовал, как к его лицу прижали тряпку. Следующее воспоминание — он очнулся от того, что ему в живот вонзились когти. Высоко над его головой одинокое облачко заслонило солнце. Спасение такое же мимолетное, как замок из песка. Когда облако наконец поплыло дальше и исчезло, небо стало совершенно голубым, каким оно бывает только в разгар шведского лета. Теперь солнце шпарило на линзу, размещенную таким образом, что она, в свою очередь, направляла лучи на точку рядом с распятым человеком. Об остальном заботилось вращение земли вокруг своей оси. Последнее, что он услышал, — неприятное потрескивание собственных горящих волос. Часть 1 30 июня — 7 июля 2010 года Осенью 2003 года психолог Киплинг Д. Уильямс провел эксперимент: он подверг своих подопытных социальной обструкции посредством «Кибербола» — виртуальной игры, когда трое игроков передают друг другу мяч. Через какое-то время двое игроков стали перебрасывать мяч исключительно между собой. Третий, не зная, что играет с компьютером, сразу же почувствовал, что его исключили и забраковали. Чувство было настолько сильным, что магнитно-резонансная томография зафиксировала повышенную активность именно в той части мозга, которая отвечает за физическую боль. 1 Фабиан Риск проделывал этот путь бесчисленное количество раз. Но никогда раньше он не испытывал такой легкости и подъема, как сейчас. Они выехали рано утром, как и планировали, и смогли себе позволить спокойно пообедать в Гренне. Уже тогда волнение из-за переезда стало проходить. Соня радовалась, почти что ликовала, и вызвалась сесть за руль на последнем отрезке пути через Смоланд, чтобы он смог выпить большую кружку крепкого пива с салакой. Все шло до такой степени гладко, что он поймал себя на мысли, что жена притворяется. Если уж совсем честно, в глубине души он сомневался, что можно на самом деле вот так просто взять и убежать от проблем и начать все сначала. Реакция детей была ожидаемой. Матильда смотрела на переезд как на увлекательное приключение, хотя ей предстояло пойти в четвертый класс в совершенно новую школу. Теодор отнесся не так одобрительно и грозился остаться в Стокгольме. Но, похоже, после обеда в Гренне даже он решил дать судьбе шанс и, к всеобщему удивлению, несколько раз вынимал из ушей наушники и вступал в разговор с остальными. Но лучше всего было то, что прекратились крики. Крики и вопли людей, которые молили о пощаде и просили сохранить им жизнь. Их голоса преследовали его последние полгода — и во сне, и почти все время наяву. Наконец они смолкли. Первый раз он заметил это в районе Седертелье, но решил, что ему всего лишь кажется. И только когда они проехали Норрчепинг, он убедился окончательно. Голоса ослабевали с каждым километром, который они оставляли за собой. Теперь, когда они прибыли на место, проехав 556 километров, голоса смолкли окончательно. Жизнь словно разделилась на «до» и «после». В «до» остался Стокгольм и события прошлой зимы. А теперь наконец — наконец-то! — наступил период «после», подумал Фабиан, вставляя ключ в замок их нового дома — английского таунхауса из красного кирпича на улице Польшегатан. Пока что он был единственным из всех членов семьи, кто побывал в доме, но он совсем не волновался по поводу мнения остальных. Как только он увидел, что дом продается, у него появилась уверенность, что здесь и только здесь они должны начать свою новую жизнь. Польшегатан, 17, район Тогаборг, до города рукой подать, за углом — лес Польшескуг. Здесь он будет бегать по утрам и опять станет играть в теннис на корте. Если захочется на море, надо только спуститься вниз по улице Халалидбаккен — и ты на пляже Фриа бад, где он всегда купался в юности. В то время он мечтал жить именно в этой части города, а не в желтых жилых казармах в районе Дальхем. Теперь, тридцать лет спустя, мечта сбылась. — Папа, чего ты ждешь? Почему молчишь? — спросил Теодор. Фабиан очнулся от восторга и осознал, что его семья стоит на тротуаре и ждет, когда он возьмет мобильный телефон, который звонил у него в кармане. Достав телефон, он увидел, что это Астрид Тувессон, глава криминального отдела полиции Хельсингборга, его новый, или точнее сказать, будущий начальник. Формально еще шесть недель он числится в стокгольмской полиции. С точки зрения непосвященных, он сам решил уволиться. Но вне всяких сомнений, большинство его бывших коллег знают, как на самом деле обстояло дело и что ноги его там больше не будет. Мысль о шести неделях вынужденного отпуска начинала его привлекать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так долго отдыхал со дня окончания школы. Время покажет, хватит ли ему этих недель. Он планировал сначала не спеша обустроиться в новом доме. Потом заново познакомиться со своим родным городом, а затем, в зависимости от погоды и желания, поехать куда-нибудь в теплые края. Ему надо избегать стресса. Обо всем этом Астрид Тувессон следовало бы знать. И все-таки она позвонила. Что-то случилось, и он уже собрался было ответить, чтобы узнать, что именно. Но они с Соней дали друг другу обещание. Этим летом они опять станут семьей и будут делить ответственность. Может быть, у нее даже хватит куража закончить последние картины к осенней выставке? К тому же наверняка в полиции Хельсингборга не все ушли в отпуск? — Нет, подождет, — он положил мобильный обратно в карман, отпер дверь и впустил Теодора и Матильду — каждый хотел войти первым. — Будь я на вашем месте, я бы начал с сада! — Он повернулся к Соне, которая поднялась к нему на крыльцо с переносной колонкой в руке. — Кто звонил? — Ничего важного. Иди сюда, сейчас я покажу тебе дом. — Это не… — Нет, не это, — отозвался Фабиан. Но по глазам жены понял, что она ему не верит, и для пущей убедительности показал ей мобильный. — Это моя будущая начальница, она, наверное, просто хотела поздравить нас с новосельем. Идем. — Он взял динамик и провел Соню в дом, рукой закрыв ей глаза. — Тадам! — он отнял руку. Она обвела взглядом пустую гостиную с открытым камином и прилегающей кухней, окна которой выходили на маленький сад с задней стороны дома — Теодор и Матильда уже прыгали там на большом батуте. — Ой. Это же совершенно… Совершенно потрясающе! — Значит, ставишь зачет? Одобряешь? Соня кивнула: — А фирма-перевозчик сказала, когда они будут? — Они только сказали, что приедут во второй половине дня ближе к вечеру. Но всегда есть надежда, что они припозднятся и явятся только завтра. — Можно спросить почему? — спросила Соня, обняв его за шею. — У нас есть все, что нужно. Чистый пол, свечи, вино и музыка. — Фабиан поставил динамик на кухонный стол, вставил в него свой старый поцарапанный «Айпод Классик» и включил «For Emma, Forever Ago» группы «Бон Ивер» — его любимый альбом на протяжении вот уже нескольких недель. Он поздно запрыгнул в поезд «Бон Ивер». При первом прослушивании диск показался ему скучным, но он дал ему второй шанс и тогда понял, что это настоящий шедевр. Он обнял Соню и начал танцевать. Она засмеялась, изо всех сил стараясь двигаться в такт его импровизированным па. Он заглянул в ее каре-зеленые глаза, а она расстегнула заколку и распустила свои каштановые волосы. Тренинг, который ей назначил психотерапевт, определенно дал результат. Как физический, так и психический. Жена явно похудела на пять-шесть килограммов. Она никогда не была полной, скорее наоборот. Но черты ее лица стали более четкими, и ей это шло. Он быстро закрутил ее в танце, и она упала в его объятия. Она опять засмеялась, и он понял, что ему очень не хватало ее смеха. Они обсуждали самые разные варианты. Например, выехать из городской квартиры в районе Седра Сташун и приобрести дом в каком-нибудь ближнем стокгольмском пригороде. Или даже купить маленькую квартиру, разъехаться и поочередно заботиться о детях. Но ни один из этих вариантов по-настоящему не годился. Оставалось только понять, то ли это от сильной боязни развода, то ли от того, что в глубине души они любят друг друга. И только когда он нашел дом на улице Польшегатан, пазл сложился. Должность криминального инспектора в полиции Хельсингборга, свободные места в школе в районе Тогаборг и большое чердачное помещение со слуховыми окнами, которое идеально подходит для Сони как ателье. Словно кто-то смилостивился над их судьбой и решил дать им последний шанс. — А дети? Ты подумал, где они будут спать? — прошептала Соня ему в ухо. — В подвале наверняка есть какая-нибудь комната, где мы их можем запереть. Соня собралась ему ответить, но он не дал ей ничего сказать, поцеловал ее и опять стал танцевать. И тут в дверь позвонили. — Они уже здесь? — Соня прервала его поцелуй. — Значит, будем ночевать в своих постелях. — А я так мечтал о ночевке на полу. — Но ведь пол остается? К тому же я сказала «ночевать», ничего другого. — Она коснулась губами губ мужа, провела рукой по его животу и засунула руку ему за пояс. «Это пройдет, и мы будем жить счастливо до конца наших дней», — успел подумать Фабиан, прежде чем она вытащила руку и пошла открывать. — Привет, меня зовут Астрид Тувессон. Я одна из новых коллег твоего мужа. — Стоявшая в дверях женщина протянула Соне руку. Другой рукой сдвинула солнечные очки вверх на светлые вьющиеся волосы, благодаря которым, а также цветастому платью, тонким загорелым ногам и босоножкам, выглядела на десять лет моложе своих пятидесяти двух. — Вот как? Привет, — Соня повернулась к Фабиану, который подошел к ним и пожал Тувессон руку. — Ты хочешь сказать, будущий коллега. Я выхожу на работу только шестнадцатого августа, — сказал Фабиан и заметил, что у нее нет мочки левого уха. — Будущий начальник, если уж быть совсем точными, — гостья рассмеялась и поправила волосы так, что не стало видно уха. Фабиан невольно спросил себя, что это может быть: ранение или врожденный дефект. — Извини. Я действительно не хочу вам мешать в разгар вашего отпуска, и вы, должно быть, совершенно вымотались после дороги, но… — Ничего страшного, — прервала ее Соня. — Входи, входи. Но, к сожалению, ничем угостить не сможем, поскольку все еще ждем наши вещи. — Ничего страшного. Мне только на несколько минут нужен ваш муж. Соня молча кивнула, и Фабиан провел Тувессон на террасу с задней стороны дома и закрыл за собой дверь. — Я в итоге тоже сдалась и купила батут. Дети канючили несколько лет, а когда я его купила, они уже успели вырасти.