Такое же блюдо оставалось лежать у него на кухне. С сомнением уставился на липкое лезвие. Он был готов поклясться, что помнит царапины на ручке. Но ведь Знаменский говорил, что нож на экспертизе!!! Стоп. Не может такого быть. Должно быть, это действительно другой нож. Отмел неприятные мысли и занялся поглощением бутербродов. Рея наблюдала за ним, но к хлебу не притронулась. Свое нежелание она пояснила борьбой за стройность фигуры. Ее глаза улыбались, и ему казалось, что она над ним посмеивается. Она обратила внимание на аппетит и заметила, что так повидла надолго не хватит. – За целый день ни одной крошки во рту не побывало, – признался он. – Есть хочется жутко. – Что ж вы не соблюдаете режим питания? Можно желудок испортить, – покачала головой Рея. – Вы как моя мама, – Коренев проглатывал бутерброды, не жуя. Хлеб оказался мягким и свежим, прожаренная корочка хрустела и с аппетитом проваливалась внутрь. – Просто у меня день прошел в пути… – А куда ездили? – полюбопытствовала Рея. Почему всем так интересно? Личное дело каждого, где проводить выходные – может быть, у друзей в гостях. – На художественный симпозиум для начинающих литераторов, – ответил заученной фразой. – По одному творческому вопросу. – Пишете книги? Как интересно! Мне не доводилось общаться с живыми писателями, – обрадовалась Рея. – Ну, журналист, это тот же писатель. Можно сказать, посетил курсы повышения квалификации. – А вы уже что-то написали? Я люблю читать. Мне нравятся толстые книги, – она сделала упор на слове «толстые» и пояснила: – В рассказ или короткую повесть не успеваешь вжиться, а большой роман проживаешь с героями от начала и до конца. А вы как считаете? Он промычал что-то невнятное, сообщил, что подзадержался в гостях, поблагодарил за ужин, и откланялся. Едва попал к себе, взял с полки самую толстую энциклопедию и пролистал увесистый том до буквы Р, удерживая его на весу дрожащими руками. – Рыбалка, рында, рынок, Рэлей… что за зверь? – бормотал он. – Ага, вот оно! Ткнул пальцем в короткую статью и прочитал: «Рея – титанида в древнегреческой мифологии, мать олимпийских богов. Дочь Урана и Геи. Супруга и сестра титана Кроноса, мать богини домашнего очага Гестии, богини полей и плодородия Деметры, богини семей и родов Геры, бога подземного царства Аида, бога морей Посейдона, бога грома и молнии Зевса». Яснее не стало. Зачем называться в честь древнегреческого божества? Пока стоял в грязных ботинках у книжного шкафа, зазвонил телефон. – Как съездил? – спросил Ванин голос в трубке. – Плохо. – Добро пожаловать в клуб неудачников. Чем Дедуля в тебя кинул? Мне досталось металлической кружкой. Шишка вскочила, мама не горюй! Неделю ходил, как единорог. – Ничем он в меня не кидал, – удивился Коренев. – Врешь! – возразил Ваня. – Когда Дедуле кто-то не нравится, он в него чем-то швыряет, схватит чашку со стола – и в гостя с размаху. Я специально предупреждать не стал, а то бы ты постоянно думал, как увернуться. – Ничего такого он не делал! – Не может быть! – Клянусь! Сказал остерегаться многословия и поиздевался, будто мне не стоит писать детективы. – Во-от! – заорал Ваня. – Ты же настоящий счастливчик и получил два ценных совета по цене одного. Везунчик! – Во-первых, я и без твоего Дедули не собирался писать детективов, а теперь и подавно желания нет. А во-вторых, у меня многословия не имеется, и тебе это известно. Если бы знал, никуда бы не поехал, только потратил время и деньги. Сам знаешь, в какой глуши он обитает, за одно такси отдал столько, можно на неделю продуктов накупить. Он пообещал при следующей встрече отвесить Виталику оплеуху за бесполезный совет. – Перейдем к рабочим вопросам, – объявил Ваня. – Завтра с самого утра тебя в полиции ждут. С нашим майором я договорился, дозволенные подробности о происшествии расскажут. – О чем? Кто? Где?!! – Ты не в курсе? Пока ты с Дедулей развлекался, «наехали» на трудовых мигрантов. В результате массовых потасовок на городском рынке убиты то ли двенадцать, то ли тринадцать человек азиатской наружности. Коренев тот час же сообразил, откуда растут ноги у беспорядков. – Это не из-за наших публикаций? – Разговор не телефонный. Майор тебя ждет. Ваня положил трубку. Коренев порадовался, что в качестве формы подачи были выбраны «письма возмущенных читателей». Хотя его статья и стала причиной беспорядков и смертей, он не чувствовал угрызений совести. Моральная ответственность возлежала на заказчике. Взять, к примеру, нож. Убивает не он, а тот, чья рука его держит. Так и в данном случае, он был лишь инструментом заказчиков сверху. Хотя журналист, в отличие от ножа, обладал сознанием и мышлением, Коренев предпочитал о таких тонкостях не задумываться и приравнивал себя к продвинутому биологическому компьютеру. Его беспокоило, чтобы не вычислили автора писем и не отомстили. От волнения зачесались пальцы. #10. На следующее утро чувствовал себя, словно разгружал мешки из железнодорожных составов. Он, конечно, ни разу в жизни подобным не занимался, но по его представлениям это мероприятие должно было выглядеть именно так. Пешая прогулка не прошла даром. Болела спина, тянул правый бок, а когда попытался повернуть голову, чтобы узнать время по настенным часам, в шее стрельнуло и хрустнуло, будто ветка переломилась. Охнул, лег прямо, раскинув руки, словно распятый на кресте, и уставился в потолок. Наверняка, на сквозняке в вагоне протянуло. Говорят, после тридцати выползают хронические заболевания и докучают с утроенной силой, пока организм не привыкнет. Коренев медиков побаивался, но стеснялся в этом признаться. Он маялся поясницей, но откладывал поход к врачу, оправдываясь огромной занятостью. В их городке не хватало узкопрофильных специалистов, поэтому невропатолог приезжал из районной поликлиники раз в неделю, причем время приема совпадало с всеобщей недельной летучкой в редакции. – Проклятый дед, – выругался и размял шею в надежде, что на следующем обороте хрустнет и полегчает. Понес же черт в такую даль. Потратил три дня, а ради чего? «Многословие у вас, молодой человек» Не нужно слушать Виталика – в мебели он, может, и силен, но от литературных дел далек. Там общего-то – древесные опилки, из которых делают и шкафы, и бумагу. Коренев окончательно убедил себя в неадекватности старика. По всем признакам настигла Дедулю старческая деменция. Отогнал неприятные мысли и в несколько приемов скатился с кровати в тапочки. Порылся в аптечке и нашел уродливый тюбик – эмаль осыпалась, и он не смог прочитать название. Остались только последние буквы «зь». Скорее всего, они означали «мазь». Уловил легкий эвкалиптовый аромат, решил, что хуже не будет, и щедро намазался, с трудом доставая до спины. При попытке дотянуться выше поясницы постреливало в боку. Для этого и надо жениться, чтобы было кому спину намазывать. Ухмыльнулся шутке и выпил кофе. Сбегал в полицию, сделал фотографии в морге, пообщался с майором и за полчаса прямо в отделении набросал на коленке статейку на тысячу слов. Для него это была немыслимая скорость. – Поаккуратнее, – попросил майор. – Дело резонансное, нам второй волны возмущений не надо, мы с первой не разобрались. – Хорошо. Вычеркнул упоминание о перепуганных сельчанах, идущих сжигать монстра Франкенштейна, хотя эта аналогия первой пришла на ум – разъяренная толпа собирает ошметки храбрости и отчаяния и идет с вилами на борьбу с чужим и непонятным. Поблагодарил майора и потащил статью в редакцию. Ваня скользнул взглядом по тексту и отложил статью в сторону с чувством глубокого удовлетворения. – Андрюша, у меня к тебе предложение. Дело серьезное и денежное, – сказал он с каменным лицом. – Не подводи под монастырь! В политику лезть не хочу, настрой не тот, плюс осеннее обострение сенной лихорадки. Я от предыдущего заказа еще не отошел. – Никакой политики и криминала, – заверил Ваня. Он достал из ящика стола брошюрку и бережно, словно трехмесячного младенца, передал Кореневу. – Что это? – удивился Коренев, разглядывая лист мелованной бумаги, сложенный втрое. С фотографии смотрели радостные лица рабочих в оранжевых касках и синей спецодежде. Они стояли клином, направленным острием к читателю. Центр группового портрета украшала дородная женщина, держащая в руках букет ландышей. Пока ее рот корчился в попытке изобразить улыбку, наполненные страхом глаза сверлили читателя маленькими буравчиками, словно она хотела прокричать через объектив «Спасите!» Над головами имитирующих радость работников аляповатые буквы кислотно-зеленого цвета на белой подложке сообщали: «Фабрика-17. Сто лет доблестного труда!» На мгновение показалось, что крайний справа рабочий – смотрящий мимо объектива и словно стесняющийся участия в этой инсталляции – похож на самого Коренева, но с бородой и усами. Впрочем, человек стоял далеко от камеры, и детали изображения терялась в фотографическом зерне, позволяя списать схожесть на парейдолическую иллюзию. Несмотря на лубочность картинки, пошлость лозунга и примитивность оформления, ощутил себя черепахой, перевернутой на панцирь и вынужденной дергаться и сучить ногами. Захотелось сбежать. – Пошлость и безвкусица, – дрогнувшим голосом высказал авторитетное мнение и проглотил ком в горле. – Хотя бумага дорогая, мелованная. При таких затратах можно было раскошелиться на нормального дизайнера. – В том-то и дело, – подхватил Ваня. – ОНИ хотят сделать по уму.