– Ничего, вас не касается. Представленный на подносах ассортимент не вызывал аппетита. От голода бурчало в животе, а возвращаться в гостиничный буфет не хотелось. Заказал порцию равиоли и стакан газировки. На вкус темно-серые пельмени напоминали салфетки, которые шли в комплекте с тарелкой. Чтобы не умереть от голода, пришлось принуждать себя проглотить следующую пельмешку. – Тихо у вас в городе, – попытался завязать беседу с мужчиной, по очередному кругу протиравшему стаканы белым вафельным полотенцем. – Угу, – пришел безразличный ответ. – Народа мало, пусто… – Угу. – В кафе, наверное, нечасто заходят? – Ага, – как попугай, повторял мужчина. – В основном, приезжие, которым не нравится в гостиничном буфете. – И часто сюда приезжают? – Очень редко. – А зачем держать кафе, если нет посетителей? – логическая цепочка замкнулась. Бармен кашлянул, и бросил на Коренева ненавидящий взгляд. – Надо же чем-то заниматься. – И давно вы здесь работаете? – Недавно. Как с фабрики уволился. Коренев хотел задать заветный вопрос о фабрике, но сообразил, что ответа не получит. Остаток тарелки доедал в полном молчании, уставившись на руки мужчины, терзавшего полотенцем стаканы. На мгновение рукав мужчины задрался и обнажил часть предплечья. На запястье официанта-мясника показался шрам, обычно остающийся после неудачной попытки самоубийства. Мужчина заметил внимание к его запястьям и накрыл руку полотенцем. Коренев допил приторно-сладкую газировку и сбежал. У входа в гостиницу оглянулся. Вывеска над кафе сменилась надписью «Пельменная» и выглядела так, будто ее нарисовали за полминуты. Коренев ворвался в гостиницу, вбежал на свой этаж и закрылся в номере. Он просидел одетым до самого вечера и только затем решил раздеться и заснуть с надеждой, что завтрашний день расставит все по местам и ему откроется, зачем он здесь. Он вдруг понял, что же напоминает ему город. Макет. Но не тот, который он любил изучать в детстве, а безжизненный, скучный, собранный к сроку, сделанный без души и фантазии. Так и представилось, как неизвестный умелец машет рукой «и так сойдет, а прочее исправим по месту». #15. В понедельник проснулся до будильника и разглядывал в окне рассвет, пробивавшийся через липкий туман. Мысль позавтракать в буфете сразу отбросил. Накинул куртку и побежал в знакомое кафе-пельменную. График работы, нацарапанный детскими каракулями на запертой двери, сообщал, что у заведения выходной. Пришлось затянуть пояс и понадеяться на фабричную столовую. Вернулся в номер, схватил портфель с вещами – диктофоном, ручками, бумагой и маленьким фотоаппаратом – и уселся на единственном стуле в ожидании Владимира Анатольевича. Рукопись решил взять с собой – она заключала в себе два года труда, и не хотелось оставлять ее в гостинице. В девять приехал Владимир Анатольевич на красной «копейке». – Садитесь, опаздываем, а сделать нужно многое, – подгонял Владимир Анатольевич и даже не дал затянуть шнурок на правом ботинке. – Потом завяжете. Бюро пропусков закроется, и целый день пойдет насмарку. Каждая минута на счету, мероприятия на три месяца расписаны, так сказать. Когда отъехали с пустой гостиничной стоянки и нырнули в туман, Владимир Анатольевич полюбопытствовал, как прошел вчерашний день. Он уверенно вел «копейку» при полном отсутствии видимости. Непроглядность окружающей белой стены его не смущала. – Посетил музей и кинотеатр, – сказал Коренев. – Скучно у вас, а я люблю огни и шум больших городов. – Бывает. Признаюсь, я и сам нездешний, – отозвался Владимир Анатольевич. – Человек – скотина, могущая приспособиться ко всему. Не переживайте, тоже привыкнете, так сказать. Коренев представил жизнь в безжизненном городке-макете, скрытом в хроническом тумане, и ему не понравилось представленное. Владимир Анатольевич проявлял несвойственную ему раскованность и портфель из рук не вырывал, как при первой встрече. Он излучал уверенность, а в речи прорывались начальственные интонации. – Когда долго здесь живешь, начинаешь ценить тишину и умиротворение. Но жизнь не в городе, а на фабрике – там она бьет ключом, так сказать, – продолжал Владимир Анатольевич с рассудительными интонациями, напоминающими знаменские. – Верите вы или нет, а мы с вами похожи, хотя это и не бросается в глаза. Коренев действительно ничего общего между ним и Владимиром Анатольевичем не находил. – Каждому кажется, что именно его внутренний мир по-настоящему богат, разнообразен и представляет целую Вселенную, а окружающие – примитивны, убоги, погрязли в рутине и не имеют за плоской душой ни гроша. К сожалению, это иллюзия, тешащая наше самолюбие. Если бы мы имели возможность заглянуть в мысли и чаяния другого человека, нам бы открылось нечто большее – восхищающее и пугающее. Поэтому нам так нравится читать книги – мы на время проникаем в глубину чужого мира и поражаемся тому, насколько он во множестве черт похож на наш собственный, так сказать, а иногда и значительно глубже. Коренев покраснел, ведь так он и полагал до сего момента, хотя и стеснялся облекать мысль в конкретные сентенции. Слова Владимира Анатольевича вызывали у него легкое чувство стыда. На подъезде к фабрике туман расступился и обзор расширился. Остановились у небольшого одноэтажного зданьица неожиданного сиреневого цвета. Чья-то заботливая рука разбила перед входом затейливую клумбу с недействующей имитацией садового фонтана. Вдоль стен расположились аккуратные деревянные скамеечки – на одну из них Владимир Анатольевич и указал со словами: – Присаживайтесь и ждите, пока я оформлю гостевой пропуск. Коренев уселся на холодные доски и терпеливо ожидал, разглядывая скучную клумбу с пластиковым фонтаном. Владимир Анатольевич выбегал из недр здания трижды: сначала забрал паспорт и командировочное удостоверение, потом выбежал, чтобы разузнать, где Коренев получал высшее образование и в каком году, а в третий раз вышел с бесконечной анкетой, нижний край которой волочился по асфальту. – Фамилия-имя-отчество, так сказать – зачитывал Владимир Анатольевич, вписывал ответы и после каждой галочки добавлял «замечательно, восхитительно». – Год рождения, семейное положение, место работы… Чиста ли ваша совесть? – Э-э-э… – Чиста ли ваша совесть? – повторил Владимир Анатольевич. – Так и написано? – удивился Коренев, заглянул в анкету и убедился: подобный пункт действительно имеется. Прокашлялся и ответил: – Да, в целом чиста. – Замечательно, – пробормотал Владимир Анатольевич и проставил галочку – в бухгалтерии говорят «открыжить». – Следующий вопрос: умеете ли вы врать? – и тут же открыжил: – Конечно, да! Это проистекает из предыдущего пункта, так сказать… Коренев возмутился, оскорбленный легкомыслием, с каким Владимир Анатольевич отнесся к важному вопросу, но тот парировал: – Анкета никому не нужна и заполняется для проформы, ее все равно читать не станут. Кроме того, любой журналист умеет врать, и чистая совесть ему не положена. Или вы из наивных идеалистов, кто видит задачу журналистики в объективном донесении фактов? – с подозрением спросил он. Коренев гордился мировоззрением прожженного циника и прекратил препираться. Он надеялся на отсутствие подобных вопросов в оставшейся части анкеты. – Хобби, увлечения? – Писательство. – Графоманите, – улыбнулся Владимир Анатольевич. – Понимаю, сам стихи в молодости писал, так сказать. Коренев стихотворчество ненавидел и признавал исключительно прозу, ведь в жизни никто не разговаривает строфами с рифмой и ритмами. Была в том какая-то фальшь и неестественность, словно в мюзикле, когда сама собой начинает играть музыка и целая площадь народу пускается в пляс, синхронно выделывает коленца и напевает поставленными голосами срифмованные строчки. – Причиной скольких смертей вы стали? – прозвучал следующий вопрос. – На этом пункте никто не признается, посему поставим ноль. Коренев промолчал, хоть и помнил, что стал причиной гибели тринадцати человек. Владимир Анатольевич объявил, что с анкетой покончено и скрылся в недрах сиреневого здания на добрых полчаса. Между тем, сонное настроение прорвалось, и Коренев оказался в эпицентре бурной деятельности. Подъезжали грузовики, КрАЗы, КАМАЗы, легковые автомобили, из которых с озабоченными лицами выскакивали водители и пассажиры и исчезали в дверях сиреневого здания с документами в руках. Разъезжающий транспорт порвал пелену и разогнал влажные перья тумана. От скуки по перевозимому грузу попытался определить направление деятельности фабрики, но дело оказалось безнадежным. Везли все – металлические листы, унитазы фарфоровые, вагон персиков и огромное фортепиано, музыкально вздрагивающее на кочках. Как по этому странному перечню догадаться, где сырье, где продукция, а где обычная еда с инструментами для местного кружка самодеятельности? Так и голову сломать можно. Поздновато для персиков, не сезон. Да и зачем их столько? Сок делать? Наконец Владимир Анатольевич показался на улице. Лицо его сияло, а в руках он держал бумажку, озаглавленную «Временный пропуск». Объявил, что можно с небольшой ознакомительной экскурсией отправляться на территорию фабрики. – Вот так и сразу? – скривился Коренев, который разоделся в лучший костюм и нацепил галстук в косую полоску. – Я думал, мы с руководителями пообщаемся, побеседуем по душам, определим цели и приоритеты. – Как вам сказать… Руководство отсутствует в полном составе. Главному инженеру нездоровится с прошлого понедельника, а директор находится в заграничной командировке, где договаривается с иностранными партнерами, так сказать. – Я оделся неподобающе. Вот измажусь, а в вашей гостинице, небось, и прачечной нету. – Не переживайте, – успокоил Владимир Анатольевич. – Вы же не собираетесь залазить внутрь технологического оборудования? – Нет, конечно!