– Надо попробовать, не пройдет ли метод «на носу». Очки вроде тех, в которых ты обаял свою рыбную принцессу. – Хорошая идея, можно попытаться прямо сейчас, – оценил Антонов. – Очки у меня там есть, причем лучше тех. Глушко приехал в «Мечту», но, как и ожидалось, всем своим видом выражал неудовольствие по поводу того, что его вынуждают столь бездарно тратить дорогое время. Я старательно и небезуспешно изображал из себя кого-то вроде слесаря-сантехника, непонятным образом оказавшегося в кресле замдиректора по науке и по этому поводу кое-как натянувшего дорогой импортный костюм-тройку. – С вами хочет побеседовать один человек, – сообщил я гостю. – Мой, так сказать, идейный вдохновитель. – Зовите, – поморщился Глушко. Этот момент мы с Антоновым репетировали много раз, и сейчас он прошел безукоризненно. Я встал, подошел к окну и оперся руками о подоконник, чтобы не потерять равновесие в момент мысленного перехода в двадцать первый век и обратно. И вернулся в прошлое уже Антоновым с дымчато-зеркальными очками на носу. Он в темпе подтянул узел появившегося на шее галстука, а в нагрудном кармане костюма сработало реле, отпустившее резинки, благодаря натяжению которых этот самый костюм сидел криво. Быстро потер руками, еще в двадцать первом веке смоченными одеколоном «Давидофф», виски и повернулся к гостю. – Будем знакомы, – заявил мой духовный брат, – Виктор Васильевич Антонов, гость из параллельного мира. А Скворцов – это просто временный донор организма, свой я сюда переместить не могу. После чего, не давая Глушко опомниться, Антонов сначала продемонстрировал возможности планшета, а потом погонял по комнате дрон. Вот интересно, почему эта дешевая игрушка убеждает людей сильнее, чем планшет? Хотя, наверное, Глушко представлял себе, сколь мощная там должна быть управляющая электроника, чтобы он так летал. В общем, уже минут через пять Валентин Петрович перестал сомневаться, что видит перед собой пришельца из иного мира. И кстати, почувствовал к нему симпатию, как мы с Антоновым и надеялись. – Так вот, значит, в чем секрет успеха этого бесцеремонного и невоспитанного молодого человека, – улыбнулся Глушко. – Рад нашему знакомству. И наверное, раз вы инициировали эту встречу, то у вас есть опережающая наш уровень информация не только по системам телекоммуникации, но и по двигателям? – Разумеется, садитесь сюда, так будет удобнее смотреть. Я, правда, не двигателист и не ракетчик, а электронщик, поэтому основное назначение предлагаемой подборки – помочь вам сформулировать вопросы, на которые мне надо будет искать ответы в своем мире. У нас самые распространенные двигатели – кислородно-керосиновые. На второй ступени иногда используются кислородно-водородные, а в качестве стартовых ускорителей – твердотопливные, но не очень часто. Высококипящие компоненты применятся в основном при заорбитальных полетах. Глава 15 Не помню, кто именно из великих – Мёрфи, Паркинсон или еще кто-то – сформулировал закон «Реализация любого хоть сколько-нибудь серьезного плана требует в пи раз больше времени, чем предполагалось поначалу», но могу подтвердить, что иногда этот закон соблюдается довольно точно. Не всегда, но часто. Так, например, развитие рок-музыки в СССР им описывалось безупречно. Проскочить перед выходом на большую сцену «Дип пепл» удалось буквально впритык – группа «Космос» заявила о себе осенью шестьдесят восьмого года. Кстати, мне было не так просто объяснить ее руководителю Давиду Тухманову, как я представляю себе тяжелый рок. Никаких записей из будущего я ему, с его абсолютной музыкальной памятью, крутить не собирался, а сам не знал нот и худо-бедно играл только на гитаре. И значит, единственной продемонстрированной песней в избранном стиле стала поделка Пахмутовой про юный октябрь в исполнении ресторанной рок-группы из двадцать первого века, а все остальное мне пришлось объяснять на пальцах, жестами и художественным блеянием. Но как ни странно, Тухманов в общих чертах понял, что имеется в виду. И не только понял, но и смог вполне прилично реализовать. Из известных мне музыкантов в «Космос» вошел совсем еще молодой Градский, остальных эти двое подобрали сами. И кстати, чуть не увели у меня жену – ясное дело, не в общепринятом смысле, а в музыкальном. Послушав ее пение, Тухманов возбудился и заявил, что у Веры совершенно феноменальной силы голос (тоже мне открыл Америку, я это узнал в первые же секунды знакомства). И значит, ее осталось только научить петь, чтобы получилась суперзвезда рока. Пришлось заявить, что солисток лучше искать где-нибудь в другом месте, еще только не хватало отпускать единственную жену в артистическую тусовку. Она, впрочем, от этого не расстроилась, понимая, что совместить большую сцену с биологией, космосом и, главное, нормальной семейной жизнью никак не получится. В общем, первый альбом группы – «Ключ на старт» – имел огромный успех в Союзе, удостоившись даже похвалы от самого Леонида Ильича. А группа англоговорящих поэтов от Семичастного уже вовсю переводила тексты на язык вероятного противника, потому что в планах был еще и успех на Западе, а с русскими текстами его добиться как минимум очень и очень трудно. Задача поэтов осложнялась еще и тем, что их творения должны были плюс ко всему нести идеологическую нагрузку, но так, чтобы с первого взгляда это в глаза не бросалось. Кроме музыки, из не связанных напрямую с космосом проектов я продвигал еще и дельтапланы. Вот тут про упомянутый выше закон сказать нельзя было ничего, ибо никаких планов вообще не было. Просто мы с тремя энтузиастами в редкое свободное время потихоньку строили пару аппаратов – и наконец построили. Это были два практически одинаковых крыла по типу «Атласа», одно каноническое, а второе чуть усиленное и с подвешенной внизу тележкой, снабженной форсированным до двадцати восьми сил движком от «Иж-Планеты». Моторный вариант облетывал я, безмоторный – Саша Фроловский. Правда, в силу особенностей служебного положения он вынужден был, едва спустившись с небес, тут же настучать Семичастному, но вреда программе это не нанесло, скорее наоборот. Пока в верхах утрясали вопрос, к какому ведомству следует отнести эти не очень понятные летательные аппараты, мы – все четверо – успели вдоволь налетаться. Зато когда на полеты обратила внимание Вера и потребовала, чтобы ее тоже научили, оба дельтаплана забрали на испытания в ЛИИ. Кстати, приезжал за ними сам решивший тряхнуть стариной Громов. Я ему шепнул, что торопиться их возвращать не надо, в середине февраля будет в самый раз, ибо в снег падать мягче. – Так вы же вроде летаете еще с сентября? – То мы, а тут у меня жена тоже захотела научиться. – А, тогда понятно. Сделаем. Не возражаете, если моторный вариант буду испытывать лично я? Какова грузоподъемность этого аппарата? – Сто десять кило, не считая полного бака бензина. В общем, Михаил Михайлович, летайте на здоровье сколько хотите, поднимет он вас без труда. Вот, возьмите, это мои заметки про особенности пилотирования. Как-то раз, когда я сначала отвез Веру в МГУ, а потом по Воробьевскому шоссе поехал в центр, мне бросилась в глаза какая-то стройка слева, которой раньше вроде не было. И, слегка покопавшись в памяти Антонова, я сообразил, что это же строится дом номер восемь – тот, где в числе прочих будет до самой смерти жить Косыгин. Интересно, ведь я к нему и еду. Дом, кстати, похож на наш, тоже кирпичная пятиэтажка улучшенной планировки с балконами по всему фасаду, только вдвое короче, чем тот, где я живу. И наверное, тут все же не совсем такие квартиры. Кроме того, вряд ли сдача этого дома будет задержана почти на год, как нашего. Я вез Косыгину подборку Антонова о советской торговле в восемьдесят седьмом – девяносто первом годах. Кроме материалов из Интернета, там были и его личные впечатления, причем назвать их цензурными не получилось бы даже из вежливости. А здесь уже потихоньку начала разворачиваться кооперативная торговля, и ее инициатор Косыгин хотел, как я понял, поглубже рассмотреть подводные камни на этом пути. Суть новаций была проста – колхозы и совхозы теперь могли продавать сверхплановую продукцию на колхозных рынках и в кооперативных торговых точках, причем цены не должны превышать магазинные более чем на двадцать процентов. Как это выглядит в реальности, я уже успел увидеть в Троицком, там недавно появился овощной магазинчик. Это привело к тому, что во всех трех государственных магазинах исчезли очереди, но зато они появились у кооператоров. Ну да, кто же будет покупать на треть гнилую картошку пополам с грязью за десять копеек килограмм, когда вполне приличная у кооператоров стоит двенадцать копеек! Вот только очередь мало кому нравилась, однако кооператоры уже начали осуществлять доставку за двенадцать процентов от стоимости заказа. То есть теперь картошка обходилась в рубль тридцать пять за десять кило, и этим были довольны все, включая работников государственных овощных магазинов. Им-то раньше приходилось работать, а теперь стало возможно расслабиться, оборот упал, но зарплата-то идет. Главное – вовремя списывать свою гниль, причем, кажется, они после этого даже ухитряются загнать ее налево. То ли самогонщикам, то ли на корм скоту. Кстати, откуда берется гнилая картошка уже в ноябре, это до сих пор выше моего понимания. Все это я, приехав в Кремль, рассказал Косыгину, подытожив: – Кооператоры работают с энтузиазмом, чуть ли не на износ, потому что уверены – такие условия продлятся максимум три года, до конца этой пятилетки. А в следующей планы колхозам и совхозам скорректируют в сторону увеличения, и перевыполнять их станет затруднительно. Сейчас люди при фиксированной наценке выкручиваются за счет оборота, но он обязательно упадет, и кооперативные магазины потихоньку вымрут. – Вы нарисовали вполне вероятную картину, если бы планы продолжали составляться от достигнутого. Но в этой пятилетке они фиксированные, а со следующей основой для них станут заявки торговли. – Ага, – почесал в затылке я, – тогда, наверное, получится то же самое, только наоборот. Госторговля будет искать и находить способы уменьшать свои заявки, чтобы поменьше работать за те же деньги. Вам, ясное дело, не понравится за государственный счет кормить дармоедов, и зарплаты в торговле начнут формироваться от оборота. Народ побежит оттуда в кооперативные магазины и, естественно, привнесет туда привычные ему методы работы. То есть все станет как раньше, только цены вырастут раза в полтора. – И каков же выход? – Не знаю. Можно, например, всячески гнобить проверками кооперативы, в которых трудятся бывшие работники государственной торговли. Но это далеко не идеальный алгоритм. – То, что не идеальный, это ладно, идеала в природе вообще не бывает, но он еще, извините, и неумный. Мы планируем сделать не так. Надо вернуть советской торговле те функции, которые должны быть ей присущи при социализме. Вот вы же, например, более или менее представляете свои потребности? То есть покупку той же картошки наверняка способны расписать как минимум на месяц вперед. – Так оно и есть, только у нас этим теща занимается. – Неважно. Торговля должна быть всего лишь связующим звеном между производителем и потребителем, а не источником не соответствующего труду обогащения ее работников. Значит, их надо отделить от потока наличных денег. Магазин будущего я представляю себе как стол заказов. Ваша теща каждый месяц приходит туда и оставляет список, когда и сколько картошки, моркови и всего остального ей понадобится. Совокупность таких заявок и составит основу для планов торговли. А деньги за них будут идти прямо со сберкнижки по графику платежей, подписанному покупателем в момент оформления заявки. Вскоре можно будет ввести и банковские карты, они удобнее книжек и уже есть на Западе. Если же у вас возникнут непредвиденные потребности, вы пойдете в кооперативный магазин и купите там все желаемое за полуторную цену. Или все-таки подождете месяц, если вам станет жалко денег. – Думаете, это поможет? Торговля быстро найдет способ создания искусственного дефицита и начнет торговать уже местами в очереди на заявки, причем из-под полы и втридорога. – Вот поэтому я попросил у вас сегодняшнюю подборку. Как я понял, в истории Антонова она именно так и сделала, а значит, методы противодействия лучше отработать заранее. Причем им надлежит быть не только и даже не столько административными, сколько экономическими. А вот Леня Брежнев, похоже, такими низменными вещами, как цены на гнилую и негнилую картошку, в данный момент не интересовался, воспарив мыслью в сияющие выси, хотя сам же недавно советовал мне вернуться с Луны на Землю. Впрочем, этот совет, насколько я помнил, был озвучен где-то между четвертой и пятой стопками, так что Леня про него вполне мог и забыть. В общем, сразу после ноябрьских праздников он пригласил меня в Завидово и начал ставить новую задачу. – Я помню твои слова о межпланетных автоматических станциях, – заявил он, – но наука не стоит на месте, и наша советская электроника прогрессирует, в том числе и благодаря твоим усилиям. Кроме того, ты сам говорил, что элементы из будущего могут быть не только ширпотребными, но и для индустриального применения, только дороже. Наверняка есть и с военной приемкой, за еще большие деньги. Думаю, если не торопиться, то твой Антонов сможет купить все необходимое. А ты – разработать на этой базе схемы, способные выдержать полет до Марса и длительную работу на нем. – У Советского Союза появились лишние деньги? Не на Антонова, ему много все равно не реализовать, заметут, а на сами запуски? – Нет, но я не считаю освоение космоса лишним. Кроме того, в твоих материалах я недавно прочитал, что программа «Кьюриосити» обошлась американцам дешевле, чем русским отрезок шоссе от Сочи до Адлера. А мы что, хуже тех американцев? В общем, партия рассматривает вопрос о том, чтобы поручить тебе, во-первых, создание марсохода. Луноходы-то ты сделал? А на Марсе условия даже немного полегче, есть хоть какая-то атмосфера. Ночью не так холодно, а днем совсем не жарко. К тому же ночь там, как у нас, а не две недели, как на Луне. Да, я помню про радиацию во время перелета. Но твоя электроника миниатюрная, ее возможно всю смонтировать в хорошо защищенном отсеке. Ясное дело, такую толпу роботов, как на Луну, на Марс отправить не получится. Марсоход будет один, и, скорее всего, значительно крупнее твоих луноходов. А во-вторых, партия планирует поручить тебе и координацию всей этой программы. Надеюсь, ты не будешь отказываться? – Не буду. Однако мне потребуется месяца три лишь для того, чтобы прикинуть объем и последовательность работ. Сроки я смогу назвать только в марте, да и то приблизительно. – А я уже говорил, что спешки тут мы не допустим. Работай спокойно. Даже если на реализацию программы потребуется десять лет, никто тебя торопить не будет. – И даже в случае, если американцы запустят свою марсианскую программу? – Да. Потому что ты сам не позволишь им опередить тебя, я правильно понимаю? Эх, ну вот почему ты пить-то не можешь, неужели медицина тут бессильна? Мне за тебя приходится, несмотря на возраст. Ну, Витя, за советский флаг на Марсе! Первым следствием беседы с Брежневым стало то, что всю заднюю, то есть находящуюся за корпусом «Б», часть территории «Мечты» начали копать уже в конце ноября. Кому и как в рекордные для советского планового хозяйства сроки удалось продавить решение о строительстве еще двух корпусов, я не знал, но под них уже начали рыть котлованы для фундаментов. А Шелепин, приехав инспектировать начало стройки, заметил мне: – Ты, наверное, уже понял, что Леня ставит тебе задачи в обход меня в том числе и с целью посеять между нами зерно недоверия. – Я-то ладно, главное, что вы это понимаете. А вот то, что такая программа невозможна без согласования с вами, понимаю уже я, причем с самого начала. Чай, не бином Ньютона. – Вот и хорошо. Только ты… э-э-э… на Леню зря не обижайся. Он по-другому не может, такой у него стиль работы. У каждого есть свои маленькие недостатки, и главное, чтобы они не мешали общему делу. Я, конечно, согласился с тем, что мне вешал на уши Шелепин, но слегка задумался. Леня – это ладно, с его мотивами все более или менее понятно. А вот вы, дрогой Александр Николаевич, против кого и в союзе с кем собираетесь интриговать, раз ведете со мной такие в общем-то необязательные беседы? Как-то не хочется участвовать в том, смысл чего мне пока совершенно не ясен. Глава 16 Задача, поставленная мне Брежневым и подтвержденная Шелепиным, с первого взгляда выглядела вполне решаемой. Однако при втором, более внимательном и квалифицированном, становилось ясно, что решаемость эта кажущаяся. И наконец, при третьем взгляде, уже совсем не под тем углом, что два предыдущих, можно было обнаружить путь, на котором марсианской экспедиции хоть что-то светило. Но давайте по порядку.