Свободным оставался всего один столик возле двери на кухню, вдали от других посетителей. Столик, маленький и низкий, был рассчитан на детей, а стулья – обычного размера – на взрослых. Нам пришлось нагнуться, чтобы поставить на стол свои тарелки и чашки. Осмалу, судя по всему, это не смутило. Меня, впрочем, тоже. Больше меня беспокоило, что двери на кухню были открыты. Морозильник, он же гроб, стоял, огромный и сияющий, в четырех с половиной метрах от нас. – Мои соболезнования в связи с кончиной вашего брата, – сказал Осмала и положил в рот кусочек пирога. У меня сложилось впечатление, что эти слова он произносил уже много-много раз. Я по-прежнему не понимал, что должен на это ответить. Благодарить его? Это было бы странно. На самом деле он нисколько мне не соболезновал. Так с какой стати мне выражать ему благодарность за неискренние слова? – Это было для вас неожиданно? – спросил он. – У Юхани был врожденный порок сердца, – ответил я. – А что? Полиция… я имею в виду, вы… – Зовите меня Пентти. Нет, полиция не расследует смерть Юхани Коскинена. Значит, сделал я вывод, его зовут Пентти и он расследует что-то еще. Черничный пирог вдруг показался мне не таким уж аппетитным. – Вообще-то есть кое-что другое, достаточно неприятное. У нас имеются основания предполагать, что ваш брат поддерживал отношения с преступными элементами. Осмала откусил еще кусок пирога, из середины которого сочилась обильная ванильная начинка. – Преступными элементами? Осмала кивнул и отхлебнул кофе, возвращая себе способность говорить. Он поставил чашку на стол, для чего ему понадобилось согнуться, как будто он собирался завязать себе шнурки. Он открыл свой кейс, достал из него несколько цветных фотографий и подвинул их ко мне. Сверху лежал снимок, явно сделанный в полицейском участке. Человек на снимке выглядел более загорелым, чем в моем морозильнике. Не считая этого, сходство было абсолютным. – Мы подозреваем, что этого человека связывали с вашим братом некие финансовые отношения. Этот человек – карьерный преступник. У него длинный список судимостей, включая убийство по неосторожности. Крайне опасный тип. Но он вдруг исчез. Он мог покинуть страну, хотя я не думаю, что это очень вероятно. Или где-то прячется. Залег на дно… По собственной воле или… Не совсем. В его кругу люди часто исчезают без следа. Между нами говоря, меня не удивило бы, если бы нашелся кто-то, кто так на него рассердился, что помог ему лечь на дно. Если вы понимаете, о чем я. Он явно не претендовал на Нобелевскую премию мира. Я не отрывал глаз от фотографии. – Вы когда-нибудь видели его в обществе брата? – Нет, – честно ответил я. – А вообще знаете его? – Не могу сказать, что знаю. Осмала придвинул к себе фотографию и убрал в кейс вместе с остальными. – Значит, теперь вы владеете Парком аттракционов? – Да, – ответил я и объяснил, что у нас не Парк аттракционов, а Парк приключений. Мой рассказ был достаточно подробным, потому что мне требовалось время, чтобы подготовиться к тому, что, как я ожидал, произойдет дальше. Как я и предполагал, Осмалу мало интересовали принципиальные различия между двумя типами парков. – Возможно, сейчас не самое подходящее время, но… Вы с братом когда-нибудь обсуждали проблемы управления Парком? – Он иногда рассказывал мне о своих новых приобретениях. Например о Варане. Я помню, как он об этом говорил. – Что именно? – Что поезд похож на длинного блестящего зеленого варана и что его улыбающаяся голова с раздвоенным языком – это двигатель. Что в нем могут ехать сорок детей за один раз, а скорость зависит от того, насколько бодро они крутят педали. Один круг занимает примерно пять с половиной минут. – Я имею в виду, говорил ли он с тобой о финансировании этих приобретений. Откуда он брал деньги и на что их тратил? Упоминал ли каких-либо деловых партнеров? – Нет, – снова абсолютно честно ответил я. – Мы никогда не говорили о деньгах. Я не имел ни малейшего представления о людях, с которыми он ведет дела. Например с такими, как этот человек на фотографии. – Очень опасный человек, – кивнул Осмала. – Он, безусловно, выглядит опасным, – признал я. – Как идут дела в Парке? – Этот вопрос Осмала задал с той же интонацией, с какой говорил до этого. Мягко, почти невзначай. Я понял, что он это такой специальный прием. Осмала сидел с задумчивым видом. – Мы в переходной фазе, – сказал я. – Должен признать, раньше я не работал в секторе развлечений и был к этому не готов. Все тут для меня внове. Но посещаемость растет, как и продажи. Баланс в нашу пользу. Планируем расширяться… – А что насчет персонала? Это те же люди, которые работали с вашим братом? – Да, все до единого. – Не возражаете, если я покажу им эту фотографию и спрошу, может, кто-то из них его видел? – Ни в малейшей степени. Осмала запихнул в рот кусок пирога размером с теннисный мяч, размазывая по лицу ванильную начинку. Вытер губы, одновременно пережевывая липкое месиво. Мы молчали. Мне было нечего ему сказать, а язык Осмалы увязал в полукилограмме теста. Я начал понимать, что манера Осмалы вести беседу – это та же рыбалка. Каждое его слово служило приманкой, на которую он пытался подцепить добычу. Вокруг нас с криками носились дети; некоторые хныкали. Взрослые вытирали им лица и уговаривали посидеть спокойно. Это не оказывало на них ни малейшего воздействия. Осмала наконец сделал глотательное движение. Даже посреди окружающего гвалта я услышал – во всяком случае, так мне показалось, – как пережеванный пирог скользнул внутрь его широкой глотки. – Вам это нравится? – спросил он. – Пирог? – Парк приключений, – сказал он и кивнул в сторону холла. – Я не думал о том, нравится он мне или нет. Я его унаследовал. Мало кому удается выбрать, что именно они унаследуют. – Чем вы занимались до этого? – Я актуарий. Я вкратце объяснил Осмале, что со мной произошло. Затем извинился и сказал, что мне надо вернуться к работе. Если он не возражает. Осмала не возражал. Мы встали и сделали полтора шага, когда Осмала вдруг остановился. От неожиданности я тоже остановился. – Не желаете, чтобы я оставил вам фотографию? Что-то в лице Осмалы неуловимо изменилось. Хотя его голос звучал по-прежнему низко и мягко, и он задал вопрос как бы между прочим, в выражении его лица появилось что-то новое. Я насторожился. Если недавние события и принесли мне какую-то пользу, то я мог бы сказать, что теперь меня гораздо труднее удивить, чем в то время, когда я в последний раз сидел в кабинете Перттиля. – Нет надобности, – искренне сказал я. – Не для меня. Я уверен, что не забуду это лицо. Осмала бросил взгляд на мой несъеденный черничный пирог. – Вы же не оставите его здесь? – Конечно, нет. Тут полно маленьких трудолюбивых мышек, обожающих пироги. Я не имел ни малейшего представления, откуда у меня взялись эти слова. Возможно, влияла атмосфера кафе «Плюшка и кружка». Все эти изобретательные названия блюд и странные картинки, используемые для их рекламы. Осмала еще посмотрел на мой пирог, а затем перевел взгляд на меня. – Вы можете его заморозить, – сказал он все тем же низким мягким голосом. 12 Неделя пролетела быстро. Только в пятницу в хозяйственном магазине я наконец расслабился. Ну, может, не совсем расслабился, но мне показалось, что мои проблемы отодвинулись чуть дальше. Когда Лаура попросила, я тут же пообещал, что схожу вместе с ней. Наступил вечер, и Парк приключений закрылся. Всю неделю я выдавал ссуды. И все эти дни размышлял о визите полицейского. Всю неделю пытался решать свои проблемы, но пока не нашел быстрых решений. В хозяйственном магазине меня ждал сюрприз. По своей природе он напоминал другие сюрпризы, с которыми я сталкивался на протяжении последних недель. Я чувствовал себя так, как будто внезапно пробудился от долгого сна. Я никогда не ощущал себя в подобных местах как дома, но теперь… Теперь в запахах хозяйственного магазина мне чудилось что-то успокаивающее. Здесь мы имели дело с чем-то фундаментальным и значительным. Здесь люди сооружали себе полы, стены и потолки. Они покупали камень, древесину и металл. Хватали ручки, инструменты и рейки. Их действия сопровождались характерными звуками. Их труд имел предметное воплощение, и прогресс можно было увидеть невооруженным глазом. Почувствовать запах дерева, ощутить холод металла. Все здесь конкретно. Работа продвигается от гвоздя к гвоздю, от винтика к винтику. Так я думал. Это не особенно реалистично, потому что на самом деле я знал, что такое домашний ремонт. Он стоит вдвое больше, чем изначальная смета, и тянется вдвое больше времени, чем предполагалось. Но моя радость была гораздо больше связана с человеком, которого я сопровождал в магазине. Нравилось мне это или нет, но, стоило мне оказаться в обществе Лауры Хеланто, каждый раз что-то происходило. У меня в душе что-то сдвигалось; по телу пробегали мурашки; в воображении возникали непривычные образы, и я испытывал потребность о чем-то говорить. И, как я понял со временем, следствием из этого всего бывало что-то незапланированное. – Пойдем сразу в отдел красок, – сказала Лаура, когда мы приблизились к длинной шеренге тележек и выдернули одну. – Давай попробуем выбрать побыстрее. Я сказал ей, что не тороплюсь. И готов потратить столько времени, сколько необходимо. Главное, не опоздать завтра на работу. Лаура усмехнулась. Я оставался серьезным. Толкал пустую тележку, которая издавала знакомый скрип – нечто среднее между низким дребезжанием и высоким писком. Духи Лауры смешивались с запахами хозяйственного магазина, и я начинал забывать о событиях дня. Лаура посмотрела на меня, коротко улыбнулась. В ее очках отражался свет. Я думал, что с легкостью толкал бы эту тележку хоть тысячу километров, лишь бы Лаура была рядом. В то же время я вспомнил, что по дороге сюда мы почти не разговаривали. И что после того, как она попросила меня сегодня утром помочь ей с погрузкой, мы сталкивались взглядами только случайно. Мы пришли в отдел красок, ухитрились дозваться консультанта, который сделал попытку пройти мимо нас, как будто мы не стояли прямо перед ним или вообще не имели физической формы. Лаура начала выбирать краски. Она прихватила с собой набор образцов и показала консультанту эскизы на своем айпеде, называя цветовые коды. Консультант – молодой парень с блестящими светлыми волосами – выглядел так, словно у него не хватило бы сил, чтобы поднять ведро краски; тем не менее, он успешно смешивал цвета в соответствии с требованиями Лауры. Тележка заполнялась ведрами с краской. Консультант смешал оттенок зеленого для стены О’Кифф, когда я услышал мужской голос: – Лаура, привет! Я повернул голову и увидел мужчину примерно моего возраста. Больше ничего общего между нами не было. Невысокого роста, атлетически сложенный; из-под черной футболки выпирали накачанные мышцы. Пронзительный взгляд темно-карих глаз; короткие темные волосы. – Киммо! – сказала Лаура. – Привет. Мы дружно переглянулись. Рядом с мужчиной по имени Киммо стояла женщина, гораздо моложе его, с крашеными угольно-черными волосами; явно беременная и явно смущенная. Ростом ниже Киммо и такая худая, что ее выпирающий живот казался какой-то оптической иллюзией. Каждый из нас, как минимум, один раз посмотрел на всех остальных: мы стояли по углам геометрически правильного квадрата, образованного нашими телами. – Покупаешь краски? – спросил Киммо, обращаясь к Лауре. – Выставка скоро? – Нет, – ответила она. – Ну да, вроде того. – Это Суса, – сказал Киммо, указав на живот своей спутницы. – Хенри, – представился я. Киммо посмотрел на меня, ничего не сказал и снова обернулся к Лауре: