– В каком смысле ты не хочешь привлекать к этому слишком много внимания? – спросила она. Разумеется, я не мог ей сказать о подозрениях детектива Осмалы, усиливать которые ни в малейшей степени не входило в мои планы. Подошла электричка. – Я просто настаиваю, что в данный момент нам не следует слишком афишировать наши банковские операции. – Золотце, кто из нас двоих директор по маркетингу? Электричка остановилась на платформе. Я ждал, пока откроются двери. Из вагона никто не вышел, а входящие пассажиры устроили в дверях небольшую давку. Делая шаг в тамбур, я смотрел себе под ноги. – Ты, – признал я и, не оглядываясь по сторонам, двинулся в вагон. Мне не нравились пассажиры, которые громко информировали окружающих о последних новостях своей семейной жизни, своих политических убеждениях, не имеющих никакого отношения к статистической вероятности, и о своих проблемах с законом. Я нашел свободное местечко подальше от них. – Это не вопрос. – Вопрос в том, что ковать железо надо, пока горячо. Хватать быка за рога, пока прилив высокий. И все такое. Юхани со мной соглашался. – В этом я не уверен. – Он умел смотреть вперед. У нас с ним не было расхождений. Трагедия в том, что Юхани скоро положат в гроб за три тысячи евро, хотя я предпочел бы, чтобы он по-прежнему управлял Парком приключений, ковал вместе с тобой железо и занимался осуществлением всех твоих затей. – Это мне известно, – сказал я. – Юхани был… – Веселым и гибким. – Да… – У него было чувство юмора, и он все схватывал на лету. – Да… – Непосредственным, приятным в общении. – Да… Я заметил, что эпитеты, которыми она описывала Юхани, на самом деле характеризовали меня – но с обратным знаком. Сознавать это было не очень приятно, но я же не мог признаться ей, что всего-навсего пытаюсь избежать смерти на импровизированной виселице. Вместо этого я извинился за то, что не разделяю ее энтузиазма. – А мы сейчас делаем все наоборот, – сказала Минтту К. – Я переговорила с остальными. Интересно, с кем именно? – Это переходная фаза, – сказал я. – Мы основали микрокредитную организацию, которая… – О которой никому нельзя говорить? – перебила она меня. – Я думала запустить рекламную кампанию на радио. В столичном регионе, а может даже, во всей Южной Финляндии. У меня на столе сейчас лежит предложение, от которого мы не можем – и не должны – отказаться. Я уже нашла людей, готовых сделать нам рекламу. Офигительно смешные ребята. Я уже слышу джингл! Они могут придумать несколько слоганов насчет горок и банка. Помнишь, как Скрудж Макдак нырял в свое золото? «А теперь с горки – прямо в банк!» Что-нибудь в этом роде. – Звучит забавно, – сказал я, понимая, что мой голос звучит сухо, хотя в этой идее и правда есть что-то слегка веселое. – Может быть, позже. В данный момент мы работаем исключительно как Парк приключений. Вот почему мы заказали постеры, флаеры и все остальное. То, что можно использовать только на территории Парка. – Чего ты боишься? Должен признать, такого вопроса я не ожидал. Мне казалось, я уже немного знаю Минтту К – подобная напористость была в ее характере. Тем не менее, я почуял в ее вопросе нечто, заставившее меня напрячься. С другой стороны, сейчас было не самое подходящее время и место для продолжения дискуссии. Я должен делать то что должен делать. Чтобы выжить. Чтобы Парк приключений выжил. – Боюсь, что я боюсь юмора, веселья, непосредственности, схватывания на лету и приятности, – сказал я, замечая, что непроизвольно повысил голос. – На данный момент мы делаем то, чего требует ситуация. Как только она изменится, мы пересмотрим свои подходы. Я нажал отбой и посмотрел в окно. Еще один золотой осенний день. Деревья полыхали яркими красками. Вначале я не столько заметил, сколько почувствовал чье-то присутствие на краю своего ряда. Тут же еще один человек сел напротив меня. – Серьезные слова серьезного бизнесмена, – услышал я знакомый голос. Я повернул голову. А. К. сидел на краю моей скамьи; Игуана – на скамье напротив. На весь вагон нас осталось всего три пассажира. 15 Электричка подошла к станции Малминкартано. На платформе стояло несколько человек. Насколько я помню, нечасто выпадают моменты, когда вокруг наступает такая тишина, какая бывает, когда останавливается поезд. Создается впечатление, что вся жизнь вокруг тоже остановилась и смолкла. В наш вагон никто не зашел. – Мне говорили, что эта электричка ходит по кольцу, – сказал Игуана. Он посмотрел в окно на стены станции, покрытые граффити. – Вполне уместно. С учетом обстоятельств. Мы можем кататься кругами. Только мы трое. Я хранил молчание. Надо было смотреть по сторонам, когда я разговаривал с Минтту К. С другой стороны, я прекрасно знал, что Игуана и его приятель поймали бы меня где-нибудь еще. Теперь вот мы сидели в вагоне электрички, но это была даже не половина проблемы. Проблема сидела напротив меня. – Знаешь, что меня реально бесит? – спросил Игуана. Его изрытое оспинами лицо выглядело слегка опухшим. Я помотал головой. – Сегодня ты даже билет не можешь купить без кредитной или дебетовой карты. Попробуй запихнуть пятерку в свое приложение на телефоне. Видел надпись на стене вагона? Что в самой электричке теперь билеты не продают. Что дальше? Представь себе, что заходишь в пивную, а тебе говорят: «Да, у нас все так же, как раньше, только теперь мы не торгуем пивом. И вообще спиртным. Но кроме этого ничего не изменилось, так что добро пожаловать». Мы с А. К. едем без билетов. И на каждой остановке нервничаем: вдруг появятся контролеры? Мало того что оштрафуют, так еще высадят из электрички. Как ты думаешь, это честно, что нам приходится бояться такой фигни? Игуана смотрел на меня так пристально, что я решил: лучше ответить ему хоть что-нибудь. – Думаю, нет, – ответил я. – А. К. тут от ужаса уже в штаны наложил. Я посмотрел на А. К. Он глядел перед собой; в ушах у него торчали наушники; по его виду можно было предположить, что он вообще не сознает, что едет в электричке. – Уверен, у тебя билет есть, – сказал Игуана. – У меня месячный проездной. – Дай его мне. – Что? – Дай мне свой проездной. Мы смотрели друг на друга. Я был прав: лицо у него немного опухло. Но хуже было другое: он выглядел смертельно серьезным. А. К., похоже, не следил за нашим разговором. Но я знал из опыта, что его видимая пассивность способна по щелчку пальцев перейти в активность. Я достал из кармана куртки проездной и протянул его Игуане. – Спасибо, – улыбнулся он змеиной улыбкой. Я промолчал. Игуана сунул проездной себе в карман так спокойно и уверенно, словно это был его собственный проездной. Он откинул голову назад. – Так я чувствую себя гораздо лучше. Честно говоря, не хотелось намочить штаны. А что насчет тебя? Я ничего не ответил. – Дело вот в чем. Ты садишься в электричку, как обычно, и думаешь, что твоя поездка будет такой же, как всегда, – спокойной и прекрасной. Но тут появляется какая-то сволочь и говорит тебе, что ты больше не можешь купить билет на электричку в самой электричке. Или еще какую-нибудь такую же хрень. И после этого тебе уже не кажется, что электричка едет так же, как ездила раньше. В ней стало малость холоднее. Я знал, о чем он говорит. О своем боссе. О моем мини-банке. О том, что мое деловое предложение было принято всерьез, несмотря на ухмылки и смех Игуаны. Он побарабанил пальцами по колену. А. К. достал из кармана своего черно-белого спортивного костюма телефон и развернул его экраном ко мне. На экране – фотография, на которой я лежу, зарывшись лицом в пах голой женщины. Обе мои руки подняты вверх, и одна из них показывает – случайное совпадение – знак победы. Маловероятно, что человек, впервые увидевший этот снимок, решит, что это постановка. Впечатление, что я запечатлен в момент полного довольства жизнью. Игуана кивнул А. К., тот вернул телефон в карман и продолжил то, что умел делать лучше всего – тупо смотреть перед собой. – Небольшое напоминание, прежде чем мы перейдем к обсуждению графика. – Он наклонился вперед, вплотную приблизив ко мне лицо. – Что скажешь? Когда я могу прийти и забрать свои первые пятьдесят тысяч? До меня доносилось его дыхание – смесь нечищеных зубов и плохо переваренной пищи. – У меня нет пятидесяти тысяч евро, – честно сказал я. За одну неделю я выдал много займов и оплачивал долги Парка из возросших прибылей, в чем и состояла суть плана. В результате счет Парка практически опустел. Поступления начнутся со следующей недели, когда заемщики начнут возвращать кредиты с процентами. – Когда? – спросил Игуана. – Это был вопрос. Мне плевать, сколько раз деньги должны прокрутиться через твою вонючую систему. Меня не волнует, что ты будешь проверять и перепроверять каждую сделку по шестьсот раз. Я спрашиваю: когда? Ты понимаешь, что означает этот вопрос? Так что доставай свой календарь, Эйнштейн. Я ничего не ответил. – Хорошо, – продолжил он. – Поскольку ты сегодня на удивление туп и у тебя нет никаких предложений, я сам скажу тебе когда. Можешь занести это в свой календарь. Я молчал. – Или мне попросить А. К., чтобы применил к тебе свои методы? – Да, я могу это записать, – сказал я. – Я отправляюсь в небольшую поездку. Так что в понедельник через две недели будет в самый раз. Времени тебе хватит. Двадцать пять тысяч за неделю. Уверен, это ты сосчитаешь. Ты умный мальчик. Две недели. Наконец Игуана от меня отодвинулся. Температура возле моего лица сразу упала на несколько градусов, а воздух стал чище. Электричка замедлила ход. Мы прибыли в Мартинлааксо. Игуана уперся рукой в колено, встал, посмотрел на меня сверху и вниз, но ничего не сказал и молча направился к выходу. А. К. дождался полной остановки электрички и тоже поднялся со своего места. Меня в очередной раз поразила его способность быстро и беззвучно двигаться. Для такого громилы он ловок как лисичка. Он ступил на платформу, и я на секунду увидел их спины. Электричка снова тронулась. В эту минуту я услышал с двух концов вагона голоса: – Готовьте билеты, пожалуйста.