Ага, убьешь… Ты поймай сначала! Она бежала легко, как на стадионе, босиком по мокрой траве. Не добегая до леса, резко свернула к избам, потом – к старой бане… Оглянулась – преследователь орал где-то за сараем… И бросилась в высокую траву – затаилась… – Убью-у-у! А-а-а! Городские! Убью-у-у! Из лесу уже выходили ребята – Тынис с Иваном. Через плечо у Тыниса висел фотоаппарат – старая еще довоенная «Лейка». Как всегда. – Парни! Уходите! У него нож! – замахала руками Лиина. Насильник ухмыльнулся и, перехватив финку, направился прямо к ней. И парни – тоже. Кто быстрее – вот в чем сейчас был вопрос. Впрочем, и девушка не сидела на месте – рванула с места, только пятки засверкали – олимпийский чемпион обзавидуется! Попробуй догони… Еще и остановилась, застегнула рубашку на пару оставшихся пуговиц. Обернулась, подначила: – Эй, ты где там? Что так медленно-то? Курад… Теперь можно было… Теперь-то Лиина никого не боялась – ведь она была не одна! Видела, как ребята выдернули из старого плетня колья. – Лиина! Держись! Седой оглянулся. Снова зарычал, замахал финкой. Студенты спокойно подошли к нему с двух сторон, с кольями. – Тынис! Снимай! – быстро сообразила Лиина. – Все фиксируй! Тынис живо расчехлил камеру, взвел затвор и нажал на спуск… И тут вдруг со стороны леса послышался рокот двигателя. А вот и трактор – серый ДТ-75 с распахнутыми настежь дверцами… – Хо! Леха! Соколов! – убрав финку, неожиданно обрадовался насильник. – Слышь, Леха, а нас тут городские обижают, ага… Словно бы тракторист мог его услышать! Не услышал – увидел. Трактор остановился, заглох… Только вот, кроме тракториста, там был еще кто-то… – Вот так встреча! – выпрыгнул из кабины Ревякин. – Никак гражданин Ломов. Ты-то мне и нужен. – А я че? Я ниче… Это они вон, с кольями! Гражданин начальник, прошу отметить! Ишь, взяли моду… ишь… А эта еще, змея голоногая, прямо мне в рожу плеснула! Обидно, да-ак… Прошу отметить вдвойне. Запричитав самым плаксивым голосом, Ломов как-то вдруг стал меньше ростом, попятился, этак бочком, бочком… И, резко оттолкнув Тыниса, со всех ног бросился в лес! – Стой! – Ревякин выхватил табельный «ПМ». – Стой, стрелять буду! – Ловите его, дядя Игнат! – закричал Тынис. – Мы поможем. Уж не уйдет! Махнув рукой, оперативник сунул пистолет в наплечную кобуру и кинулся следом за беглецом. За ним тут же рванули ребята… и Лиина. Она-то бежала быстрее всех – босая! – Не уйдет! – усмехнулся на бегу Иван. – Там, впереди, Рябой ручей разлился. А этот не знает! Там Ломова и взяли. Он бестолково метался на берегу разлившегося после ливня ручья, видать, и в самом деле не знал… – Стоять! Ломов, ты меня знаешь – я шутить не буду. – Да ла-адно, начальник, твоя взяла… Так вот и взяли. Только финки при нем уже не было. Скинул, гад… Или, как сказала Лиина, – курад. Вечером поисковики вернулись. Кто – домой, в Лерничи, а кто – на станцию юннатов, в лагерь на старый кордон. Поужинав кашей с тушенкой, Дорожкин повез Ломова в Озерск. Все, как положено, – в наручниках, в коляске милицейского «Урала». – Да за что же в наручниках-то, гражданин начальник? – ерепенился задержанный. – На пароме же все знакомые… Что скажут? Ну, сними, а? Не убегу же я. – Что скажут, то и скажут. – Дорожкин работал участковым уже пятый год, несмотря на свою молодость, а потому, как тертый калач, на подобные просьбы не реагировал. Плавали – знаем. – Ага, сними… Потом ты с парома в озеро, а я – ныряй следом? Нет уж. – Не, ну, начальник! А что мне клеят-то? Вы эту девку-то худую не слушайте, мало ли что она наговорит! Между прочим, первая ко мне прицепилась, самогонки просила. А я чего – налил… И ничего с ней не сделал, граждане начальники! Ничего! А вот она, змеища голоногая… да дружки ее… Я же, можно считать, пострадавший! – Разберемся. – Поправив фуражку, Дорожкин завел мотоцикл, забрался в седло. – А задержали тебя за неповиновение сотрудникам милиции. Нечего бегать было! Тоже мне, марафонец выискался! Лиина, конечно, обсказала, как дело было. Но тут уж, как ни крути, у Ломова – презумпция невиновности, прямых-то свидетелей нет! Недобрый-то умысел еще, поди, докажи. А все сомнения трактуются в пользу подозреваемого. Ладно, пока по административке – на сутки, тем более из прокуратуры просили. Так чего ж не угодить? Участковый обещал прибыть к утру, так сказать, на смену Ревякину – тот не собирался прекращать поиски и ночью. – Ночью еще и лучше – костры будем жечь, издалека видно! – Доев кашу, Игнат поставил алюминиевую миску на стол и облизал ложку. – Где тут у вас помыть можно? – Да дежурные вымоют, Игнат Степанович, не беспокойтесь, – грустно вздохнула начальница, Анна Сергеевна. Ее настроение можно было понять: как-то не складывалось нынче с лагерем. То убийства, то вот пропажа… Хорошо еще не ребенок пропал, а вожатая – девушка взрослая. Да и не пропала вовсе… Найдется. Должна найтись! – Дядя Игнат… – рядом с опером на лавку тихонько подсел Коля – человек не чужой. – Я вот думаю, зря мы вдоль реки не искали. Ну и что с того, что лесник там все осмотрел! Может, чего и не заметил. Может, Женя выкупалась, да ногу подвернула – там ведь камни. Нет, все же надо бы у реки посмотреть. – Завтра посмотрим. – Резко поднявшись на ноги, Ревякин махнул рукой трактористу. – Ну, что Степан, подкрепился? Тогда заводи свой «фордзон», поедем на просеке костры жечь! – Это запросто. – Тракторист надел кепку и ухмыльнулся: – Если что, у меня и фара-искатель имеется! Не фара – прожектор! Эта вот фара и помогла. Остановившись у поворота на просеку, Степан пошарил ярким лучом по кустам и тронулся было дальше… – Стой! – вдруг напрягся Игнат. – Кажется, сверкнуло что-то. Вон там, за деревьями… А ну-ка, двигатель заглуши. О! Слышишь? Кричит кто-то! Ревякин тоже закричал, выскочил из трактора, замахал фонариком: – Эгей! Эг-ге-гей! И точно: в ответ послышались крики – тонкий девичий… и мужской! – Степ, посвети! Чтобы знали, куда идти. Ага… Эге-е-ей! – Вона! В ярком свете фары-искателя вдруг появились две фигуры. Вот так вот резко взяли и возникли – вышли из леса. Надо сказать, еле шли. Один тащил другого, вернее сказать, другую… – Она! – радостно признал Игнат. – Ну, нашлась-таки потеряшка, теперь гора с плеч. А кто это ее… Никак Силаев? – Силаев. – Тракторист прищурился и закивал. – Он самый и есть. Говорил же, Серега девчонку не обидит! Ох, сколько радости было в лагере! Женька, потеряшка, нашлась! Жива. Здорова, правда, хромая. Сильно подвернула ногу, еще и о камни ударилась. В реку упала! Вызванный из Лерничей фельдшер, осмотрев девушку, забинтовал ногу, помазал, где надо, йодом и прописал полный покой. – Перелома вроде бы нет – просто вывих. Однако могут быть трещины в ребрах… Болят ребра-то, Женя? – Ой, болят… И ребра, и нога… Если бы не Сергей, не знаю, как бы и выбралась. Спасибо – вытащил, дотащил… Дядя Игнат, мне вам надо кое-что рассказать… * * * Женька оклемалась быстро, дня через два, правда, это было уже не на старом кордоне, а в Озерске – пребывание детей и педагогов на станции юннатов закончилось. Да и планировалась-то всего одна смена. Вот, может быть, на следующий год… Юннаты о закрытии смены жалели: все-таки было здорово, несмотря ни на что. Начальство же, как Анна Сергеевна Розова, так и сам товарищ Говоров, откровенно перевели дух! Ну, наконец-то все закончилось. Правда, все, что случилось плохого, с деятельностью организаторов станции не было никак связано, но… Мало ли что могли подумать в гороно или в райкоме? Пока, слава богу, ничего такого не думали – отпуска… Женькину франтоватую «Вятку» пригнал в Озерск лично Ревякин, а до того мотороллер благополучно простоял у гати, и ничего с ним не сделалось. За юннатами в Лерничи прислали автобус – тот самый щегольской синий с белым, «КАВЗ-651», с острым, как у своего прародителя «ГАЗ-51», капотом. На этом автобусе когда-то ездил Костя Хренков, нынче же за рулем был сам завгар, товарищ Колесников, именно с ним и договорился директор Дома пионеров.