Слава богу, никакого перелома у Женьки не случилось, как и трещин в ребрах – просто сильный вывих и синяки, так что местный фельдшер действовал правильно, за что удостоился похвалы от заведующей кустовой больницы Валентины Кирилловны. Обо всем случившемся бывший за начальника отделения Ревякин доложил в прокуратуру. Хотел, конечно, лично Алтуфьеву, да тот уехал по делам в Ленинград. Пришлось рассказывать какому-то молодому следователю – Менкину или Пенкину. Тот выслушал внимательно, задал пару уточняющих вопросов и обещался все в точности передать. – Спасибо большое за информацию. Не сомневайтесь, все передам. Да, еще раз… Значит, Ломов этот у вас в КПЗ по мелкому хулиганству? – Голос в трубке звучал вежливо, но напористо. – Да, все так, – подтвердил Игнат. – Силаев тоже в камере. Так что оба подозреваемых – у нас. – Очень хорошо! А Владимир Андреевич к вам выедет сразу же, как только вернется из Ленинграда. Предварительно позвонит. Попрощавшись, следователь повесил трубку. – И вам не хворать. – Выйдя из-за стола, Игнат прихватил из висевшего на спинке стула пиджака красную пачку «Друга» и вышел на улицу – покурить, да и вообще немного развеяться, погода-то – загляденье! Небольшие облака, солнышко, тепло, но без зноя. Честно сказать, Силаева в камеру сажать не хотелось. Но пришлось. Все-таки у него нашли улику – портфель, о происхождении которого сам Сергей ничего пояснить не смог. Или все же – не захотел? Тут пока все сложно… Да, Сиплый, по сути, спас молодую девчонку: вытащил из реки, привел… Но – портфель! Если кто и подбросил, так надо искать. Оперативник едва успел чиркнуть спичкой, как к скамеечке подошел высокий парень в белой, с короткими рукавами рубашке и модных темных очках – Мезенцев Максим. – О! Здравствуй, Максим. – Ревякин протянул ему руку. – Как сестра? – Да ничего. На «Вятке» своей гоняет уже. А вообще зубрит. Поступать скоро. – Все так и хочет в педагогический? – Ну да, на истфак. Пожав плечами, Максим уселся рядом и, искоса взглянув на собеседника, понизил голос: – Игнат, я к вам по делу пришел. – Ну-ну? – напрягся Ревякин. – Решил все-таки к нам, в милицию? – Нет, пока не решил… Я про другое. Про Силаева кое-что узнал. В Тянске. – Так-так. – Игнат оглянулся по сторонам. – А ну-ка, давай в кабинет… Выслушав парня, опер покачал головой: – Значит, говоришь, несправедливо осудили? – Это не я, а та девушка… Лапикова Татьяна. На нее надавили тогда… – А сейчас она, значит, готова выступить? – Поднявшись на ноги, Игнат подошел к окну и пошире распахнул форточку. Обернулся. – Знаешь, все эти суды, пересуды, апелляции – это такая головная боль! Ты себе даже не представляешь. – Но ведь человека же несправедливо… Нет, вы не думайте, я не из-за того, что он Женьке помог. Но если так, как говорит Таня… справедливость-то должна в жизни быть, мы же не в Америке какой-то! – Погоди-погоди, Макс, не горячись! – Ревякин похлопал парня по плечу. – А знаешь, что? Мы об этом прокуратуру спросим! Алтуфьева Владимира Андреевича. – Алтуфьев? Так он приедет? – Приедет. Ты ему все и расскажешь. * * * С приятелем из прокуратуры Алтуфьев встретился в скверике рядом с учреждением. Обнялись, сели на лавочку. Разговор вышел весьма неожиданный. С одной стороны, открывалось местечко в Кохтла-Ярве, как раз осенью там уходил на пенсию один из помощников прокурора. Помощник, не следователь. Скучно, конечно, но… С другой стороны… – А вообще, тухлое это для тебя дело, – неожиданно заявил приятель. – Я вот недавно узнал – специально навел справки. Ты в курсе, что ваш Тенякин уходит? Сразу после отпуска. Владимир махнул рукой: – Так он каждый год уходит. И все после отпуска. На пенсию, говорит, внуков нянчить. – Так вот, на этот раз – точно уходит, – безапелляционно заявил приятель. – Можешь мне поверить – дело решенное. И на его место прочат тебя! – Хм… – Да ты погоди, не хмыкай. И здесь, у нас, и у вас, в горкоме, точно такое же мнение. Первый ваш, Левкин, кажется, тебя хвалит. Говорит, деловой да хваткий. Так что, какая тут к черту Эстония! Коли есть мнение, никто тебе перевод не подпишет. Да и сам подумай – районный прокурор! Это тебе не помощник в Кохтла-Ярве! У черта на куличках… Марта неужели не поедет? – Не в жене дело – в дочке… В школу ей, в первый класс, в эстонскую бы надо… – Ну, уговаривай. А мы, со своей стороны, супруге твоей с работой поможем. Там у вас на металлургический завод начальник юротдела требуется. Зарплата – ого-го! Больше тебя получать будет! – Да не в зарплате дело. Весь в сомнениях, Владимир Андреевич попрощался с приятелем и, спустившись в метро, поехал в Автово. Хотелось отвлечься от нежданных вестей – привыкнуть, обдумать спокойненько, а пока присмотреться к загадочной тетушке погибшей Насти – Ираиде Федоровне Векшиной, бухгалтеру городского торга. Местные опера вообще-то ее уже опросили – ничего конкретного женщина, естественно, показать не смогла. Ну да, была двоюродная племянница из деревни, как-то приезжала, давненько уже… Нет, в конце мая не заходила, раньше была. О том, что Настя погибла, со слов оперов, Ираида Федоровна не знала – вот ведь, отношения с родственниками! Просто нет слов. Ну и незачем ей пока знать. Торг… Торг… Очень уж удобное место работы! Много чего можно провернуть, еще больше – узнать. Снабжение-то у нас централизованное – что там в подведомственный Тянск направили, сколько, куда? Почему-то чувствовал Алтуфьев, как в детской игре – тепло, теплее, горячо! Пока, правда, ничего на Векшину не было, даже подозрений, – откуда? Ну, убили племянницу – тетушка-то тут при чем? Однако раз уж довелось выбраться в Ленинград, так почему бы… А может, у тетушки Ираиды какие-никакие связи в Тянске остались? А родственники деревенские о том ни сном ни духом. Такие уж отношения, чего уж… Выйдя из метро, Владимир Андреевич первым делом позвонил в торг – убедился, что Векшина на работе. После чего быстро отыскал нужную улицу и, подойдя к парадному, широко улыбнулся сидевшим на лавочке старушкам: – Можно, я с вами тут присяду? Подожду. – А сидай, милок. Чай, места хватит. Судя по говору – бабушки были выходцами из деревни, что и понятно: окраина, серая пятиэтажка. Это вам не Невский проспект, не какая-нибудь двадцатикомнатная коммуналка. Вот там «коренные ленинградки» живут, даже лучше сказать – «петербурженки», к тем совсем другой подход нужен. С этими же чем проще, тем лучше! Старушек было две. Обе седенькие, в одинаковых цветастых платках и коричневых бесформенных юбках. Одна – худая, остроносая, вторая, наоборот, – пухленькая. На худой – красивый модный жакетик, пухленькая – в зеленой кофте с большими перламутровыми пуговицами. Алтуфьев вытащил из портфеля купленный в Доме книги альманах «Мир приключений» за 1966 год (чисто случайно повезло!) и, искоса глянув на старушек, раскрыл, якобы углубившись в увлекательную повесть «Конец полковника Тулбиса»… Ну как же с таким-то интеллигентным мужчиной и не поговорить? – А вы, я извиняюсь, кого ждете? – уважительно перешла на «вы» пухленькая. Следователь оторвался от книги и тяжко вздохнул: – Да если бы не жена – не ждал бы. Это ей шифоньер модный нужен, не мне! Старушки переглянулись. – А-а! Так вы, верно, Ираиду из сорок шестой квартиры ждете! – Ну да, ее… Ираида Федоровна. – Она много кому достает! Жить умеет, – покивала худая. – Правда, с мужиками не везет, потому как гордячка! Ходит – вся из себя такая фифа. Вот нормального-то мужика и нет – не замужем. – А че ж нет-то? – вновь вступила пухленькая. – А ты про Игорька, что ли? – худая презрительно махнула рукой. – Так это же не мужик – хахаль! Или по-современному – ухажер! – А вы его знаете? – быстренько спросил Алтуфьев. – Ну, Игорька этого? Верно, с работы? – Не, не с работы… – А может, и с работы… Они как-то на торговской «Волге» приезжали, я видела… – Говорю тебе – не с работы. Не из города он, не ленинградский – из области. – Худая бабуля поболтать была очень даже рада, тем более перемыть косточки «фифе» Ираиде и ее ухажеру. – Я еще раньше заприметила: сядет этот Игорек на лавку покурить, окурок да мусор из карманов разный куда попало выбросит, а ленинградцы бы в урну кинули. – А, так я его, верно, видел! – обрадованно воскликнул Владимир Андреевич. – Здоровый такой, наглый. – Наглый, это уж точно. – Старушки закивали наперебой. – Только не здоровый, а вертлявый такой, тощий. И это… сидел он… – Сидел? – удивился Алтуфьев. – Это он вам сам сказал, что ли? – Ага, скажет он, как же. Как-то на корточках у подъезда сидел, курил! А на корточках-то только сидельцы и сидят – затюремщики. – Один раз мусор из карманов вытряс… на траву, на клумбу… – продолжала худенькая. – Бумажки разные, фантики, билеты трамвайные и на поезд, в общий вагон. Маленький такой, картонный… за три пятьдесят…