— Салатик. Креветки, кстати. Будете? — Буду. Дай, я сам закажу. И лезет в портмоне за карточкой. Сашка послушно отодвигается от экрана. Да пожалуйста. Картинки крупные, сенсор чуткий, он в очках. Ну, немножко дольше у него получается, чем хотелось бы, но сзади толпа не стоит, так что пусть практикуется. — Видишь, не совсем уж беспомощный, — гордо заявляет Всеволод Алексеевич, когда терминал выплёвывает счёт и номер заказа. — Вижу. И знаю, — спокойно кивает Сашка. — И никогда не заявляла обратное. Молчит. А губы поджал. То есть, с его точки зрения, всё-таки заявляла. И сейчас он мысленно к тому эпизоду возвращается. Где же она так накосячила-то? — И как сок? — интересуется Сашка, когда им приносят заказ. — Обычно он у них настолько разбавленный, что за сахар можно не беспокоиться. — Вкусненько. А как твой гамбургер? Пахнет съедобно. — Это Биг Тейсти. Хотите половинку? — Половинку, пожалуй, перебор. У меня в планах всё-таки доехать до Тулы. Дай откусить. Сашка смеётся. Прямо как в детстве, когда выходила во двор с бутербродом, и Аделька просила откусить. Не потому, что была голодная — уж у Адельки дома всегда была и колбаса, и что повкуснее. А просто по приколу. Ритуал своего рода, признание в дружбе. Сашка, кстати, всегда внутренне содрогалась от брезгливости, но виду не показывала. С Тумановым всё совсем иначе. С ним она умиляется, глядя на перемазанный соусом подбородок. Был бы он здоровым, она бы ему всё меню Мака скормила с огромным удовольствием. — Так, а почему вдруг апельсиновый сок, Всеволод Алексеевич? — Не знаю, — пожимает плечами. — Хочется. Прямо вот тянет с утра на апельсиновый сок. — Ну точно ПМС у дракона, — хмыкает Сашка себе под нос. — Что? — Ничего-ничего. Кушайте, креветки остывают. * * * — А вот и наш отель. На мой взгляд, вполне прилично. Всеволод Алексеевич несколько неловко вылезает из машины и первые три шага до отеля заметно хромает. Потом ловит внимательный взгляд Сашки и тут же выпрямляется, идёт ровно. Сашка хмыкает и спешит за ним. Ну понятно, весь день в дороге. У неё самой задница затекла, что уж говорить про его колено. Интереснее, почему он вдруг начал изображать сильного и независимого. Вроде не на сцене. Всё ещё не простил вчерашний разговор в Прибрежном? Оформление занимает несколько минут, Всеволод Алексеевич забирает карточки-ключи от номера, явно пропуская мимо ушей стандартную информацию о том, где будет завтрак и как пройти к лифтам. Лифты и так видно, они в центре зала, а на завтрак его светлость точно не пойдёт. Он и в прежние времена всегда в номер заказывал, дабы лишнего внимания не привлекать. Доходят до лифтов, Всеволод Алексеевич нажимает на кнопку с цифрой «7» и замирает, прикрыв глаза. Его старая привычка вернулась совершенно неожиданно для Сашки. Она замечала её у «экранного» Туманова, когда наблюдала за ним через телевизор. Потом, в их размеренной жизни в Прибрежном она исчезла. А в таких вот вояжах появилась снова. Когда он устаёт от людей, от дороги, от внимания, то переходит в режим сохранения энергии, и при каждом удобном, а скорее неудобном случае отключается. Сашка прекрасно понимает причины, но всё равно сердится. Ну вот зачем устраивать себе приключения, которые уже физически не вытягиваешь? Однако лифт стоит на месте и никуда не собирается. Сашка тыкает в кнопку, закрывающую двери принудительно. Двери послушно закрываются. Лифт остаётся на месте. Сашка снова нажимает на цифру «семь». Лифт не двигается. — Заклинило его, что ли? — ворчит Сашка. — Ну давай ещё раз. Открыть дверь. Закрыть дверь. Седьмой этаж. Ну? И чего? Всеволод Алексеевич приоткрывает один глаз. Хмыкает. Вздыхает. Открывает второй глаз. Достаёт из кармана карточки-ключи. Наугад проводит ими вдоль кнопок, в ту же секунду лифт дёргается и начинает подниматься. У Сашки отвисает челюсть. — Что ещё за фокусы? — Там где-то датчик должен быть. Посмотри молодыми глазками. Сашка присматривается. Ниже кнопок табличка, на английском, о том, что надо приложить карту, дабы привести лифт в действие. — Потрясающе! А сказать на ресепшене не надо было? — Да сказали, наверное, мы же не слушали. — А как вы догадались? — Уже бывал в таких отелях. Что, Сашенька? Мамонт оказался слишком продвинутым? — Я не говорила, что вы мамонт! Я сказала, что вы дракон! С вредным характером. Приехали, выгружайтесь. — На себя бы посмотрела, невеста дракона. Прямо сама кротость и невинность. — Ну, уже давно не невинность, конечно. Но вполне себе кротость. О, у нас приличный номер, ну надо же! Сашка распахивает дверь и обозревает владения. На сей раз всё чинно-благородно: кровать двуспальная, широкая, с кучей подушек. Телевизор большой и плоский. На столике чайник, чашки, пакетики с чаем, даже конфеты лежат. В ванной комнате душевая кабинка без порога, на раковине банные принадлежности, рядом два халата висят. — Какие у нас планы на вечер? Вы голодный? Сходим куда-нибудь поесть или в номер закажем? — В номер и попозже, — Всеволод Алексеевич, как всегда, первым делом снимает покрывало и плюхается на постель. — У меня ещё твой гамбургер поперёк горла стоит. Из чего эту гадость делают? — Из гадости, — усмехается Сашка. — Ну тогда я раздеваюсь. — Совсем? — заинтересованным тоном тут же уточняет Туманов. Сашка качает головой. Вот еле живой же с дороги, а туда же. Пока Всеволод Алексеевич изучает местный ассортимент каналов, довольно обширный, к его огромному удовольствию, Сашка раскладывает свои и его вещи. Раньше он всё время ворчал, мол, меньше раскидаешь — быстрее соберёшься. Но потом признал, что гораздо удобнее, если бритва и зубная щётка в ванной, а не в чемодане, откуда их надо каждый раз доставать, а чашка и лекарства на тумбочке, особенно если понадобились ночью. К тому же сборами теперь занимается Сашка, а не он, так что все претензии сошли на нет. А Сашке хочется, чтобы в гостиничном номере ему было уютно, как дома. Поэтому тащит с собой не только бритвенные принадлежности, глюкометры и таблетки, без которых не обойтись, но и любимую термокружку, и домашние футболки, хотя в ванной висят халаты, домашние тапочки с задниками, в которых ему удобнее хромать — с ног не сваливаются, и даже ночник в этот раз прихватила. Не их легендарную Спасскую башню, конечно, тот слишком большой. Специально купила дорожный, маленький, на светодиодах. Чтобы сокровище не билось в стены в поисках туалета, пугая её и расстраивая сам себя. — Пойду-ка я душ приму, — вдруг сообщает Всеволод Алексеевич, поднимаясь. — Что-то после дороги все мышцы сразу ноют. — Парацетамол дать? — Вот сразу ты за таблетки, — ворчит он. — Просто под горячей водой постою, расслаблюсь. Сашка хочет напомнить, чтоб не устраивал парилку, оставил открытой дверь, но вовремя затыкается. А потом она удивляется, почему дракон время от времени огнём дышит. Да на его месте Сашка бы уже всю деревню к херам спалила. Он прав, принцесса из неё так себе. Занудненькая. Через пять минут он выходит из ванной комнаты. В полотенце на бёдрах, с сухими волосами и озадаченным лицом. — Что случилось? — Горячая вода не включается. — В смысле не включается? Её нет? — Я не знаю. Кран какой-то мудрёный. Только немножко поворачивается, чуть тёплую делает. А дальше никак. Нет, ну я могу с силой, конечно. Но он сломается, я думаю. Сашка даже не сомневается, что если Всеволод Алексеевич что-то с силой сделает, то оно сломается. И идёт в ванную комнату вместе с ним. — Ну, показывайте. Всеволод Алексеевич поворачивает кран до упора. Из крана идёт тёплая вода. Сашка в такой бы помыться могла, но очень быстро и без удовольствия. А Всеволод Алексеевич попариться хотел, расслабиться. Кран и правда мудрёный, кругленький, с крупной надписью «эко». Эко-режим, надо полагать. Это такой режим, при котором всё вроде бы работает, но очень хреново. Их однажды таксист вёз, тоже про эко-режим расхода топлива рассказывал. Мол, в машинах для европейцев он по умолчанию установлен, в итоге лошадей под капотом три табуна, а ездит иномарка хуже, чем наши самые убитые «жигули». Ну и приходится нашим умельцам евромашинки перепрошивать. Вероятно, тут та же история. Но кран — не машина, бортового компьютера не имеет. Сашка крутит кран в разные стороны, пока не замечает кнопку на внутренней стороне. Нажимает, и кран проворачивается дальше. Из смесителя льётся нормальная горячая вода. — Кнопочка, Всеволод Алексеевич. Отменяет эко-режим! — Господи! А предупреждать? Хоть бы объявление писали! — Для старых драконов? — хмыкает Сашка. — И вредных принцесс. Ты тоже не сразу разобралась, заметь. — Но разобралась! Так что один — один! Всё, купайтесь на здоровье. — Присоединиться не хочешь? — Вы вроде расслабиться собирались, а не напрячься? В отдельных местах, — парирует Сашка и выходит из ванной комнаты. А то она не знает и не чувствует, когда у него настоящий интерес, а когда дежурный, наигранный. Вот только в ванной комнате и не хватало, ага. На скользких поверхностях. Пока он купается, Сашка предаётся любимому занятию во всех поездках — сидит на подоконнике и любуется ночным городом. Подоконник широкий, окно огромное, плавно переходящее в потолок. Второй свет, так это, кажется, называется. Утром, наверное, будет чересчур светло, надо на ночь шторы задёрнуть, а то не выспятся оба. Или наоборот, не задёргивать. Пусть в дополнение к ночнику ещё рекламные вывески в окно светят. А то Сашка до сих пор вздрагивает, вспоминая, как он прошлый раз туалет искал. — И чем ты тут любуешься? Всеволод Алексеевич выходит в белом гостиничном халате на голое тело и тапочках, привезённых из дома, мокрые волосы зачёсаны назад — фены он не любит и лишний раз старается не пользоваться, предпочитает сохнуть естественным путём. А Сашка любит его с такой вот причёской. Совсем седой стал, уже не перец с солью, уже просто соль. Красивый… — Так что красивого ты нашла в местном пейзаже? Вот тот облезлый фасад или разбитую дорогу, где дыр больше, чем асфальта? Слезай с окна немедленно. Меня нервирует твоя привычка. Сашка послушно сползает с подоконника, перебирается на кровать, где уже разлёгся Туманов. — Просто красиво. Ночь, огоньки. Сидишь себе в уютном номере и наблюдаешь за городской суетой.