— А вы при всём этом присутствуете? — уточняет Сашка и тянется за пирожным. Совестно, конечно, есть сладости при Туманове. Но, во-первых, он сидит к ней спиной. Во-вторых, если она не будет закусывать, то её развезёт с пары бокалов, да и голова точно заболит. — Нет, я приехала на концерт в Кремль. Предысторию мне уже потом рассказывали. Но самому интересному была свидетелем. — А вы говорили, что Зарина на ваши концерты раз в пятилетку ходила, — укоряет Сашка Туманова. — Это тот раз и был, видимо. Зоренька, может быть, ты не будешь продолжать? История вот совсем не к столу. — Нет, мне интересно! Зарина легонько ударяет свой бокал о Сашкин, кивая на Туманова, мол, за него пьём, и продолжает. — В общем, расположились мы в такой вот красивой гримёрке. Я вышла в коридор, пока Сева переодевался, с кем-то стою разговариваю. Вдруг меня зовут. «Зарина Аркадьевна, идите скорее, вашему мужу плохо». Когда вдруг стало? За те пять минут, что мы не виделись? Захожу в гримёрку, Сева сидит на стуле бледный как смерть, вокруг … кхм… содержимое желудка… На бархатом обитой мебели, на деревянных панелях, на костюме самого Севы, благо, ещё не концертном, а обычном. Вот ты, доктор, что предположишь первым делом? — Инсульт… — И я так же подумала. Бросаюсь к этому засранцу, мол, Севушка, тебе плохо? А он едва шепчет: «Не мне… Але!». И рукой в сторону показывает. А там в углу Аля блюёт в пакетик. — Ничего смешного, — замечает Всеволод Алексеевич, правильно интерпретируя те булькающие звуки, которые издаёт Сашка за его спиной. — Меня тоже чуть не вывернуло тогда, за компанию. — Ну, я его вывела из гримёрки, пристроила в соседнюю, как раз там Рубинский переодевался. Всучила ему по счастью не пострадавший концертный костюм, и коллективными усилиями его как-то одели. Сам он стоял памятником советской эстраде, не в силах справиться со стрессом. Алю отправили домой на такси, дальше блевать. Пока он в концерте выступал, я всё гадала, что теперь с гримёркой делать. Мне, что ли, за тряпку браться? Думаю, пусть он решает, ему же потом неудобно будет. А он возвращается спокойный как слон. Поехали, говорит, домой. И мы уезжаем. Конец истории. Сашка всё ещё хихикает, представляя Алевтину Васильевну, обдающую оторопевшего Туманова фонтаном слегка переваренных макарон. Такого неуважения Народный артист ну никак не ожидал. Даже жаль, что она не видела это своими глазами. Всеволод Алексеевич заканчивает с гримом и поворачивается к ним. — А что я должен был сделать по-вашему? И потом, вы думаете, такие инциденты никогда раньше не случались в стенах Кремлёвского дворца? Я вас разочарую, артисты и упиваются в хлам, и посуду бьют, и блюют, и иногда сексом занимаются тут же, в гримёрках. Думаю, местные уборщицы видели всякое. К тому же я оставил на столе деньги. Чаевые, так сказать, за дополнительную работу. — Конечно, они всякое видели, — хихикает Сашка. — Как в том анекдоте, когда уборщица в кремлёвском сортире полы драит и ворчит, что они своим членом управлять не могут, куда им страной управлять. Тут хмыкает уже Зарина, пряча улыбку за фужером. — Однако, уже третий звонок. Саша, нам пора в зрительный зал. Ну что, Севушка, удачи тебе. Она встаёт и почти невесомо, чтобы не повредить ни его грим, ни свой макияж, целует Туманова в щёку. А потом берёт Сашку под руку, и они идут в зрительный зал, смотреть концерт памяти Рубинского. Если в жизни и есть место сюрреализму, то это именно он. * * * Как Сашка и предполагала, для приглашённых поставили дополнительные кресла между сценой и первым рядом. За это она тоже недолюбливала Кремлёвский дворец — за приставные кресла. Купишь билет на первый ряд, а окажешься на пятом или шестом, за всякими там «випами». Правда, теперь она сама «вип» и идёт вместе с Зариной Аркадьевной к лучшим местам возле сцены. — Ой, Зоренька, как я рада, что ты пришла! — раздаётся такой звонкий голос, что у Сашки скулы сводит. — Аркадий Иванович тебя очень любил. Так любил, что это даже становилось поводом для фан-клубных шуток и злых сплетен, мрачно думает Сашка. Ей лично попадалось несколько сомнительных фотографий. Но Сашка подобным слухам никогда не верила. И дело не в идеализации Зарины или святом союзе. Зарина слишком умна, чтобы заводить любовные связи в артистической среде. Хотя… Если она хотела отомстить Туманову, то изощреннее месть было бы сложно придумать… — Ну как я могла не прийти, Лизонька? А с Александрой вы знакомы? Александра Тамарина, новая жена моего мужа. Ни х… себе. Сашка едва проглатывает эту фразу, уже готовую сорваться с языка. Так её ещё никто не представлял, и тем более она не ожидала, что так её может представить Зарина Туманова! Надо видеть глаза «Лизоньки», ставшие размером с блюдца. В тусовке, конечно же, ходили слухи. Но чтобы официальная жена представляла неофициальную… Красавица Зарина и маленькая Сашка в неизменно чёрной рубашке и брюках… «Лизонька», кстати, тоже выглядит примечательно. Она невероятно стройная, размер сорок четыре, не больше. Девчачья талия и наивно распахнутые голубые глаза. Тонюсенькие брови и розовые губки бантиком. Постаревшая девочка, только ленточки в длинных светлых волосах не хватает. Сколько пластик она сделала, интересно? Сашка вспоминает, что, когда хоронили Рубинского, в соцсетях массово осудили вдову за слишком яркий макияж. Мол, хотя бы губы можно было розовым не малевать? А стоя рядом, Сашка понимает, что у неё перманентный макияж. Это не помада и не тени, это татуаж. Весьма оригинальный способ быть красивой в любое время суток. — Здравствуйте, Александра, — выдавливает из себя улыбку Елизавета Рубинская. — Зарина, признаться, я не ожидала… — Чего именно? Что мы придём вместе? Мы прекрасно общаемся, а я счастлива, что о Севе есть, кому позаботиться, и его диабет, например, больше не моя проблема. Кстати, пирожные в гримёрке были очень вкусные, а вот шампанское кислило. Могу посоветовать один очень хороший бренд… Сашка закатывает глаза и садится на своё место. У Зарины можно поучиться ведению светских пикировок, но Сашке совершенно не хочется оттачивать подобное мастерство. Она умеет только в лоб, все эти пакости, замаскированные под комплименты, ей претят. Скорее бы уже концерт начался. А то после Зарининого представления на неё все смотрят. И, наверное, много интересного думают о Всеволоде Алексеевиче. — Ну и зачем вы так? — шёпотом спрашивает Сашка, когда в зале гаснет свет, и Зарина садится в кресло рядом с ней. — Начнём с того, что я не жена. А вы с ним всё ещё расписаны. — Ты давно могла бы настоять на разводе и оформлении ваших отношений. Не думала об этом? — Ещё не хватало! — фыркает Сашка. — Женой всегда были и останетесь вы. — А ты кто? — А я тётя доктор. — С расширенными полномочиями? — Типа того. Так зачем вы шокировали несчастную вдову? Теперь фыркает Зарина. — Несчастная вдова побежала делать пластическую операцию, едва справив сороковины по мужу. А ещё через месяц щеголяла в новой шубе, подаренной владельцем пары ресторанов, торгового центра и концертного зала. — У неё что, шуб не было? Рубинский же был очень богат. — Были. В том и дело. Ну и вообще о нашей Лизоньке ходят самые разные слухи… Словом, ты не сильно-то её жалей, она всегда умела хорошо устроиться, и при Аркаше, и после. Сашка пожимает плечами. Она вообще никого не жалеет, кроме сокровища, которому раз за разом попадаются на редкость циничные бабы. Тем временем концерт начинается. И начинается он с… выступления Рубинского. Сашка чуть челюсть не роняет, когда на огромном экране появляется Аркадий Иванович, и очень хочется добавить «как живой». Он поёт одну из коронных своих песен про любовь к жизни, и зал невольно встаёт. — Когда вошёл Рубинский, все встали, включая покойника, — шёпотом произносит Зарина старую шутку. — Когда запел, все упали, причём на колени, — продолжает её Сашка. Но зрелище, честно сказать, жутковатое. На экране не просто видеозапись. Это компьютерная реставрация, Рубинский покачивается и явно неодобрительно смотрит на зал. Мол, празднуете? Без меня? А кто поёт в моём концерте? Наверняка же всякий сброд. — Так никого не осталось, Аркадий Иванович. За всех Севушка отдувается… Судя по тому, как резко к ней обернулась Зарина, Сашка подумала вслух. Но вопросов Зарина не задаёт, только головой качает. Ей тоже явно не по себе от компьютерного Рубинского. Но номер заканчивается, зрители садятся, и на сцену выплывает ансамбль «Берёзка». Сашку передёргивает. — Ты чего? — Зарина снова к ней наклоняется. — Не любишь народные танцы? — У меня с ними ассоциации плохие, — шепчет Сашка, задумываясь, не сильно ли они мешают соседям. Впрочем, все приглашённые перешёптываются, что-то обсуждая. — Помните семидесятилетие Всеволода Алексеевича? Первый канал репетицию снимал. С этими вот «берёзками». Они вокруг него танцуют на репетиции, а он сидит на колонке и плачет. И всё крупным планом. — Плачет? По поводу? — Ну у него же одна из первых песен про берёзки была. И он вспомнил, видимо, каким был молодым когда-то… — Поверила, Саш? Играл он на камеру, изображал ностальгию перед журналистами. Ну или нервы перед юбилеем расшатались от недосыпов. Он уже забыл сто раз, а ты всё переживаешь. Десять лет прошло… Сашка только вздыхает. Зарина права, но «Берёзку» она всё равно недолюбливает. После ещё нескольких коллективов, оставивших зал равнодушным, объявляют Туманова. — Бодренько хромает, — констатирует Зарина. И Сашка проклинает того, кто строил этот зал с такой огромной сценой. Пока Всеволод Алексеевич до микрофона доковыляет, даже с последних рядов рассмотрят, как он ногу подволакивает. Хоть бы в телеверсии додумались вырезать его путь к микрофону. — Мы всегда были очень дружны с Аркадием Ивановичем, — заводит шарманку Туманов. Зарина и Сашка усмехаются синхронно. — Пойдём носик попудрим, что ли, — предлагает Зарина. Сашка качает головой. Она знает, как мадам Туманова не любит наблюдать мужа на сцене. Но она не может проявить такого неуважения к сокровищу. — Ну ладно, охраняй, чтоб со сцены не грохнулся, — хмыкает Зарина Аркадьевна. — Если что — лови. — Не смешно, — шипит Сашка. — Однажды почти так и было. — Почему я даже не удивлена? Однако Зарина тоже не уходит. Одной ей, видимо, скучно носик пудрить. Так что они вместе слушают исполнение Тумановым их общего с Рубинским старого советского шлягера. — И ни одна падла цветочки не вынесла, — комментирует Сашка, когда Всеволод Алексеевич ковыляет в кулисы. — Так не его ж концерт, — замечает Зарина. — И нужны они ему, как корове пятая нога. — Ему внимание нужно. — Повторюсь, не его концерт. Господи, а это ещё кто? На сцену выходит мальчик в спущенных штанах. На вид мальчику лет шестнадцать. Начинает читать рэп. — Востряковский район сегодня мог бы сэкономить на электричестве, — замечает Зарина. — Если к могиле Рубинского проводочки подключить, от его верчения в гробу все окрестности запитать можно было бы. — Это Ваня, — Сашка заглядывает в программку, которой успела обзавестись по дороге в зал. — Тик-токер.