— Ваня? И всё? А фамилия у Вани есть? — Написано «Ваня». Он популярный сейчас, между прочим. — Где? На школьных дискотеках? Бедный Аркадий Иванович. — Девочки, а я смотрю, вам очень скучно на концерте, — раздаётся у них за спиной громкий шёпот. Сашка чуть не подскакивает от неожиданности. Сидя на первом ряду, легко забыть, что сзади есть ещё люди. Она оборачивается. К ним наклонился мужик с редкими седыми волосами. На вид ему лет семьдесят, но может быть и больше, и меньше. Фрак, бабочка, рубашка с какими-то рюшами на груди, явно концертная. И плечи густо обсыпаны перхотью. Сашка порой предпочла бы иметь менее острое зрение. — Зарина Аркадьевна, моё почтение, — продолжает шептать мужик. Зарина сдержанно кивает. — А вы, милая дама? Вас как зовут? — Саша, — Сашка отвечает скорее от неожиданности. — Тёзка, стало быть. Я Александр Ильич. Фельдман моя фамилия. Слышали про такого? Самый известный промоутер на Севере нашей великой родины. Однако, пафоса в его представлении столько же, сколько в костюме. Сашка неопределённо хмыкает. — Уж сколько я артистов покатал, — мечтательно продолжает мужик. — Кто там у нас поёт? Ваню на сцене сменил Соколовский. Сашка морщится, но Соколовского, в отличие от Вани, она хотя бы знает. Зарина тем временем встаёт. — Я всё же пойду попудрю носик. — Соколовский, — мужик наклоняется к Сашке ещё ближе, чтоб было удобнее разговаривать. — Это из молодых, конечно. Его я не катал. А вот всю советскую эстраду катал, ох как катал. Ухта, Лангепас, Нефтеюганск… Вы там были когда-нибудь, Сашенька? — Бог миловал… — Да… А с Аркадием Ивановичем мы дружили, близко дружили. Силён был мужик, по три концерта в день давал. Иногда по четыре. Я ему говорю, ты хоть по полтора часа концерт пой, сокращай. А он из принципа по два с половиной пел, представляете? — Ну и зря, связки беречь надо, — слегка уязвлённо замечает Сашка. За сокровище обиделась, хотя о нём и не было сказано ни слова. Это Всеволод Алексеевич всегда так говорит, про связки. Особенно когда начинают при нём рассказывать о сумасшедшей выносливости Рубинского. А с другой стороны, ну пахал Рубинский как проклятый, ну пел по четыре концерта, ну мотался по всей стране, не жалея себя и коллектив. И где сейчас Аркадий Иванович? А сокровище ещё ковыляет потихоньку, поёт в меру скромных возможностей, жизни радуется. Но к Сашкиному удивлению, Александр Ильич никак не реагирует на её реплику, а продолжает вдохновенный рассказ. Приглядевшись, Сашка замечает, как блестят у него глаза и как не ухожены у него руки и волосы. Дед, судя по всему, одинокий, ему поговорить не с кем. А может быть, жена имеется, но ей все его артистические байки давно не интересны. Сашка же для него — внезапно обнаружившиеся свободные уши. — А вот Туманов сейчас выступал, — продолжает дед. — Его я тоже возил, но только один раз. Один тур мы с ним сделали, и всё. — Это почему же? — настораживается Сашка. — Под фанеру работает, представляешь? Чистая фанера, везде. А у меня маленькие залы, по тысяче человек, по пятьсот. И им же видно. И ладно бы просто под фанеру, так он ещё и фанеру свою наизусть не знает. То тут налажает, то там. Ну что это такое? И жадный, ты понимаешь. Очень жадный. Каждую копейку считает, все ведомости проверяет, не дай бог, ему что-то не доплатили. У Сашки глаза на лоб лезут. Он точно её сокровище ни с кем не путает? Всеволод Алексеевич вообще не считает деньги, всегда готов переплатить, не смотрит на ценники. Сашке порой приходится вмешиваться в финансовые вопросы, потому что Туманов уж слишком к ним равнодушен. Ну насчёт фанеры… Всякое бывало. Кто знает, в какой момент этот Фельдман его катал. Может быть, когда с астмой совсем плохо было. — А ещё у нас с ним был случай, — продолжает дед. — Пожалуй, мне тоже надо попудрить носик, — Сашка решительно встаёт. — Запомните эту мысль, когда вернусь, расскажете. К чёрту, она лучше в гримёрке Всеволода Алексеевича посидит. Тем более, он тоже должен быть там, ждать своего выхода в финале концерта. В гримёрке оказывается не только Туманов, но и Зарина Аркадьевна. Причём, когда Сашка заходит, Зарина как раз отстёгивает сокровищу бабочку. — Не кидайся, он сам попросил! — предупреждающе вскидывает руку Зарина. — Душно ему, видите ли. — И в мыслях не было, — фыркает Сашка. — Не знаю я, что у тебя в мыслях, а мне потом по бабкам бегать, проклятия снимать… — Девочки! — возмущается Всеволод Алексеевич. — Вы опять за старое? Лучше вон шампанское допейте, оно же выветривается. — Я бы лучше коньяка, — вздыхает Сашка и подходит к Туманову. — Просто душно или грудь закладывает, Всеволод Алексеевич? Вы вообще как себя чувствуете? — Вот так-то лучше, — удовлетворённо кивает он. — Вижу в глазах тревогу и заботу. А то, когда вы вместе, вы меня пугаете. Нормально всё, Сашенька. Просто не люблю быть долго в этих удавках, шею вон уже натёр. Я так понимаю, концерт вас обеих не впечатлил? — Ни капельки, — Зарина следует совету мужа и тянется за бокалом с шампанским. — А ко мне какой-то мужик прицепился, промоутер с Севера, — Сашка тоже берёт бокал. — Начал истории из героического прошлого рассказывать, как он с вами со всеми работал. Всеволод Алексеевич приподнимает одну бровь. — И что интересного рассказал? Сашка в первую секунду хочет съязвить. Мол, хоть бы раз мне о вас посторонние люди что-то хорошее рассказали. Ну правда, всегда какие-нибудь гадости. Неужели нельзя было нормально себя вести не только с ближним окружением, но и с дальним, чтоб потом вот эти все сплетни не ходили десятилетиями. Но её взгляд задерживается на Туманове. Её седое сокровище сидит в расстёгнутой на две пуговицы рубашке, и бледно-голубые прозрачные глаза смотрят на Сашку чуть встревоженно и устало. В уголках глаз глубокие морщинки, брови кажутся неестественно яркими из-за грима, а на столе лежит расстёгнутая бабочка, которая уже натёрла ему шею. И Сашка улыбается. — Рассказывал, как вы аншлаги собирали. Как зрители потом к вам за автографами выстраивались, а вы чуть простуду не схватили, пока им всем подписывали программки, мокрый на морозе. — А, такое было, — согласно кивает Всеволод Алексеевич. — Помню, да. Конечно помнишь, солнышко. И конечно было. Зарина Аркадьевна еле слышно звякает бокалом о стол и тяжко вздыхает. Гости Возвращаясь с прогулки, они часто заходят в дежурный магазин. Сашка предпочитает закупать продукты понемногу, чтобы потом не приходилось тащить кучу пакетов из торгового центра, пусть даже и до такси. Всеволод Алексеевич же обязательно будет забирать самые тяжёлые, да и в целом долгие походы по супермаркетам их обоих выматывают. А в дежурный магазин зайти всегда приятно. Особенно если погода резко испортилась, начал накрапывать дождь, а тут тепло, сухо и чем-то очень вкусно пахнет. — Девочки, чем сегодня трудовой народ потчуете? — с порога интересуется Всеволод Алексеевич. Девочки, одной из которых уже за полтинник, а у второй в принципе возраст не определишь, потому что с ней что-то не так, но Сашка не хочет вдаваться в подробности, главное, что человек хороший, дружно улыбаются. Туманова они знают и любят. Впрочем, знают они всех жителей посёлка. Знают, для кого оставлять хлеб, потому что к вечеру, когда люди идут с работы, его может не остаться. Здесь отпускают в долг местным детям и алкоголикам. Здесь даже готовят, под заказ и просто на продажу, и знают, кому и что можно предложить. Туманову, например, не предлагают пироги, запах которых Сашка тоже отчётливо улавливает, зато сразу пододвигают поближе домашнюю буженину. — Только запекли, Всеволод Алексеевич, ещё горячая! Будете? — Обязательно! И огурчиков малосольных к ней, штук шесть. Аппетит нагулял. Сашка тихо радуется и выбирает ему яблоки посочнее. На прилавке с фруктами обнаруживает несколько корзинок с каштанами, и тут же прихватывает одну. Надо же, уже сезон каштанов начался. Она помнит, с каким удовольствием он грыз их на набережной, но что там за каштаны? Варёные, целый день подогреваемые. А Сашка их сейчас надрежет и нажарит до хрустящей корочки, вкуснотища. Получится прекрасный ужин из буженины с огурцами, а потом они усядутся у телевизора и будут грызть каштаны под шум дождя. Идеально. — Не мало шесть штук? — озабоченно спрашивает одна из продавщиц. — Как раз на сегодня. А завтра ещё возьмём. Или чего-то другого захочется, — рассуждает Всеволод Алексеевич. Он прав, Сашка тоже не любит большие закупки. Потом надоедает, или у него сахар качнётся, и придётся на диету садиться, а продукты портятся. У неё почти никогда ничего не стоит в кастрюлях и сковородках в холодильнике, она старается готовить на один раз. — Приходите, Всеволод Алексеевич! Саша, завтра должны вырезку говяжью привезти! — Зайдём, — кивает Сашка и берёт его под локоть. — Ого, как ливанул… Сезон гостей закончился, начался сезон дождей. Это известная во всех приморских городах шутка. Пока стоит хорошая погода, длится сезон гостей, в который о счастливых обладателях недвижимости у моря вспоминают даже самые дальние родственники. А с октября начинается сезон дождей. И хотя у них гостей почти не бывает, Сашка больше любит сезон дождей. На улицах в разы меньше народу, да и мрачная погода ей по душе. А может быть, всё дело в том, что с наступлением осени и холодов, Туманова меньше дёргают на всякие выступления? Они уже месяц дома, без звонков, без необходимости куда-то ехать, пусть даже на пару дней. Впереди, правда, новогодние праздники, но и по поводу новогодних съёмок тишина. Что удивительно, Всеволод Алексеевич не грустит, а как будто тоже наслаждается покоем. Видимо, накатался за лето, тоже хочет отдохнуть. Главное, чтобы не захандрил. Но пока он весьма жизнерадостно плетётся по лужам, предвкушая вечерний матч кого-то там с кем-то там. — У нас новый тренер, понимаешь. Парень перспективный, но пока команда играет за счёт старых наработок. Конечно, в условиях замены нападающего… Сашка кивает, соглашается, задаёт уточняющие вопросы, иногда даже по теме. А сама думает, убрала ли плед и подушки из-под навеса, дождь сильный, с ветром, под навес наверняка заливает… У неё пищит телефон, несколько раз подряд, но Сашка решает не доставать его в такую погоду. Вряд ли что-то срочное, её срочное шагает рядом. Опять какой-нибудь спам, дома посмотрит. Дома, конечно же, забывает, потому что надо разобрать покупки, накрыть на стол, пока мясо не остыло. А потом они ужинают со Всеволодом Алексеевичем. После еды он идёт ждать свой футбол — перед матчем всегда какие-нибудь эксперты долго и нудно предсказывают, какой будет игра, и почти всегда ошибаются. А Сашка моет посуду и жарит каштаны. О телефоне вспоминает, только когда он снова разражается недовольным писком. На сей раз потому, что у него заканчивается зарядка. Сашка открывает сообщения… И к Туманову выходит с таким лицом, что он тут же забывает про футбольный счёт. — Господи, Сашенька, что случилось? Государственный переворот? Красные взяли Кремль? — Уж лучше бы… Сашка плюхается в кресло и смотрит в стену. В одной руке у неё миска с горячими каштанами, в другой телефон. Всеволод Алексеевич встаёт, осторожно забирает миску. Что бы в мире ни случилось, а каштаны пропасть не должны. — Сашенька, рассказывай. Мне вредно волноваться. — Мне тоже, — хмыкает она. — К нам в гости едет моя маман. У него всего лишь изгибается бровь. А так как очки он не снял и уже начал грызть один каштан, выражение лица у него весьма довольное и несколько даже комичное. Что никак не соответствует ситуации. — Всего лишь? Тоже мне, трагедия века.