Сашка изумлённо на него смотрит. Она вообще-то шла к нему за советом, как отказать так, чтоб следующим сообщением не отказались от неё. Не то, чтобы это имело теперь какое-то значение, но лишний раз получать материнские проклятия неприятно, во что бы ты там ни верил: в бога, в чёрта или в Гиппократа и Дарвина. — Это же невозможно, Всеволод Алексеевич. Какие могут быть гости? Особенно… вот такие. После всего… — Сашенька, жизнь — штука сложная и, если повезёт, длинная, — философски замечает он, разламывая скорлупу следующего каштана. — Ой, горячие… А мне это можно вообще? — Было бы нельзя, я бы не готовила. — Ну так вот… Копить обиды бессмысленно, а все противоречия между вами давно решены. Она в любом случае остаётся твоей мамой. И если хочет наладить отношения, это же замечательно! Ты никогда первый шаг не сделаешь, не тот характер. Остаётся ей, как более взрослой и более мудрой. — Что?! Всеволод Алексеевич! Да вы её не знаете. Какая там мудрость… Мне иногда кажется, что меня пьяный аист нёс и не в том доме уронил! — А я думал, дети появляются другим способом, и это проходят в мединституте… — Всеволод Алексеевич! Вы ёрничаете, а мне совершенно не смешно. Это же просто невозможно. Вы и маман в одном доме… Она как себе это представляет? Ну ладно бы я одна жила. Но у меня же вы… — Если я тебе мешаю, могу на недельку слетать в Москву. Там наверняка новогодние огоньки сейчас будут снимать, я позвоню директору Первого канала и… — Да что ты такое говорите!!! Это ваш дом! Ещё не хватало, чтобы вы под кого-то подстраивались. Как вы вообще можете мешать! Да я просто сейчас напишу маме, что это невозможно, и… Или вообще отвечать не буду. — Саша, прекрати, — Всеволод Алексеевич резко серьёзнеет, отставляет миску в сторону и внимательно смотрит на неё. — Ты сейчас напишешь маме. А ещё лучше, позвонишь. И скажешь, что мы будем очень рады её видеть. Она, конечно, выбрала весьма странное время отдохнуть на море. Но тем не менее, мы будем рады. Саша, ты взрослый человек. Вот и веди себя как взрослый человек, а не маленькая обиженная девочка. — Вы считаете, у меня нет повода обижаться? — Теперь уже нет. Тебе чего от мамы не хватало? Любви, понимания и финансовой поддержки? — Хотя бы моральной. С финансами я сама справлялась. — И собственного угла, — продолжает Туманов, не слушая её ответ. — Хотя бы гипотетического. У тебя теперь всё это есть. И поддержка, и угол немаленький, и, я надеюсь, любви и понимания тебе хватает? Иди-ка сюда, детка, ближе садись и будем каштаны есть, пока они не остыли. Всё, всё, Сашенька, не реви. Всё в жизни уравновешивается. Если где-то было очень плохо, в другом месте будет очень хорошо. У тебя давно всё уравновесилось. А теперь помирись с мамой. Тем более, предоставляется отличный повод. Давай, пиши ей. Звонить уже не надо, да, прононс у тебя сейчас будет французский… * * * Сашка рассчитывала, что у неё будет хотя бы неделя, чтобы подготовиться. А лучше две или три. Но оказалось, что маман приезжает в среду. Сообщение от неё пришло в понедельник. Более того, оказалось, что у неё уже и билеты на руках. Сашка совершенно ничего не понимает. С чего вдруг такая срочность? Что делать глубокой осенью в Прибрежном, когда в море лезут только бабушки-моржихи и вусмерть пьяные туристы. Но последние быстро трезвеют и вылезают обратно. — Нам ещё и встречать придётся, — замечает Сашка, читая очередное сообщение в мессенджере. — В аэропорт ехать. Надо с дядей Колей договориться. — Вызови обычное такси, Сашенька. Драндулет Коли скоро развалится по дороге. Как и сам Коля, кстати. Это уже просто небезопасно. Всеволод Алексеевич лежит на диване, с пледом, книжкой и горячим чаем. Дождь не прекращается уже второй день, и у него ожидаемо ноет колено. — А почему в аэропорт, кстати? Я думал, твоя мама где-то недалеко от нас живёт, на побережье. — Нет, в Мытищах, где и жила. Она так и не собралась переехать. Может быть, вот сейчас момент настал, и решила посмотреть, как это, жить у моря не в сезон? Потому что других объяснений у меня просто нет. — Вариант, что она просто могла по тебе соскучиться, ты не рассматриваешь? — Нет. Всеволод Алексеевич качает головой, но от комментариев воздерживается. Вероятно, за столько времени понял, чего стоит резкое Сашкино «нет». — Подожди, а вся эта катавасия с квартирой? Когда ты ещё ездила документы оформлять? — Ну и что? Я просто выписалась, отказалась от своей доли, и на этом всё закончилось. Квартиру маман так и не продала. Зато теперь сможет это сделать в любой момент. Вам ещё чаю налить? А то я уйду в сад. — Что ты там делать собралась, в саду, в такую погоду? Ну, подлей. — Убираться, — вздыхает Сашка. — Надо какой-то марафет навести в доме и во дворе, неудобно же. В доме у неё более-менее чисто, из-за Всеволода Алексеевича она старается почаще махать тряпкой. А во дворе всё печально. Перед сезоном дождей надо было ещё раз покосить траву, но они постоянно куда-то уезжали, а потом Туманов плохо себя чувствовал. Сашка при всём желании с косилкой не справится. Надо было бы кого-то нанять, но тоже то времени не находилось, то желания. Теперь трава пожухла, где-то посохла, где-то торчали огромные кусты репейника, и в целом двор выглядел неряшливо и уныло, особенно в дождь. Надо хотя бы вдоль дорожки сорняки повыдёргивать и мусор пособирать. Как назло, накануне во двор залезли бродячие коты и перевернули мусорный бак. Словом, работы хватало. А вот мотивации не хватало совсем. В хорошем настроении Сашка может горы свернуть, но если на душе кошки насрали, то и в руки насрали тоже. Как будто это у неё диабет, астма и колено болит. Сил хватает только на то, чтобы собрать крупный мусор и донести его до баков на дороге. Ну и выдернуть пару особенно безобразных кустов. К этому моменту дождь снова усиливается, и Сашка, махнув рукой, возвращается домой. В Прибрежный надо приезжать летом. В крайнем случае в сентябре. А в ноябре, извините, даже три чахлые пальмы, которые они недавно посадили, ситуацию не спасут. — Сашенька, надо в супермаркет съездить, — замечает Туманов, когда она возвращается. — Продукты закупить к приезду твоей мамы. И, наверное, что-то приготовить? Я имею в виду, что-то, отличающееся от нашей привычной еды. Сашка смотрит, как он ковыляет до своего дивана, с которым расстался, видимо, ради новой чашки чая. Да уж, только в супермаркет сейчас и ехать. Да ещё по такой погоде. — У нас достаточно продуктов. Я сделаю побольше котлет и сварю картофельное пюре. — Саша! Я имел в виду, что-нибудь праздничное. — У меня нет настроения праздновать. — Саша, — он смотрит серьёзно и, кажется, даже сердито. — Мы ведь уже говорили на эту тему. Считай, что это моя личная просьба — принять твою маму нормально и наладить с ней отношения. Не хочешь ради себя и неё, сделай ради меня. У Сашки ползут вверх брови. Ради него она и Аляску назад присоединит, если потребуется. Но где логическая связь? — Я полагаю, мне нет нужды пересказывать тебе свою биографию? Ты её знаешь чуть ли не лучше, чем я сам. И, полагаю, ты в курсе, как прошло моё детство. Мне повезло гораздо меньше, чем тебе, Сашенька. Я свою маму почти и не помню. Мне пришлось придумывать себе её образ по обрывкам воспоминаний, по фотографиям, по рассказам отца. А он, знаешь ли, был не сентиментальным человеком и не особо вдавался в подробности. «Поэтому вы могли идеализировать, — думает Сашка. — Того, кого мы не знаем, любить намного проще. Можно придумать себе тот образ, который нужен. Доброй, ласковой и понимающей, например. А каким был бы на самом деле этот человек, проживи он подольше, никто не знает». Вслух она, конечно, ничего не говорит. Послушно стоит возле его дивана и ждёт, в какую точку они придут. — У вас была мачеха, — напоминает Сашка, когда он замолкает. — И, вроде бы, вы хорошо о ней отзывались. — Где? В интервью? А что я должен был сказать журналистам? Что был ей не особо нужен? Что она делала ровно то, что требовалось: готовила еду и стирала рубашки, и мне, и отцу. Проверяла дневник и ходила в школу, если вызывали. Потому что отец всегда был на службе и не вникал в такие мелочи. Да, у нас были нормальные отношения, мы редко ссорились. Но у нас никогда не возникало какой-то душевной близости, понимаешь? Как могло бы быть с родной мамой. Я стеснялся её лишний раз обнять. Она тоже никогда не проявляла ласки, всегда была озабочена тем, что приготовить, что купить, успеет ли высохнуть бельё. Её никогда по-настоящему не волновало, чем я увлекаюсь, кем я стану. Сашка усмехается. — Всеволод Алексеевич, всё, что вы перечислили, может быть и с родной мамой. Генетическое сходство не гарантирует сходство душевное. И мне не пять лет. Я уже как-нибудь переживу, если моими успехами не будут интересоваться. И зря вы так о мачехе. Может быть, она так же стеснялась проявлять чувства, как и вы. И была слишком замучена послевоенным бытом. Это у нас с вами сейчас стиральные машинки, горячая вода по первому требованию и супермаркеты с доставками. — Ты мне будешь рассказывать? — Туманов качает головой. — Сашенька, ты оправдываешь человека, которого никогда не видела. — Вы пытаетесь сделать то же самое. Вы мою маму видели один раз в жизни, минут пять. — Я просто хочу, чтобы ты потом не жалела о несделанном. — Как бы мне о сделанном не пожалеть. Уже завтра. Вот и поговорили. Он демонстративно тянется за книгой. Сашка уходит за ноутбуком. Во время спора она очень вовремя вспомнила про существование доставок. Можно же заказать продукты из супермаркета, и никуда ходить не придётся. Обычно она старается сама делать покупки, но ситуация явно внештатная. Она заказывает побольше фарша, рассчитывая приготовить котлеты. Они ей хорошо удаются, да и мама, насколько Сашка помнит, не любит кулинарных изысков. Дома всегда была простая еда в духе советской столовой. Мама готовила котлеты с макаронами, но более приемлемые для Туманова гречка или пюре вполне сгодятся. Можно салат сделать из редиски со сметаной, его и мама любит, и Всеволод Алексеевич хорошо ест. Сашка погружается в хозяйственные заботы и как-то даже забывает, что они поругались. Спустя час встречает курьера, забирает покупки, тут же берётся за готовку. Ещё через час зовёт его ужинать, и за едой они общаются на нейтральные темы. Перед сном они смотрят какой-то военный сериал, в котором Сашка понимает только, где свои, а где чужие, и то благодаря пояснениям Всеволода Алексеевича. И засыпает она с мыслью, что визит маман стоит вытерпеть хотя бы ради спокойствия в их отношениях с Тумановым. Раз уж для него эта тема вдруг оказалась так важна, Сашка постарается вести себя как примерная дочь. * * * В аэропорт Сашка едет одна, хотя Всеволод Алексеевич порывался поехать с ней. На улице хоть и прохладно, зато солнечно. Но Сашка, во-первых, видела, что он не лучшим образом себя чувствует, как всегда при резкой смене погоды. Во-вторых, ей хотелось, чтобы первая встреча с мамой произошла без него. Мало ли, чем она закончится, встреча эта. Сашка вызывает такси и добирается до аэропорта, всю дорогу занимаясь аутотренингом. Уж если она сумела найти общий язык с Зариной Тумановой, то уж с маман как-то тоже сможет. В конце концов, она взрослый состоявшийся человек, ну какие у них с мамой теперь-то могут быть конфликты? Не начнёт же она попрекать Сашку портретами Туманова на стенах? Да у них и портретов-то нет, так, одна общая фотография на каминной полке. У выхода из «чистой зоны» толпятся таксисты, с акцентом предлагающие «ехать» и «жильё». Какой-то мужик стоит с цветами. Несколько женщин держат таблички с названиями отелей. Эти отдыхающих встречают. Сашка даже не знает, есть ли у мамы багаж, долго ли придётся ждать. Но вот маман появляется. В спортивном костюме, с клетчатой сумкой «мечта оккупанта». Раньше в таких она возила из Турции товар, видимо, с тех лет парочка и завалялась. Сашка делает шаг вперёд. — Привет! — О, дочь! А тебя и не узнать! — тянет мама, оглядывая её внимательным взглядом. — Плащ у тебя какой модный. А почему всё чёрное? Он что, умер? Сашка вздрагивает. Спокойно, Александра Николаевна, спокойно. Это семейный сарказм, тебе по наследству доставшийся. Просто у тебя он имеет границы, а у мамы нет. — В газетах бы сообщили, — мрачно замечает Сашка и забирает клетчатую сумку. — Пошли? Сейчас я машину вызову. — Я думала, ты на своей. — Откуда у меня своя? — пожимает плечами Сашка. — На такси езжу. — Могла бы уже и обзавестись. Зачем жить со старым мужиком, если не иметь с него денег? Домик он тебе отгрохал, а машину зажал? Сашка мысленно считает до десяти и спокойно объясняет: — Я не умею водить, мам. Мне машина ни к чему. Такси гораздо экономичнее, я не так часто куда-то езжу. — И очень плохо. Похоронила себя рядом с ним в своей дыре, никуда не ездишь, ничего не видишь, стареешь раньше времени. Почему у тебя столько седины?