– Что же касается ее правого гиппокампа, того, от которого зависит зрительная память, то он атрофирован на девяносто пять процентов. Войдите в палату, молча пожмите ей руку и выйдите. Если что-то ее отвлечет: какой-то шум, автомобильный гудок или гром, тогда, даже если вы вернетесь через минуту, она вас не узнает. Ее мозг не в состоянии хранить образы или лица. Люси в задумчивости грызла ручку. – Короче говоря, Манон напрочь забыла все, что произошло после нападения, но не то, что было прежде? Обратная амнезия? – Скажем так: Манон забыла все, что она не записала и не попыталась выучить, то есть девяносто девять процентов своей жизни. К тому же ретроградная амнезия, так называемая амнезия «путешественника без багажа», почти всегда сопровождается антероградной. Так что утрата воспоминаний касается, в разной степени, и периода, предшествовавшего этому… низвержению в страну забвения. В случае Манон это полная утрата воспоминаний, относящихся к тому, что произошло за два месяца до нападения, воспоминания о еще более отдаленных событиях постепенно стабилизируются. – То есть это значит, что она, например, не может вспомнить лицо грабителя… Или каким образом он на нее напал… – От вас ничего не скроешь. Ей бы пришлось заучивать наизусть протокол с описанием совершенного на нее нападения, можете себе представить? В любом случае из-за своего правого гиппокампа она не узнает его в лицо. Она превратилась в так называемого прозопагностика[10]. Даже если она тысячи раз будет рассматривать вашу фотографию, «физически» она вас все равно не узнает. Только слова или интонации смогут ей что-то подсказать. Ее мозг слеп, хотя и не полностью глух… Люси постучала ручкой по своему блокноту: – И все же… Что касается остального – других ее… способностей… Они действительно остались прежними? Доктор кивнул: – Манон невероятно умна. Она полностью сохранила способность решать сложные проблемы. К тому же она представляет собой пример на редкость организованного человека. В этом ей очень помогает новая технология. «N-Tech» со встроенным GPS и мобильный телефон всегда при ней, что бы она ни делала. Все в ее жизни распланировано, отмечено, записано. Что надо делать, чего следует избегать. Абсолютно все. Она – образец невероятной дисциплины. Сходите в ее квартиру, и вы поймете… – Вы там уже бывали? – Разумеется. Для меня первоочередной задачей является знакомство с условиями жизни моих пациентов. – Ну да, конечно. Поколебавшись, Ванденбюш продолжал: – Знаете, Манон и прежде, до всех этих проблем, была женщиной неординарной. А теперь она еще больше отличается от остальных. Она компенсирует необходимость хранить воспоминания при помощи своего ума. Она приспособилась к своему недугу. – В чем неординарной? Ванденбюш с гримасой отвращения допил шоколад и бросил стаканчик в урну. – В двадцать два года Манон получила диплом одного из самых престижных университетов. В двадцать три стала магистром математики в… Люси совершенно непроизвольно подняла голову от блокнота и посмотрела на собеседника: – Продолжайте, пожалуйста… – …в Технологическом институте штата Джорджия, в Соединенных Штатах. Потом… гм… Сложно четко обрисовать область ее исследований… Я сам не очень-то в этом разбираюсь, но Манон обладает даром просто и с увлечением рассказывать о том, чем она занималась раньше. – И все же попробуйте. Хоть я из полиции, но мозги у меня есть. Ванденбюш показал два ряда прекрасных белых зубов: – Манон трудилась над одной из семи математических задач тысячелетия, касающейся… «качественной характеристики решений систем дифференциальных уравнений», над которой бились величайшие математики. Это настолько трудные задачи, что Математический институт Клэя[11] в Кембридже объявил премию в миллион долларов тому, кто найдет решение. Люси присвистнула: – Стоит поломать голову! – Даже не пытайтесь. Сложность задач неподвластна нашему воображению. На этом уровне речь идет не о том, чтобы сломать себе голову над решением задачи, а об отречении от мира, принесении в жертву собственной жизни и жизни своих близких. Каждое доказательство требует многих сотен, нет, многих тысяч страниц! На самом деле Манон не работала непосредственно над решением проблемы, которой занималась. Ей, скорее, было поручено разобраться в предложенных другими математиками решениях и оценить их, а потом принять или отвергнуть. Люси заметила, что в глазах Ванденбюша даже как будто светится огонек гордости, словно у берейтора, расхваливающего достоинства своей беговой лошади. – Моя пациентка билингв: помимо французского, она в совершенстве владеет английским, знает латынь, а для развлечения занимается – точнее, занималась – изучением Фестского диска[12], одного из самых таинственных образцов иероглифического письма. Его язык до сих пор не расшифрован. – Неслабое хобби. – Вот именно. А в довершение сказанного страдающая амнезией Манон обладает фантастической рабочей памятью, подобно великим шахматистам, способным за короткое время проанализировать огромное количество ходов. – Вы сейчас говорите о другой памяти? – Да. О краткосрочной, или рабочей памяти. Той, что позволяет вам, например, запомнить номер телефона на несколько секунд, чтобы набрать его, никуда не заглядывая. Вы, как и я, можете удержать в своей краткосрочной памяти в среднем семь элементов. Например, «дом, вулкан, коляска, губка, микроскоп, копирка, язык»… А вот Манон способна запомнить больше двух десятков. Их разговор был прерван стремительным появлением Флавиана. – Манон проснулась. И уже уткнулась в свой «N-Tech». Это поразительно, но она, кажется, возвращается к жизни. Хотя и не понимает, как она здесь оказалась. «Это не записано в моем „N-Tech“, значит это ненормально», – сказала она мне. Брат пытается успокоить ее, но он объясняет все так, как ему вздумается… – А именно? – поинтересовалась Люси. – Более… умиротворяющей версией происшедшего. – Мы идем с вами, доктор, – решила она. Флавиан движением руки удержал их: – Прошу вас подождать еще несколько минут. Я только что отправил туда медсестру, чтобы она помогла Манон привести себя в порядок. И не забывайте, лейтенант, о том, что я вам говорил, ей необходимы положительные ориентиры, а не поводы для тревоги! Так что спокойствие! Прежде чем уйти, он с улыбкой обратился к Ванденбюшу: – Дорогой коллега, попытайтесь ее сдерживать… Люси даже не удостоила его ответом: она бегло просматривала свои записи в блокноте. И вдруг в упор спросила Ванденбюша: – Вы обратили внимание на вырезанную у нее на ладони надпись? «Пр вернулся»? – Да, я ее видел. Но, признаться, не совсем понимаю… – Она думает, что речь идет о Профессоре, убийце, который свирепствовал здесь несколько лет назад. Ванденбюш вдруг разнервничался: – Она фантазирует. Это стало ее навязчивой идеей с тех пор, как… – С каких пор? Невролог сделал глубокий вдох: – С тех пор, как он убил ее сестру… Карину. Люси опешила, но тут же сопоставила факты: – Ну да! Карина Маркет, одна из шести жертв! Могли бы сказать мне об этом раньше! – Простите. Я не обладаю рефлексами, необходимыми для полицейского… Или полицейской, как правильно сказать? – Понятия не имею. Расскажите мне, что вам известно об этой истории! – На самом деле не так уж много. Это случилось до того, как Манон стала моей пациенткой. – И все же? – Когда была убита ее сестра, Манон еще не имела проблем с памятью. Однако мне удалось узнать, что смерть сестры повергла ее в глубокую депрессию. Действительно, именно в тот момент она прекратила все свои исследования, прервала свою блестящую карьеру… И вбила себе в голову мысль выследить Профессора. Для нее это стало… – Навязчивой идеей? – …Смыслом жизни. Ее брат рассказывал, что Манон тратила все свое время, все силы, чтобы отомстить за сестру. Она сумела установить прямые контакты с полицией, ей удалось ознакомиться с какими-то делами… Чтобы уяснить для себя логику действий убийцы, понять, какая дикая идея им движет, она беседовала с родственниками других жертв, судмедэкспертами, психологами. Она отдавалась этому с тем же жаром, с каким прежде занималась своими математическими задачами. С безграничной настойчивостью… Немного помолчав, Ванденбюш продолжал: – А потом, через полгода, случилась кража, которая так плохо обернулась для нее и все нарушила… По крайней мере, я так думал… – То есть что значит, вы так думали? – Всего пару часов назад доктор Флавиан показал мне шрамы на ее теле… Теперь я понимаю, что Манон никогда не переставала преследовать убийцу, даже в своем нынешнем состоянии… Она блистательно скрывала свою игру, я вообще ничего не замечал… Поразительно, но она действительно на редкость умна. – Вы полагаете, она и есть автор этих насечек на теле? – Не просто полагаю, я в этом уверен! Она и ее брат. Он сам мне только что сказал. А Манон от меня их всегда скрывала… – Брат? Но… Зачем? – Понятия не имею. Он не захотел объяснять. Но я убежден, что эти раны имеют отношение к убийце ее сестры. Люси закрыла блокнот. Голова гудела от вопросов. Сестра Манон – жертва Профессора. Потом нападению подвергается сама Манон, это было три года назад. Кража. А теперь очередной стресс, как раз в самом начале рекламной кампании с ее участием. Простое совпадение? Возможно ли, чтобы она искалечила себе руку под влиянием страха, уверенная, что имеет дело с Профессором? Может ли ее недуг быть связан с галлюцинациями, рождал ли он мнимые воспоминания, «ощущения пережитого, дежавю»?