– Иоанн пытался тебя предостеречь, – возразила она сама себе. – Он говорил, что не стоит ехать в горы. Но ты поступила по-своему и последствия будешь расхлебывать всю оставшуюся жизнь. Она аккуратно спустила рубашку с одного, а затем с другого плеча. Местами из-за крови и пота ткань плотно присохла к коже. Даже татуировку было видно с трудом. Но, несмотря на пыль и грязь, Мэри Мэй все равно ощущала себя словно шут, которого облили дегтем и изваляли в перьях. Мэри Мэй взяла ножницы и разрезала ткань, позволяя обрывкам свободно упасть на пол. Она вскрыла бутылочку с водой, смочила клочок ваты и принялась счищать слой грязи с груди. Пока она касалась лишь контуров татуировки, а не ее самой, и все равно кожа выглядела красной и опухшей. Закончив, она взяла еще один импровизированный тампон и смочила его уже спиртом. Теперь она принялась за саму татуировку, вздыхая и даже приглушенно вскрикивая от боли. И вновь, когда дело было сделано, она осмотрела открывшуюся картину в зеркало. Татуировка темной вязью выделялась на коже. Она видела места, где Иоанн провел иголкой несколько раз, а где действовал более деликатно. Из-за этого надпись выглядела неравномерной и напоминала детский рисунок. ЗАВИСТЬ. Мэри Мэй прикрыла глаза в глупой надежде, что надпись исчезнет, когда она поднимет ресницы. Но этого, конечно, не случилось. Надпись по-прежнему тянулась под ее ключицами через центр груди. Ее метка. Она вспомнила, что Иоанн говорил, нанося этот грех ей на кожу. Она прекрасно понимала, что действительно не сможет этого забыть, но в то же время знала, что ее восприятие этой надписи и значение, которое в нее вкладывал Иоанн, – совершенно разные вещи. Да, она не забудет, но, если именно Иоанн убил ее отца, Мэри Мэй рано или поздно придет по его душу. Спустив с плеч бретельки бюстгальтера, девушка принялась накладывать чистый бинт поверх опухшей кожи. Если бы у нее был какой-то крем или мазь, она бы несомненно воспользовалась этим, но то, что стояло на полках, очевидно, было слишком старым. Поверх обычного бинта она наложила эластичный и закрепила крючками. Выглядело неплохо, пусть и заметно, что делал не профессионал. Девушка привела себя в порядок и взяла кофточку, которую принес Уилл. Подумав, она поднесла мягкую сложенную ткань к лицу. Одежда пахла пылью, запустением, плесенью и чужими духами. Когда-то она принадлежала жене Уилла, но Мэри Мэй и так это поняла, как только увидела. И вот теперь она держала в руках серую блузку на пуговичках. Она прикрывала татуировку, но в то же время не раздражала кожу. Девушка оделась и повернулась к зеркалу. Можно было подумать, что в отражении сейчас она видела кого-то другого. Что ничего этого не было вовсе, но никакая одежда не могла заставить ее забыть о татуировке. Прячь не прячь, а эта метка теперь навсегда останется с ней. Она вышла из ванной с лампой в руке. С кухни доносились ароматы пищи, раздавался звон посуды и приглушенные мужские голоса. Она направилась туда, но вдруг остановилась. Все окна в гостиной были завешены одеялами, но сквозь самое тонкое из них пробивалось странное красное зарево, словно рассеянный свет сквозь толщу воды. Но Мэри Мэй точно знала, что здесь не может быть ничего подобного. К тому моменту, как она оказалась около окна, она уже не сомневалась в том, что что-то горит. В воздухе плыл явный запах дыма, которого не было прежде, с примесью горелой резины и краски. Она подцепила угол одеяла и выглянула на улицу. Пламя окрашивало ночь в алые цвета. Дым клубами поднимался к небу. Костер бушевал, выбрасывая багряные языки на двадцать – тридцать футов в высоту. Стихия бушевала внизу у границы участка. Кто-то устроил поджог около ворот, и огонь уже распространился на ближайшие деревья. Горела машина пастора. Уилл в прицел смотрел на то, как пламя охватывает деревья. Часть веток превратились в настоящие факелы, другие же скручивались и трещали от нестерпимого жара. В этом была особая жуткая красота, как будто вся роща билась в агонии. Охотник опустил винтовку и отошел от окна. Он смог разглядеть лишь горящий корпус машины. Вокруг не было ни души, но то, что он никого не видел, не значило, что никого нет. Наоборот, они точно там были. И если вспоминать количество виденных татуировок, Иоанн привел с собой очень многих. Когда Уилл обернулся, его встретили вопросительные взгляды. Мэри Мэй стояла рядом, Джером держался в центре комнаты, и даже Дрю склонился в сторону на своем месте на кухне. – Собирайте барахло, – рыкнул он. На их лицах он видел отражение собственной растерянности. Они считали себя в безопасности. Они думали, что могут вздохнуть свободно, но это оказалось обманом. Они постоянно находились под прицелом, и именно Дрю все это время был прав. «Врата Эдема» в любом случае пришли бы за ними. Спрятаться было просто невозможно. – Ну же, – поторопил он. – Мы должны бежать. Времени нет. Подавая пример, он поспешил к своей сумке, вытащил коробку с патронами и распихал их по карманам. Затем он вернулся к окну и вновь вгляделся в ночь, пытаясь скрыть за этим действием то, какое усилие ему требовалось, чтобы овладеть собой. Сквозь ночь по направлению к дому шли двадцать или тридцать человек. Все они были вооружены и направлялись вверх по склону, растянувшись цепью. Впереди шел Иоанн. Темные силуэты на фоне зарева делали их похожими на порождения дьявола, вырвавшиеся из другого мира. Уилл заметил, что Мэри Мэй наблюдает за процессией через другое окно. Она прижимала к груди револьвер. Они одновременно отошли от окон и, встретившись в центре комнаты, отправились на поиски Джерома. Пастор нашелся на кухне. Он стоял рядом с Дрю, держа в руке нож. – Что делать? – спросил он. – Отпустить его? Мы должны бежать. Возможно, ловушка уже захлопнулась. Уилл посмотрел на него, на нож, на зарево за окном, которое было таким сильным, будто уже весь участок объяло пламенем. – Мы отпустим его, – наконец решил он. – Придется. Отсюда можно выбраться, но мы не можем больше тащить его. И не можем рассчитывать на то, что он не будет специально нас замедлять. Он обернулся к товарищам. На лице каждого был написан страх, словно из всех только он все еще верил, что они смогут выпутаться. – Я не брошу его, – ответила Мэри Мэй. Уилл резко повернулся к девушке. Впрочем, едва ли он мог сказать ей хоть что-то, чего уже не сказал раньше. Ради семьи люди готовы на странные вещи. Пусть он всей душой считал, что она совершает ошибку, он также и понимал причины такого поступка. Он сам был бы готов пройти через ад, если бы это позволило спасти жену и дочь. – Хорошо, – тяжело ответил он. Спорить было бесполезно. Он быстро пересек комнату, взял бронежилет и дробовик и передал их пастору, наказав пошевеливаться. Джером посмотрел на него как на ненормального, но нож опустил, вместо этого собирая вещи. Правда, бронежилет он в итоге протянул Мэри Мэй: – Возьми. Тебе пригодится. – Нет, – качнула головой девушка. – Вам нужнее. Если они решат убить меня, то так и сделают. Жилет их не остановит. Уилл замер на полсекунды, наплевав на то, что любое промедление приближает их к неизбежному. Он обратился к Мэри Мэй: – На столе стяжки. Свяжи ему руки, а лишь потом режь веревку. Из дома выводи первым. Держи его все время между собой и Иоанном. Не жди их внутри. Чем больше людей тебя увидят, тем лучше. Иоанн мог убить тебя во «Вратах Эдема», но не стал. Возможно, это что-то да значит. Времени на прощание не было, так что они в спешке покинули дом через заднюю дверь. Уилл шел первым, и Джером следовал за ним по пятам. С этой стороны царила ночь, и даже было удивительно, что их не встретили последователи «Врат Эдема». Здесь росло мало травы, а само место постоянно скрывалось в тени дома и скалы, до которой было футов двадцать. Весь участок раскинулся на склоне холма и спускался от дома к дороге. Уилл все здесь знал. Ему был знаком каждый дюйм, и даже спустя столько лет отсутствия он безошибочно нашел дорогу. Они спешно пересекли участок голой земли по направлению к скале. Джером так и нес бронежилет и дробовик. Догнав Уилла, он оглянулся на дом, за которым небо расцветало красным, но вовсе не из-за поднимающегося солнца. Это пылала в ночи его собственная машина. – Мы не должны были бросать ее. Уилл сосредоточенно обшаривал камень, пытаясь припомнить путь, которым не пользовался долгие годы. – Я и не бросаю ее, – ответил он наконец, нашарив первый зацеп. – Я заберусь на верхушку скалы. Если она послушается и выведет Дрю, я смогу подстрелить любого, кто рискнет ей навредить. Джером задрал голову. – Моя дочь нашла это место, когда ей было всего восемь, – продолжил Уилл. – На первые десять футов сделаны опоры для рук и ног, а потом дорога становится проще. – Ты не позволишь им навредить Мэри Мэй? – Если до этого дойдет, я пущу в ход каждый патрон. – Уилл сверху вниз посмотрел на пастора; Джером тоже прошел войну, но сейчас выглядел совершенно мирным человеком. – Дайте мне дробовик и наденьте бронежилет. Джером протянул оружие вверх. Уилл прицепил его к рюкзаку и принялся карабкаться дальше. Пастор быстро затянул ремни и двинулся следом. – Тебе не обязательно так поступать, – сказал Дрю. Он все еще сидел в кресле. Мэри Мэй вытянула его руки вперед, в то время как все остальное тело брата было все еще опутано веревкой. Она затянула запястья стяжкой, а затем, как и было сказано, перерезала веревки. Дрю поднялся, и она навела на него дуло револьвера: – Я пытаюсь спасти твою жизнь. Разве ты не видишь? Дрю улыбнулся и ответил: – А я пытаюсь спасти твою. Мэри Мэй не знала, что на это ответить. Ей вспомнился юный пастух, которого она встретила в горах, и то, что он тогда сказал: «Надеюсь, ты значишь для него столько же, сколько он для тебя». Девушка больше не была в этом уверена. Но она так хотела верить. Она прошла через гостиную к парадной двери, оставив нож на столике, который чуть ранее использовался для приготовления пищи, и теперь держала револьвер приставленным к спине брата. Дрю связанными руками взялся за ручку двери и медленно ее повернул. – Как только мы выйдем, отступать будет некуда, – предупредил он. – Мне давно уже некуда отступать, – горько заметила его сестра. – Мы прошли точку невозврата, когда отец погиб, пытаясь вернуть тебя. Она глянула на улицу. Иоанн стоял и спокойно ждал. Пришельцы одолели уже почти весь подъем и теперь остановились в пятидесяти футах от дома. Их было как минимум человек двадцать. Все они выжидали, будто точно знали, что она выйдет. Мэри Мэй подтолкнула брата револьвером и приказала ему медленно открыть дверь. Так они и вышли на крыльцо, а затем спустились – Дрю впереди, а она следом, держа оружие в руке. Стоило покинуть дом, как девушка тут же почувствовала себя беззащитной. На ее коже выступил пот, а в груди зародилось отвратительное ощущение разрастающегося всепоглощающего ужаса. Ряд вооруженных мужчин и женщин рассыпался полукругом, который начал сжиматься, стремясь превратиться в кольцо, по мере того как она шла вперед. Мэри Мэй огляделась. Примерно половину этих людей она знала. Или думала, что знала. Здесь был один из ее школьных учителей. Пара фермеров, которые некогда частенько заглядывали в ее бар. Владелец ранчо, чьих коров периодически пас отец. Многих она знала по именам и еще больше – в лицо. Встретив любого на улице в погожий денек, она непременно поздоровалась бы. В происходящее сейчас было чертовски трудно поверить. Дрю оказался прав. «Врата Эдема» были повсюду. Словно вирус, они заражали каждого и вызвали эпидемию, а лекарство еще не было найдено. Она посмотрела на Иоанна, поджидающего, пока они с Дрю подойдут. – Что ты задумала? – обратился к ней мужчина. Он просто стоял, совершенно не двигаясь с места, и выглядел абсолютно спокойным. А вот нервы Мэри Мэй были натянуты как струна. – Мы уходим отсюда, – проговорила она, всеми силами стремясь сохранить хотя бы видимость спокойствия, в то время как люди подходили все ближе. Мэри Мэй остановилась, понимая, что в людском кольце не осталось прорех. Она подумала, что могла бы заставить их расступиться, продемонстрировав револьвер. Тогда они с Дрю смогли бы пойти дальше. Но пока она стояла на месте, чувствуя взгляды всех этих людей. Она оглянулась. – Вы знаете меня. Вы знали моих родителей. Мою семью. Вы должны понимать, что это неправильно. Ответом ей была абсолютная тишина. Мэри Мэй вновь повернулась, поднимая револьвер чуть выше. Это не вызвало совершенно никакого эффекта. Лица людей были бесстрастными, будто высеченными из камня. – Осторожнее, – подал голос Иоанн. – Мы не убийцы, коими ты нас считаешь. Мы фермеры, лавочники, лесорубы, мельники, курьеры, матери, отцы, братья и сестры. Мы такие же как ты. Все мы. Мы не убийцы, как ты думаешь. Так что не размахивай оружием. Ты можешь кого-нибудь напугать. Что же мы тогда будем делать? Мэри Мэй крепко взяла брата за плечо, даже не думая убирать револьвер: – Как ты нашел нас? – Чтобы вас найти, надо было сначала вас потерять, – пожал плечами Иоанн, а затем обвел людей вокруг выразительным взглядом. Мэри Мэй поняла, что оказалась отрезана от дома, а каждый человек рядом держал какое-то оружие – от бейсбольных бит и мачете до дробовиков и штурмовых винтовок. На ее памяти ни один фермер или лесоруб так не вооружался. – Мы всегда наблюдаем, – продолжил Иоанн. – Мы везде. Наша вера объединяет нас, и наша верность друг другу не знает границ. Если кто-то нападает, мы наносим ответный удар. Девушка вновь повернулась к нему. Она не могла верить ни единому слову и боялась, что ей ударят в спину. – Я не нападала на вас, – возразила она. – Вы сами меня тронули.