Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вот ты идешь со мною рядом, – негромко и без обиды заговорил Федор, – а сам, поди, думаешь: эк его жизнь-то потрепала!.. Потрепала, согласен. Но только вот на что прошу внимание обратить – я сам сделал свой выбор! – Понятно, – неопределенно заметил Станислав Сергеич. – Есть в жизни дороги торные, – продолжал Федор серьезно, а есть извилистые, петляющие тропы, на которых тебя подстерегает неизведанное. Я выбрал такую тропу. – Ну, ты поэт! – Не претендую, – отрицательно мотнул головой тот. – Я много видел, колесил по всей стране. Ты даже представить себе не можешь, где я бывал!.. – он помолчал. – Хотел понять, что есть жизнь! – Хмм… – многозначительно произнес Тропотун. Потом спросил: – Ты женат? – Я?! – Этот вопрос, казалось, безмерно удивил Федора. – Да кто же за меня пойдет?.. Ни кожи, ни рожи, ни бытовых условий. Проживаю в комнате, один из четырех хозяев в четырехкомнатной квартире. Дому в обед сто лет – все течет и обваливается. Ванна аж позеленела от старости. А женщины меня давно не занимают. Ты, может, слышал, пил я крепко! – И, словно оправдываясь, быстро прибавил: – Теперь все, завязал!.. Станислав Сергеич с сомнением глянул на него. – Может тебе помочь чем-то? – без особого энтузиазма поинтересовался он. – Помочь? Мне?.. – Федор расхохотался и долго не мог остановиться, а просмеявшись спокойно пояснил: – Когда человек выбирает абсолютную свободу, рано или поздно за это приходится платить. Свой выбор я сделал раз и навсегда! – На что же ты живешь? – задетый смехом этого странного субъекта, спросил Тропотун. – На паперти побираешься? – Приходилось и побираться, – беззлобно отозвался Федор. – я ведь лес валил на Севере, моржей бил на Чукотке, бродяжничал по Средней Азии, в послушании ходил в Загорске. Да-да!.. Не веришь?.. Едва постриг не принял. Ну а теперь оператором в котельной служу. Сутки дежурю – двое дома. Сидишь там, один, пламя в топке гудит – хорошо!.. Я с собой рукописи приношу, читаю. Живность там у меня всякая калечная прибивается, подкармливаю, напарники тоже жалеют, не выгоняют. – Получается, от общества ты все-таки зависишь? – запальчиво вопросил Станислав Сергеич и сам поразился собственной запальчивости. – «Свобода есть осознанная необходимость», – отбарабанил тот и усмехнулся. – Только не надо меня жалеть. Это я вас всех жалеть должен! Все вы – словно амебы бессознательные. Живете, расталкивая друг друга локтями, чтобы повыше залезть, а нет чтобы о высшей цели своего земного существования думать! Чем дольше я живу, тем больше удивляюсь красоте и гармоничности мироздания. Животворный поток Дао, в котором я пребываю, несет меня из бесконечности в бесконечность… Э, да он с приветом! Подумал Станислав Сергеич. Впрочем, и в институте был тоже… – Я не шизик, – проницательно заметил вдруг Федор. – Если человек ищет смысл жизни, его обязательно причисляют к сумасшедшим! А весь прогресс человечества движим такими людьми! И сверхценная идея при нем… Констатировал про себя Тропотун. Ну а как иначе? Разве признаешься самому себе, что загубил жизнь в погоне за призраком? – Когда ты меня увидел, я божью коровку рассматривал, – продолжал Федор негромко, словно общаясь сам с собою. – У нее брюшко хитиновое, блестит, как антрацит, лакированная оранжевая спинка с крапинками черными. Вот зачем ей эти крапинки на крыльях?.. Это ведь даже не крылья, надкрылки. Поднимет она надкрылки, расправит крылышки, нежные, бежевые, полупрозрачные и – жжж… полетела… Как душа человеческая… – Как – что? – переспросил Станислав Сергеич. – Душа! – А, ты метафорически… – Метафорически? – удивился Федор. – Впрочем, пусть метафорически! – усмехнулся он и остановился. – Мне сюда. Почему-то мне кажется, что мы еще встретимся. Запомни мой адрес: Крылова, 18, квартира 18. Очень просто: 18–18! – Я запомню, – кивнул Станислав Сергеич. – Да ты мной не брезгуй! – ухмыльнулся вдруг Федор. – Может я тебе еще пригожусь… – Он с вызовом оглядел с ног до головы Станислава Сергеича и бросил ему в лицо: – Все вы – рабы! Обстоятельств, условий жизни, привычек. Только я суть истинно свободен!.. – сплюнул презрительно на тротуар. – К примеру, взять тебя: дом-работа, работа-дом и – ни шагу в сторону. А почему? Время попусту растратить боишься, а только тем и занят, что попусту его транжиришь! Что эта ваша крысиная гонка за успехом, как не потеря драгоценного времени жизни?.. Слепцы… Какие слепцы!.. – воскликнул он, круто развернулся и пошел восвояси, заложив за спину руки и низко опустив голову, полную, вероятно, тяжелых размышлений о судьбе человечества вообще и Тропотуна в частном случае. Встретил однокурсника… С сожалением и сарказмом думал Станислав Сергеич, провожая глазами сутулую спину Блаженного Федора. Вот что значит не иметь внутри твердого стержня! Назидательно сказал он себе и направился своей дорогой. Но чем дальше отходил он от места незапланированной встречи, тем сильнее и сильнее раздражали его слова Федора о его, Тропотуна, зависимости от жизненных обстоятельств. Ибо Станислав Сергеич считал себя стоящим выше обстоятельств и способным умело направлять их в нужное лично ему русло. Он пружинно шагал, слегка помахивая модным дипломатом, а в мозгу у него словно крутилась заезженная пластинка, застрявшая на единственной фразе: не свободен, не свободен, не свободен… «Нонсенс!» – сказал вслух Тропотун, останавливаясь посреди тротуара. И мысленно добавил – как это то есть «не свободен»? Возьму, сейчас, сию секунду, заверну в парк! Это было совершенно лишено логики, какой-то детский неуправляемый порыв. Однако Станислав Сергеич с самым серьезным видом повернул к Центральному парку. Парк был небольшой, старый, созданный на базе дореволюционного кладбища, постепенно оказавшегося в центре города. Нырнув под напоминавшие триумфальную арку ворота, он медленно пошел по асфальтированной дорожке, петлявшей под развесистыми березами. Ранним утром парк был практически пуст, однако карусель уже вращалась, неся в разноцветных люльках двух мрачных, бородатых мужиков, а на качелях благообразного вида старушка обречено и методично раскачивала капризничавшего внука. На кой черт меня сюда занесло? Со злостью огляделся Тропотун. Что и кому я хочу доказать?.. Снова спросил он себя. Ноги же сами собой завели его в тупичок. Под деревьями стояла аляповато раскрашенная будка, у входа в которую мирно дремал контролер, обутый, невзирая на июль месяц, в подшитые валенки. Пляшущими яркими буквами надпись над дверью гласила: «комната смеха». Зачем-то Станислав Сергеич купил билет у проснувшегося деда и вошел. Давненько он не видел кривых зеркал! Первое растянуло его фигуру до безобразия и сделало похожим на беловатый призрак, встающий над ночным кладбищем. Было почему-то не смешно. С чувством выполняемого долга Станислав Сергеич перешел к следующему. Теперь отражение его распухло и округлилось, оттопырились и разъехались по бокам головы уши, отчего лицо его сразу же превратилось в премерзкую рожу. Он скривился и сделал шаг к очередному хитрому стеклу. Переходя от зеркала к зеркалу и превращаясь то в жердь, то в блин, то в синусоиду, Станислав Сергеич, наконец, вернулся ко второму зеркалу и задержался возле него дольше, нежели возле остальных. Вглядываясь в собственный, трансформированный до неузнаваемости облик, он вдруг подумал, что кого-то себе напоминает. Кого-то напо… Ну, конечно – упыря из утреннего сна! С удивлением догадался Тропотун и даже хохотнул негромко, глядя в издевавшееся над его внешностью стекло. Хохотнул – и ошалело замер: отражение не смеялось!.. Более того, в зеркале он видел не собственное искаженное отображение, но именно того самого гнусного упыря из мерзкого утреннего сна, который теперь внимательно следил с той стороны стекла за неподвижным Станиславом Сергеичем. Тропотун крепко зажмурился, постоял так, мысленно считая до десяти, и снова открыл глаза – наваждение продолжало пялиться на него как ни в чем не бывало. Оно даже обрело еще большую материальность, и теперь Станислав Сергеич отчетливо различал гладкую блестящую шерстку, ехидные антрацитовые глазки и весело ощеренную пасть с выдававшимися клыками. Что же это делается?.. Затосковал Тропотун. А все Федор!.. Он попытался отойти от зеркала, но ноги его не слушались. Тем временем нагло ухмылявшийся упырь приподнял над головой несуществующий котелок в знак приветствия, а потом ни с того ни с сего вдруг саданул кулачком по стеклу. Зеркало со звоном лопнуло и пошло трещинами, в образовавшуюся дырку изнутри просунулись волосатые когтистые лапки и с силой раздвинули ее, миг – и вот уже упырь на полу. По-собачьи встряхнувшись, он поднялся на задние лапки и снизу вверх выжидательно уставился на Станислава Сергеича. Тот стоял столбом, наблюдая свершавшееся на его глазах невероятие. Зеркало уже стало зарастать, как живое тело. Стянулось отверстие, в которое проскочил упырь, змеившиеся по стеклу крупные трещины превратились в еле заметные трещинки, а потом в тонкие, как бы нарисованные на стекле паутинки. И наконец девственно гладкое стекло безмятежно засияло отраженным светом люминесцентных ламп. Станислав Сергеич прерывисто вздохнул, обалдело глядя на охорашивавшуюся нечисть. Упырь слегка подрос, вразвалочку проковылял к Тропотуну на кривых своих лапках, громко цокая коготками по цементному полу, и цепко ухватился за его штанину. – Попался! – удовлетворенно и радостно произнес упырь высоким, на грани дисканта, тенорком. – Брысь! – неуверенно сказал Тропотун охрипшим голосом.
– Брысь! – передразнил его интонацию упырь и скривил рожу, – фи, какая проза! – Ты откуда тут взялся? – в полной растерянности заговорил Станислав Сергеич, обращаясь к нечисти, как к реально существующему субъекту. – Оттуда, – хихикнул упырь и кивнул на зеркало. Закрыв глаза, Станислав Сергеич со стоном потер лицо рукою. Бред! Галлюцинация! Чертов сон! Мелькало в его мозгу. Надо проснуться. Немедленно надо проснуться! – Вот еще – бред… – слышал он обиженный тенорок. – Как чуть, так сразу бред! Не нравится им, видите ли… Тропотун слегка раздвинул пальцы и приоткрыл глаза – кошмар оставался на месте. Может перекрестить его? Подумалось невольно. Говорят, от нечисти помогает… А пальцы уже сами собою сложились в щепоть. – Только без этого! – громко заверещал упырь. – Этого я не терплю! – Он запустил острые свои коготки в икру Станислава Сергеича. – От креста мне ни холодно, ни жарко – но у нас, упырей, тоже гордость имеется! Разожми пальцы, кому говорят! Разожми – укушу, – с неподдельной угрозой зарычал он. И похолодевший от страха Тропотун послушно раскрыл обессиленные пальцы. – Так-то лучше… – удовлетворенно произнес упырь. – Ну-с, что скажешь?.. В этот момент вконец замордованный Станислав Сергеич вдруг услышал чьи-то шаги. Ободренный этими реальными человеческими шагами, которые явно приближались, он как спринтер рванул с места, на полной скорости пронесся мимо двух изумленных мальчишек и с воплем: «Безобразие! Спасите!» – выскочил на улицу. – Где безобразие?.. Кто безобразит?.. – грозно поднялся во весь рост высохший дед-контролер. – Я покажу, как в приличном месте безобразить! – Да, безобразие! – фальцетом выкрикнул Тропотун. – Развел, понимаешь ли, упырей – житья нет! – и он подпрыгивающей заячьей трусцой устремился прочь от рокового заведения. – Упырей? – повторил дед. – Упыре-ей… – нараспев произнес он. – Смотри-ка что делается! И где успел с утра пораньше? Не иначе одеколоном отоварился… – глубоко вздохнув, он потопал подшитыми валенками и стал устраиваться на насиженном месте. А Станислав Сергеич хитрым каким-то зигзагом пересек весь парк и вновь очутился на людной улице, с которой неизвестно по каким мотивам свернул четверть часа назад. Обычное летнее утро настолько не вязалось со случившимся, что некоторое время он просто шел в сторону института, увлекаемый инерцией оживленного человеческого потока. Голова его отказывалась соображать. Но постепенно внутреннее равновесие возвращалось, и Станислав Сергеич попытался трезво проанализировать ситуацию. В сущности, что произошло на самом деле?.. Встретил бывшего сокурсника… Потом завернул в парк и посетил комнату смеха… Упырь?! Не будете же вы, Станислав Сергеич, всерьез утверждать, что видели вылезавшего из зеркала живого упыря?.. Он заставил себя усмехнуться. Это сон! Убеждал он себя. Просто в комнате смеха я задремал!.. Тайны НИИБЫТиМа Чем ближе подходил Станислав Сергеич к институту, тем невозможнее казалось ему утреннее приключение. А когда он вошел в просторный квадратный двор родного НИИБЫТиМа, посредине которого журчал помпезный фонтан в окружении клумбы с петуниями, он уже совершенно убедил себя в том, что на несколько секунд задремал перед чертовым зеркалом. Серое четырехэтажное здание с высоким портиком над главным входом и мощными колоннами псевдоклассицизма, который так любили в середине пятидесятых годов провинциальные архитекторы, явилось ему словно некий храм современного производственного божества. Он легко взбежал по ступеням широкой лестницы монументального, отделанного мрамором крыльца и потянул на себя бронзовую фигурную ручку массивной деревянной двери. Просторный вестибюль Научно-исследовательского института бытовой техники и мебели был еще пуст, но лицо Станислава Сергеича тотчас обрело привычное выражение значительности, а в гулко отдававшихся под каменными сводами шагах явно послышался глухой мраморный отзвук поступи статуи командора из бессмертного произведения А. С. Пушкина «Каменный гость». Минуя стойку, за которой помещался вахтер, Тропотун изволил вежливо раскланяться с ним и даже поинтересовался лечением радикулита, чем несказанно обрадовал верного институтского стража, маявшегося этим недугом уже не один год. Благодарный за душевное отношение, тот сообщил заместителю директора последние новости медицины по данному вопросу и проводил его преданным взглядом. Кабинет заместителя директора по научно-исследовательской и конструкторской работе был несколько уменьшенной копией кабинета директора и представлял собою вытянутый параллелепипед. Основное пространство его занимал светлый Т-образный стол, по периметру стояли застекленные шкафы для бумаг, тоже светлого дерева, вдоль стола тянулась череда изготовленных по особому заказу Станислава Сергеича стульев, обитых бежевой с брусничной искоркой тканью. Две качественные репродукции картин известных западноевропейских абстракционистов украшали стены, намекая на претензии хозяина к свободе творческого мышления и несомненный интерес к дизайну. Тропотун привычно извлек из дипломата микрокалькулятор и положил его по правую от себя руку. Дипломат же отнес в стенной шкаф, поставил на полку и аккуратно сдвинул раздвижные створки. Вернувшись во главу стола, уселся в мягкое вращающееся кресло и пододвинул лист бумаги. Несколько мгновений он играл фломастером, пытаясь сосредоточиться, а затем споро стал набрасывать список неотложных дел на сегодня. Через какое-то время он откинулся на спинку и, рассеянно крутя фломастер, задумался. «Сказочный бор»… Говорил он себе. Ах, «Сказочный бор» – как же ты мне нужен!.. Воевода, конечно, соответствует, но уже и поотстал. Я бы… я бы ориентировался на качество… Качество и дизайн – два кита в нашем деле. Но директорское кресло – увы! – одно. У товарища Оршанского опыт, зато у меня плюс в виде кандидатской по экономике… Пока что события развиваются в нужном направлении, это главное. В сущности, мебель для международного молодежного лагеря «Сказочный бор» – мой козырный туз в борьбе за директорское кресло! А там, глядишь, и в Москве заметят предприимчивого директора… Он вдруг усмехнулся и покрутил головой. Что-то из меня маниловщина лезет… Склонившись над столом, снова начал писать мелким неразборчивым почерком – «уточнить у Еф. про об-е для лаб. эрг. б-ки». Выпрямился и невидящим взглядом уставился в пространство, отчетливо представив себе заведующего лабораторией эргономической биомеханики Плотникова. Неблагодарным он оказался, размышлял Тропотун. Сколько я потратил усилий, чтобы доказать необходимость такой лаборатории!.. И что же? Вместо благодарности одни претензии. Контры с Ефременко развел. Если бы не я, милейший Иван Иванович в два счета вышиб и Плотникова, и его эргономическую биомеханику из института, несмотря на довольно-таки скромные возможности по этой части заместителя директора по хозяйству. Та-ак… что еще?.. Господин Оршанский… Чем это у него жена болеет? «Узнать у С. И. насчет жены О.» Аккуратно вписал он. Кажется, все?.. А Козлов! Опять из головы вылетело! «Позвонить на предмет квартиры для Козлова». Отложил фломастер в сторону. С тех пор как он стал завсектором мебели для общественных помещений, я не знаю горя… Да – теперь все! Тишина… Станислав Сергеич включил селектор и покосился на часы – одна минута девятого. Мысленно обозревал многочисленные коридоры НИИБЫТиМа, по которым торопливо шагали опаздывающие уже ровно на одну минуту сотрудники крупных отделов, секторов и экспериментальных цехов. Сейчас начнется! С каким-то злорадным торжеством сказал он себе – и началось!.. Загудел утробно селектор, на полную мощность врубился звонок, ведший отсчет рабочего времени по электрическим часам в вестибюле, в дверь впорхнула секретарша Любочка в ядовито-розовом комбинезоне. Деловито-приветливо кивнув ей, Тропотун нажал кнопку селектора. – Станислав Сергеич? – спросил бодрый женский голос. – Я, Софья Ивановна! Доброе утро! Слушаю вас… – словно воочию он увидел ее бледное, красивое лицо-маску. Софья была непревзойденной интриганкой и законодательницей институтских мод, несмотря на свой более чем бальзаковский возраст. – Совет в одиннадцать тридцать. Ни пуха ни пера! В последней фразе слышалось кокетство. – Спасибо, Софья Ивановна! Спасибо, голубушка! – добавил он воркующих интонаций. – И, извиняюсь, к черту! Селектор отозвался грудным смехом, щелкнул и отключился – бессменная секретарша директора Станиславу Сергеичу благоволила. Тропотун переключил свое внимание на Любочку: высоченные каблуки, смазливая мордашка и невероятное количество косметики. Что делать – молодость! – Ну-с, как дела, красавица? – фамильярно поинтересовался он, принимая из ее пухлых ручек папку с корреспонденцией. – Нормально, Станислав Сергеич! – Стоя возле стола, она переминалась с ноги на ногу, как застоявшаяся кобылка. Из-под махровых, в черной туши, ресниц выглядывали хитрые глазки. – Вот только… – Что значит – только? – рассеянно переспросил он, открывая папку. – Можно мне сегодня пораньше уйти? – Приказы на отпуск перепечатала? – Почти. – Сразу мне на подпись Он переместил испытующий взгляд с папки на Любочку. Потупив глазки, она водила кончиком туфли по паркету. Туфелька была ярко-красной. Тропотун ждал. Ему было занятно, что именно придумает она на сей раз? Бабушка, если память его не подводит, была похоронена дважды, отец с матерью не вылезают из больниц, а брат в армию уже ушел.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!