— Это ведь те, что по двадцать кубических саженей грузят? — Они, ваше благородие. — А стоят почему? — Не могу знать. — Не бойся. Скажи, и я сразу уйду. — Им и так запишут. Лыков кивнул и отошел. Он догадался. Мошенничество происходило у всех на глазах. Многие видели, что творится, и молчали. Что же за счастливцы работают на больших шаландах? За что им приписывают чужую работу? Ответ на эти вопросы питерец получил немедленно. С одной из посудин ловко, минуя сходню, спрыгнул на берег белобрысый верзила. Осмотрелся и двинулся к хлебным амбарам. Он шел вихляющей, хорошо знакомой Лыкову походкой. И наружность тоже характерная: золотая фикса во рту, ухмылка, дерзкий взгляд. Шаландер был из уголовных — опытный взгляд сыщика узнавал таких сразу. Теперь следовало уходить. Если даже простой зевака заметил неуклюжие маневры сыщиков, тем более это сделают фартовые. Самое главное Лыков узнал, а детали надо собирать осторожно, не выдавая себя. И коллежский советник отправился на Дмитриевскую. Там он первым делом разыскал Англиченкова. Тот сидел в общей комнате и натужно сочинял очередной рапорт. Увидев питерца, отложил ручку-вставку и хотел было подняться. Коллежский советник удержал его от политеса: — Петр Павлович, вы сегодня в порту были? — Так точно. Выполнял поручение вашего высокоблагородия. — Мы же договаривались: без этого. — Виноват, Алексей Николаевич. Да, я начал присматриваться к кадру гирлового комитета. Начал с наемных работников и вот что узнал. Самая большая землечерпалка, оказывается, тут фурычит, а не в дельте. И шаланды почти все при ней. Аккурат напротив пристани Парамонова ведутся дноуглубительные работы. — Мы с вами оба хороши, — буркнул питерец. — Уже успели наследить. И он рассказал надзирателю о своем разговоре с незнакомым мужиком на пристани. Англиченков смутился: — Я вроде бы того… аккуратно… — И я аккуратно. Но когда сразу двое об одном спрашивают, тут и дурак догадается. Надо согласовывать наши действия. — Виноват. — Да оба мы виноваты, но зато ниточку нащупали. Вы видели лица этих шаландеров? Тех, что с больших посудин, которые по двадцать саженей земли грузят? — Видел. Они выстроились напротив хлебных амбаров. Маленькие туда-сюда снуют, возят песок на левый берег. А эти три неподвижны. Шаландеры собрались вместе и в карты режутся. Я прошел мимо, одетый судорабочим. Будто бы земляка ищу со станицы Александровской… К ним тоже обратился. Послали они меня в одно место и продолжили играть. — И как вам персонажи? — Об этом, Алексей Николаевич, как раз рапорт и сочиняю, — оживился надзиратель. — Ведь я среди них Хана Ивана узнал! — Хан Иван? Это кличка, что ли? — Точно так. Он появился в городе прошлой осенью. Беглый в розыске, прибился к Меньшому Царю. Да так ловко, что скоро стал у него мазом над серыми [19]. Ловкий, сильный, большой отчаянности человек. Он теперь у Антипа главный боевик. По агентурным сведениям, именно Хан Иван убил в марте на Зеленом острове единственного в Нахичевани «ивана» Мисюру. А в апреле зарезал при налете купца Покорного. В нашей картотеке его нет, но мы располагаем приметами молодца. И вот, судя по этим самым приметам, один из тех троих, что резались в карты, — он. — Хан Иван… — начал вспоминать коллежский советник. — В Москве есть Степка Хан, тоже никак поймать не могут. Кличку он получил за то, что родом из Новой Бухары. Может, и ваш маз тоже туркестанец? Надо бы послать запрос в департамент. Тут появился Блажков: — Вот они оба два! Ну, что накопали? — Бежать вам, Яков Николаевич, за водкой, — ошарашил его питерец. — Это почему? — Да ваш Парамонов за чужой счет свою пристань углубляет. Наверняка Корди выяснил и начал скандалить, язык распускать. Вот его и… Начальник сыскной части отмахнулся: — Ну вы скажете. Эту парамоновскую хитрость в Ростове даже уличные собаки знают. Нет тут никакой тайны, и казнить за такое смешно. — Все знают и молчат? — Ну, перемывают косточки Елпидифору Трофимычу, не без этого. Однако не забывайте, что Ростов — город торговый. Купцы заправляют всем. А у них мораль такая: словчил — молодец! Да и то сказать, сильно ли на этом наживешься? Несколько тысяч рублей мукомол сберег, задарма получит к осени глубокий рейд, который проходит мимо его амбаров. Ну и что? Все равно другого пути к нахичеванской набережной нет и быть не может. Увы, Алексей Николаевич, тут вы попали пальцем в небо. — Пусть так, — не стал спорить питерец. — Зато мы сообща придумали новую версию. Я с мастеровым одним нынче на пристани разговорился. Почему, спрашиваю, большие шаланды на приколе стоят, а маленькие работают? А мужик ответил: большим так и так сколь положено запишут. — Вот это интересно, — оживился Блажков. — Я получал сигналы, что с этими дноуглубительными работами мухлюют, деньги на сторону уводят. Да не придал значения. Убийствами некогда заниматься, не то что… Значит, тут мошенничество? — Скорее, вымогательство. Я побоялся близко к тем шаландам подходить, а Петр Павлович перекинулся с их рулевыми парой слов. И… Блажков повернулся к подчиненному: — Говори! — Так что, дядя Яша, один из них по всем приметам Хан Иван. — Точно ли? — Фотокарточки его у нас нет, и сведения лишь агентурные. Но похож. Рост — два аршина одиннадцать вершков [20]. Глаза карие. Правая бровь выше левой, спереди фикса, зубы неровные. Волосы короткие, светлые, кожа нечистая, на правой щеке даже рябая. Он! — Черт бы их драл! Вот, значит, какие у Елпидифора рулевые, — констатировал Блажков. Он посмотрел на собеседников: — Взять бы эту сволочь. Однако порт не наша… как это? — Компетенция? — догадался Англиченков. — Точно. Не наша там компетенция, а портовой полиции. Она подчиняется напрямую градоначальнику, полицмейстер для них никто. — Согласие Зворыкина получить легко, — заявил не имеющий чина. — Портовые возьмут фиксатого, передадут нам, а мы пошлем запрос в Департамент полиции. Там на Хана Ивана наверняка дело толщиной в три вершка. И фотографии как у Сары Бернар. Алексей Николаевич ускорит его получение. Опознаем и вернем в рудники, а? — Не в нем дело, а в банде, — возразил Лыков. — Брать, так всех разом. Ростовцы хмыкнули: — Разом? Двадцать человек? Полиции не хватит. — Я понимаю, потому и предлагаю душить их чужими руками. Азвестопуло прислал телеграмму: через три дня он будет здесь. А у нас ни коня, ни воза. Яков Николаевич, адресный стол хоть запросили? Есть однофамильцы у тех стодесятников, чьи фамилии известны? — Стол запросили, и это ничего не дало, — ответил Блажков. — Но я схомутал Шелавина, это столоначальник солдатского стола управления полиции. И он раскопал одну штуку. Кого мы из беглых солдат выяснили? Папаяниди и Добудогло. Так вот, в городе людей с такими фамилиями нет. Зато Папаяниди — девичья фамилия жены купца Августато. Он доверенный [21] «Общества Должанских антрацитовых копей», еще у него столовая на Первой Георгиевской улице и кофейня в саду «Палермо», где промышляет неофициальная биржа хлеботорговцев. — Хорошая работа, — одобрил питерец. — Сумеете к этому доверенному агента подвести? В Чертовом отряде до десятка штыков. Им надо где-то жить, есть-пить, ночевать, играть в карты. Таких трудно не заметить. — Придется подумать, — насупился коллежский регистратор. — Так, чтобы осведа[22] не сгубить и дело сделать. Петя, вызови мне на завтра в чайную Рустамьянца сам знаешь кого. Часов на восемь вечера. — У которого фамилия на «Д»? — уточнил надзиратель. — Его, шельму. Ростовские сыщики берегли негласную агентуру от приезжего ревизора. Лыков понимал это и не обиделся. — Ну, господа коллеги, — сказал он, — мне пора. Завтра я вас побеспокою. Петр Павлович проведет меня по Богатяновке, хочу вашу достопримечательность поглядеть. Англиченков удивился: — А не боязно? Там чужих не любят. — Вам же не боязно. — Ну, мне что… Я тут вырос, обращение знаю. А вы полковник из столицы. Вдруг нам там морды начистят? Очень даже запросто. — Вам ее не так-то легко начистить, да и я кой на что сгожусь. Блажков недовольно заявил: — Ответственность на вас одном, Алексей Николаич. Я бы не советовал. — На мне, разумеется. Но побывать там надо. И не из любопытства, а чтобы лучше понимать оперативную обстановку в городе. Ну, до завтра!