Как будто все остальное в порядке вещей… – До свидания, – злобно буркнул я ей в спину. Не больно-то и хотелось. Уже в дверях она кивнула в ответ, чуть повернув голову в мою сторону. Задержалась, будто вспомнив что-то важное, и медленно произнесла, четко артикулируя каждое слово: – Только об одном тебя попрошу, Витя, и это очень важно… Диана вдруг замолчала, будто не решаясь произнести эту свою «очень важную» просьбу. А может быть, просто накачивала значимости по всем правилам театральной драматургии. – Я слушаю, – подбодрил я ее. – Очень внимательно слушаю. Как достало это вездесущее лицедейство! – Да-да, вот что… – проговорила она рассеянно, будто запамятовала, о чем мы говорили. – Оставь бога ради эти свои… ДЕЛА. Вообще все прекрати. Поверь, от этого лучше будет не только тебе – всем… нам. И исчезла за дверью, не успев, наверное, заметить, как у меня от изумления шары выкатываются из орбит, медленно и неумолимо. Мне показалось, что на бесконечно долгую секунду все вокруг погружается в сумрачную хмарь. В зыбкую и тревожную полутемноту. Потом эти самые шары дисциплинированно вернулись на свои места, и вновь стало светло. Что, надо сказать, понимания не прибавило. Оставить дела? Что это вообще было-то? Глава 7 Буйство сюрреализма Есть у меня одно жизненное правило, писанное, как тот военный устав, собственной кровью и… нет, не по?том. Скорее юшкой из носа и кровавой слюной из развороченного рта. Если судьба дала тебе под дых, никогда надолго не раскрывай беззащитной «варежки», инстинктивно пытаясь лишний раз вздохнуть недостающего воздуха. Ибо в этот неоднозначный момент именно в этом твоем беспомощном состоянии всегда найдется пара-тройка желающих добавить тебе лишнего вкусного пинка под зад. Народ – он всегда такой, отзывчивый и внимательный. От него ничто не ускользает. Касается это правило как уличной драки, так и любых других жизненных перипетий. Сегодня, к примеру, за первым шоком сразу же пришел второй. Когда я и не ждал, вопреки собственным императивам… Не успев толком осознать, что же это такое было – с загадочной Дианой, я будто бы во сне вернулся в библиотеку и… не обнаружил на месте статьи, которую чуть раньше нашел в газете «Красный Крым» от 14 мая 1944 года. Той самой заметки под названием «С фашистской жестокостью». Судьба нанесла мне второй удар. Который на поверку оказался еще страшнее, чем иррациональные рекомендации прекрасной сотрудницы городского отдела образования. Газета была, а СТАТЬИ НЕ БЫЛО! То есть вообще. На ее месте оказалось продолжение предыдущей заметки о героическом восстановлении города. О том, какие молодцы жители, устраивающие ежедневно субботники по расчистке завалов. Завал! Я тупо разглядывал пожелтевшую от времени бумагу, блеклые строчки типографского текста и… ничего не понимал. Мне что, все это померещилось? – Вера Семеновна! А кто сюда заходил, пока меня не было? – Что, Витя? – Я говорю, кто-нибудь подшивку трогал? – Так нет. Не трогал никто. Трудовик вот заходил, Афанасий Петрович, денежку спрашивал взаймы. Но он к столам не подходил. Взял вот у меня рубль и пошел себе… довольный. Бухать пошел. Наш трудовик стереотипов не ломает. А что же тогда произошло? Кто подменил газету? Библиотекарша? Я с подозрением глянул на старушку. Да ладно! С чего бы это ей? И смысл какой? Голову-то мне не подменишь! Число, место, сам факт преступления запомнить нетрудно. Я что, бабочка-однодневка? Упорхнул и забыл? Информацию никуда не денешь. Разве что отправишь ее вместе с головой… в ГДР! Во как! – А женщина никакая не заходила, Вера Семеновна? Красивая такая… – Ни женщины не было, ни мужчины. Какой из трудовика мужчина? Недоразумение одно, прости господи… Надо было все же выдрать эту чертову газету! Как и хотелось… Постепенно стало доходить случившееся в полном объеме. Ничего себе! Получается, кто-то заметил, что я нашел статью, и воспользовался моим пятнадцатиминутным отсутствием для того, чтобы газету изъять, изготовить дубликат, в котором этой заметки уже нет, да еще и состарить его до состояния других газет. Я сдвинул газетный листок и присмотрелся внимательней к структуре бумаги. Да еще и не отличить этот новодел от старых изданий! Как это? Да не бывает так! Я все же с треском вырвал газету из подшивки. От души. – Караваев! – возмущенно вскинулась библиотекарша. – Ты что это? А, черт. Забылся. Некрасиво вышло. – Я… в музей! – ляпнул я на бегу первое, что пришло в голову. – Сравнить! Там такая же газета. Я верну, уважаемая Тортил… ой, Вера Семеновна. Верну обязательно. В дверях уже заметил, как старушка беспомощно грозит мне пальцем вслед. Вот я свинья. Ладно, потом… покаюсь. Что еще? Блин, портфель же еще в классе! Я поскакал через две ступени на второй этаж. Школа уже обезлюдела. Где-то за поворотом слышно было, как техничка елозит шваброй по мозаике, цепляя деревяшкой бетон через дыры в тряпке. Элитные вы наши! Как свадебные лошади – морда в цветах, а попа, извиняюсь, в… ну, как обычно, как попе и положено. Лишь бы не закрыли кабинет. О, слава богу. Я ворвался в класс и… снова застыл истуканом. День сюрпризов! – Ой, Караваев. – Грипповина выдернула руки из моего портфеля и зачем-то спрятала их за спиной. – Витя, а… ты портфель ось… в классе забыл. Ага! Я тоже обратил внимание. – А вы подождать меня решили? – Я прошел мимо учительницы и демонстративно защелкнул на портфеле оба замка, не забыв сунуть газету внутрь. – Очень мило. Не каждый педагог станет тратить свое личное время из-за одного ученика. – Шо ты, Витя! В нашей школе… каждый ребенок… он же как родной… как сын… або дочь. Что это с ней? Что за пурга? Кефиром отравилась? Или суржиком своим? – Все в порядке, Агриппина Васильевна. Спасибо за заботу. Ушла уже Диана Сергеевна? – Мм… Какая Диана Сергеевна, Витя? – То есть как это «какая»? – Я опешил и даже тормознул на выходе из кабинета. – Из гороно. Заместитель начальника, как его, методического отдела. – Шо ты, Витя! Нет в гороно никакой Дианы Сергеевны. Я знаю начальника отдела, у него в замах вакансия, подбирают человека. – Что?! Третий удар. Что здесь происходит вообще? – Ты устал, Витя. Погано выглядишь. Иди-ка ты до дому. Вже уси дети разошлись. Завтра напомни мне, я тебе оценку исправлю за домашнее упражнение. Ты молодец. Персп-пективный… Они что, решили меня все с ума свести? – Так! Агриппина Васильевна! – Я шмякнул портфель на столешницу и решительно уселся за парту. – Что здесь происходит? – Ой. Да я адже хотела… тетрадочку твою знайты у портфэли… оценочку исправить… – Да нет! Я не об этом. Здесь полчаса назад была женщина в черном платье с белым воротником. Ее все видели – директриса, завуч, историк, пионерка наша великовозрастная! Вы! Вы тоже здесь были. Тут вот перед доской стояли. Дети! Весь класс здесь был, весь второй «Б». Вы что, забыли? Учительница протянула руку и осторожно пощупала мой лоб. – Тэмпэратуры начебто нэмае. Нэ було отут нэя?кои… кхм… посторонней женщины. И директора нэ було, Витя. И историк давно до дому ушел, видразу после обеда. И завуч, и председатель дружины. Шо им делать ось тут на продленке? Дети разошлись вже хвилин як сорок, я одного тебе чекала з быблиотэки. Ты ж портфэль забув у класи. Ты про що взагали? Да уж. Еще немного – и я вообще ее перестану понимать.