У причала стоял скоростной катамаран ярко желтого цвета. Егор с тоской смотрел на забитый до отказа морской транспорт. Он, конечно же, предполагал, что людей будет много, но не рассчитывал, что шпротам в консервной банке будет куда как просторнее, чем пассажирам на этом катамаране. — Мы на этом поплывем? — обратился Егор к стоящему рядом Антону. — Другого транспорта нет, — Антон сделал маленький шажок вперед, что означало, что кто-то уже сошел на палубу катамарана, и очередь до входа чуточку сократилась. Егор чувствовал, что внутри у него была готова рвануть бомба, и искрящий во все стороны фитиль почти вплотную подобрался к ее запальному отверстию. Час расплаты, лелеемый парнем, вновь отодвигался дальше. Да, не так представлял он себе это путешествие. А эта посудина? Катамаран. Огромный загон для множества людей. К борту не подойти. Открытая площадка лишь на втором этаже. Но это отдельная плата и, конечно же, Антон не удосужился купить билеты туда. Но, в принципе, и купи он туда билеты. Что толку? Людей битком. Здесь не то, что скинуть кого-нибудь незаметно не получиться, тут сморкнуться без палева не выйдет. — Твою мать, — раздражено процедил Егор. — Ты опять не в духе? — Антон грустно посмотрел на товарища. — А вчера, вроде бы даже радовался этой прогулке. Егор дернул щекой. — Радовался, — согласился он. — Только не предполагал, что народу будет столько. — А чего ты хотел? Курорт. Люди отдыхают, — Антон невесело хмыкнул. — А хочешь один плавать? Так вон нанимай личный катер. И в путь. Только сколько ты за это заплатишь? Вопрос. — До х… — начал зло отвечать Егор, но гудок проплывающего мимо корабля заглушил его брань. — Много. Одним словом. — Много, много. Так что, извини, но бюджетный отдых требует экономии и расчета. Нам еще в Крыму где-то перекантоваться надо будет и обратно вернуться. — Это да. Медленно, маленькими шажками парни продвигались к входу на желтый катамаран. И когда под ногами закачалась слегка влажная палуба судна, то Егор окончательно попрощался с планом мести, по крайней мере, в этом путешествии. Порядка двадцати рядов по двадцать кресел в ряду. Консервная банка, в которую пачками набивались люди. — У нас места хотя бы не по центру? — спросил Антона Егор. — Нет, здесь лучше, — Антон улыбнулся. — По правому борту. Так что побережье посмотрим. — Ну, хоть это хорошо, — Егор позволил себе улыбнуться легкой саркастической улыбкой. 43. Бродяги и мент — Ты как живой? Руки, ноги целы? Моня склонился над зашевелившимся Бесом. — Эй, алле! — он провел перед лицом товарища горящей зажигалкой. — Слышишь меня? Выпучив глаз, Николай непонимающе таращился, то на Моню с его зажигалкой, то на замерших у противоположной стены Анню и Миху, то на лежащего связанным какого-то мужика, который, хлопая глазами, что-то сипел в тряпицу, затыкающую ему рот. По виску у мужика на пыльный каменный пол стекала яркая красная струйка. Очень уж яркая для такого плохо освещенного зала. Бес перестал шарить взглядом по товарищам и попытался осмотреть помещение, в котором они находились, но его попытки родили больше вопросов, чем дали ответов. Темная, небольшая, примерно четыре на четыре, пещера с черной точкой лаза справа от сидящих товарищей. Купол, свод, или что там у нее было, висел над компанией метрах в шести, и свет от импровизированного факела в руках Михи еле доставал до его поверхности. Легкий щелчок по голове заставил Беса повернуться и осмотреть пространство за спиной, которого, как оказалось, и не было вовсе. Он лежал у подножья завала, по которому то и дело скатывались песок и мелкие камешки. Парень перевел уже более осмысленный взгляд на добивающегося его внимания Моню. — Ну, очухался?! В который раз спрашиваю: слышишь или нет? — Моня все водил зажигалкой перед лицом друга. — Слышу, — сдавлено проговорил Бес. — Где это мы? Моня ухмыльнулся, а потом с что-то шикнув, затряс рукой с зажигалкой, кнопка у которой слишком раскалилась и обожгла пальцы парню. — Да чтоб ее! — Моня плюнул на обожженный палец и пристально посмотрел на товарища. — Где мы? — повторил он только что заданный ему вопрос. — Это ты нам должен ответить, друг мой. И куда нам теперь идти? — Я? — удивился Бес. — С какого это перепуга, Я? — Вот вам и здрасти, приехали. Тебе что башку совсем повредило? — Моня щелкнул пальцами перед носом у Беса. — Значить, как нас сюда со своим демоном тащить он вот он, тут как тут, а как дальше вести, так он ничего не понимает. Давай, давай, приходи в себя. — Демоном?! Глаза Беса вновь округлились, и он вспомнил все то, что так хорошо выбила из его памяти эта кратковременная амнезия. Моня уловил изменения в лице кореша и, улыбнувшись, добавил: — Вспоминаешь, я смотрю. Ну, давай, давай. Вспоминай. Бес же все сидел с округлившимися глазами, и, замерев, ждал, что вот-вот сейчас на него вновь навалится и вся тоска и страх и безразличие, которые безотрывно преследовали его на всем пути служению демону. Но секунды летели прочь, дым от почти догоревшего факела Михи, так же безвозвратно рассеивался в сгущающимся над компанией сумраке пещеры, а с Бесом ничего не происходило. Не было контроля, не было приказаний и угнетения. Он вновь был самим собой. Вновь чувствовал жизнь, как тогда в последний раз, когда добрался до своих товарищей за тысячу километров, и когда они сами согласились на сделку с дьяволом. — Полегчало? — Моня все так же сидел рядом с корешем. — Есть немного, — все еще сдавлено проговорил парень. — Как мы здесь оказались? Не помню с момента как пришли в горы. — Да очень просто. Забрались, как ты указал, на эту скалу. Как там она называется? — Чуфут-Кале, — подсказала, сидящая у стены Анна. — Вот-вот. Она самая. Там экскурсия еще проходила, и спустились со склона на небольшой выступ, от которого в гору была выдолблена приличная такая пещера, возможно, что когда-то она была жилищем какого-нибудь пещерного человека. — Моня замолчал на секунду, как будто бы что-то вспоминая, ухмыльнулся, а затем продолжил. — Ну, вот спустились мы, значит, — парень кивнул головой на лежащего связанным мужика. — Пассажира вот этого подобрали, точнее он сам к нам причалил. Хотели его, того, со скалы скатить, но подумали, что не нужны нам лишние трупы на руках, а дальше ты нам речь ночью толкнул, да такую, что у меня желание было самому со сколы скатиться. Помнишь? Бес отрицательно покачал головой. — Еще бы, помнил, — мрачно усмехнулся Моня. — Ты как начал говорить, я тот час понял, что не ты это. Ну, ты понял меня. Не ты слова эти говоришь, но говоришь так, что охота повеситься. Так это было, что ли проникновенно, откровенно и так одновременно угнетающе и страшно. Как будто душу мою кто-то раскрыл, даже не раскрыл, разорвал двумя грязными, холодными крючьями и начал туда гадить, медленно так, прицельно. Попадая по самому дорогому, самому важному, что у меня есть. Выть аж захотелось, но и дыхание замерло вместе со мной. Не пикнуть, не ойкнуть. А ты все говоришь и говоришь. У Анны аж кровь из ушей пошла, по полу каталась, корчилась. Не помнишь? — Моня на мгновение замолчал, всматриваясь в лицо товарища с неожиданно появившейся неприязнью и злобой. — Миха, на что уж крепкий парень, так и то его, когда сам очухался, у самого края карниза поймал. Сигануть хотел. Еле успокоил. Этот вот, — Моня вновь указал на связанного. — Только он лежал и ржал, глядя, как нас колбасит. А ты мирно уснул, — Моня приподнял брови, подводя итог своей речи. — Вот так ты нам рассказал об очень важном теперь в наших жизнях. — Что рассказал-то? — чувствуя неопределенную вину, спросил Николай. — Да что мы ничто! — выдвинув вперед нижнюю челюсть, зло просипел Моня. — Куски мяса, с каждой секундой гниющие все больше, что мы даже не пища кому-либо или чему-либо, мы отбросы, грязь под ногами, и удел наш — сдохнуть поскорее! — глаза Мони начали наливаться кровью. — Что мы живы только благодаря тому, что тебе необходима помощь! Потому что и ты ничто, и сам не справишься! Не доверяют тебе, Коля! Не верят! — Моня уже начал откровенно кричать на товарища, одной рукой, сам того не замечая, шаря по полу в поисках камня потяжелее и поудобнее. — Что по дурости своей мы связались с тем, отчего до конца дней своих не отмоемся, да и после них тоже! А если откажемся, то раньше, чем спустимся с горы, нас навечно упрячут за решетку за то, чего мы не совершали! Понял?! Лежавший связанным мужик издал звук похожий на смех. — Моня! — Анна наконец-то встала с пола и, подойдя к парню, нежно опустила свои руки ему на плечи. — Моня, ты как? — она с опасением косилась на зажатый в руке парня камень. — Воды не хочешь? — Воды? — приходя в себя, переспросил парень. Затем, избавляясь от наваждения, отбросил в сторону камень, как нечто гадкое, противное и со страхом посмотрел на девушку, мол: Что? Я? Нет! Не я! Нет! — Воды, — уже утвердительно сказал парень и встал со своего места. — Посадят, — промычал связанный мужик и вновь засмеялся. — Всех. — Кто он? — не обращаясь к кому-то конкретно, спросил Бес. — Хрен его знает, — оторвавшись от баклажки, ответил Моня. — Мусор какой-то, нас на склоне узнал. Главное на границе, нас и не видели даже. А тут с первого взгляда, — Моня вновь приложился к бутылке. — Мент, однозначно. — Все. Финита ля комедия, — подал свой голос Миха, и факел в его руках потух окончательно. — Переходим на фонарики. Свет в его руке вновь появился, только теперь он был белым и холодным. Светодиодный фонарик ярким мертвым лучом уперся в казавшийся до этого таким далеким потолок, вылавливая на его поверхности все трещинки и неровности. — А здесь-то мы все же, как оказались? — Бес окинул взглядом стены вокруг себя. — А это, друг мой, тоже целиком и полностью твоя заслуга, — Моня опустился к стене рядом с занявшей свое исходное место Анной. — Твоя или твоего демона. Когда после своей речи ты благополучно заснул, а мы начали приходить в себя, а над горами стало всходить солнце, то ты, друг мой, не открывая глаз, поднялся, причем не шатался, ровненько так встал, лунатик хренов, подошел к дальней стене нашей пещерки и несколько раз с силой ударил в основание стены. Ладно, хоть нас бы сначала предупредил, ан нет. Долбанул и все, посыпались. Самого вон чуть не придавило, — Моня подобрал лежащий рядом камешек и швырнул его в сторону черного лаза. Посмотрел на Беса и вновь перевел взгляд на дыру. — Это, наверное, и есть наша дальнейшая дорога. Ты как думаешь? — Других ходов не вижу, — не нашелся, что ответь Бес. — Видать, она. — Да еще кое-что, — сделал паузу Моня. — Твой демон сказал напоследок, что ждать он нас будет или внизу, если мы справимся с заданием, или наверху в случае, если мы его провалим. — И? — не понял Бес. — Что «И»? — огрызнулся Моня. — Думаю, ты свободен от него до конца нашего мероприятия. 44. Егор и Антон и Илья Плыли долго. Егор, стараясь не обращать внимания на галдеж сидящих вокруг людей, постепенно успокаивался. Море плавно раскачивало катамаран, то поднимая, то опуская его на волнах. Прибрежный ландшафт, хотя и был по сути своей однотонным, все же приковывал взгляд, заставляя всматриваться в разрушающиеся под натиском моря горы. Города и городишки со своими бухтами и пляжами, попадающиеся по пути, внимания Егора не занимали, он, вообще, последнее время чувствовал жуткое отвращение к людям и местам их сборищ. Смотрел на улыбающихся, общающихся между собой курортников, и видел не смех и улыбки, а только лицемерие и предательство, и у каждого за спиной нож, который тот готов вонзить в спину собеседника, появись хоть одна малейшая возможность. Свой же нож, спрятанный до нужного случая, он при этом оправдывал необходимостью и своей личной правдой. Антон, в своей прежней манере, пытался разговорить Егора. Пару раз пошутил, пару раз, что-то вспомнил, попытался пофилософствовать на тему вечного и прекрасного, плескающегося вокруг их желтого катамарана, но, не найдя поддержки у собеседника, умолк и стал мирно пялится на проплывающие мимо горы, обрывы, лесистые берега и бесконечное число человеческих тел разной степени прожарки, томно пропекающихся под лучами южного солнца, кто так, на сухую, а кто до костного мозга промаринованный местным коньяком, вином и чачей. Егор несколько раз задерживал свой взгляд на Антоне. Всматривался внимательно и брезгливо. Пытался увидеть ту гниль, которая питала парня во время теракта. Пытался понять, как и за что он смог обречь на гибель и муку столько людей, а главное, его самого заставил выполнить атаку. Всматривался в отвлеченные и увлеченные морем и горами глаза, и не видел ничего: ни алчного прищура, ни глумливой усмешки, ни страха, ни совести, ни жалости. Перед ним сидел простой парень, просто Антон, немного вальяжный, расслабленный и наслаждающийся морской прогулкой. И Егору от этого становилось не по себе еще больше. Все острее разгоралось желание удушить этого человека, прямо здесь на месте. Разорвать ему лицо, выдавить глаза, превратить шею в обмякшую тряпицу. Сорвать с него маску и увидеть истинное лицо дьявола. Ведь это не по-человечески. Не человек пред ним. Монстр. Как можно, сотворив такое, сидеть спокойно, расслаблено, и самозабвенно любоваться красотами береговой линией. Как можно забыть и не помнить крики о помощи и предсмертные хрипы обреченных тобой же людей. Как можно проходить мимо тонущих в слезах и горе выживших, держащих на изодранных коленях своих родственников, друзей, или просто незнакомого человека, который на последнем дыхании, из последних сил протягивает руку за помощью, желая остаться среди живых, желая зачерпнуть у них немножко жизни и себе. Егора затошнило. Толи от раздумий, толи от качки. Мысли, мысли. Своим тошнотворным потоком они насыщали парня, пропитывали его злобой. И не имея возможности выплеснуться, эта злоба пожирала его, воспламеняла и сжигала, заставляя во всем видеть только худшее, только грязь, только низость и предательство.