— Черт! — со злостью проговорил Игорь. — Тогда так, — он обвел парней серьезным взглядом. — Хорош пиво пить. Приводите себя в порядок. Спускаемся вниз, докупаем все необходимое. И завтра с утра в путь, на свежую и здоровую голову, выспавшиеся и бодрые. — Вот это дело! — поддержали его парни. А Виктор, кисло улыбнувшись, пробубнил себе под нос, что до боли похожее на «бараны». 47. Бродяги и мент Спуск начинался сразу за дверью. Золотой свет еще некоторое время освещал дорогу, но вскоре он превратился лишь светлую точку где-то наверху, далеко за спинами. Лестница, идущая по склону черной сколы, была шириной метра три. Ни поручней, ни ограждений по ее бокам не было. Отвесные склоны с обеих сторон терялись в непроглядной тьме огромной пещеры, полости в горе. Свет фонарей не мог дотянуться ни до дна этой полости, ни до стен, ни до свода. Перед глазами была лишь уходящая вниз черная лестница, прорезающая темноту и связывающая золотой коридор неизвестно с чем. Шли не торопясь. Конечно, спускаться — это вам не в горочку идти, но все же, ноги уставали очень быстро. Даже не смотря на неплохую подготовку при спуске по ярусам, не меняющая наклона лестница отзывалась в икрах и спинах неприятным напряжением, которое стремилось перерасти в судороги. Хоть лестница и была достаточно широкой, однако все шли друг за другом, выстроившись в цепочку по ее центру. Лишь Миха и ведомый им Моня, который при каждой попытке открыть ему рот начинал материться и обвинять всех и во всем, шли бок о бок. И то, потому что Миха придерживал кореша, дабы тот не свалился с обрыва или не учудил что-либо еще. — Она когда-нибудь кончиться? — Леонид Васильевич, идущий перед связанным гопником и его корешем, чувствовал себя мотыльком, следующим за светлым пятном фонаря. В глазах от нескончаемого бега ступеней начало рябить. И взгляд нельзя оторвать — споткнешься, и смотреть на череду черных граней сил нет. — Надо было там остаться на отдых. — Слушай, полковник, — Миха, идущий сзади тоже устал, но пытался держаться бодро. — Надо было? Так оставался бы. Что дальше-то пошел? Отдохнул бы, а завтра догнал. Ну, или сегодня. Черт, — парень свободной рукой почесал затылок, будто что-то вспоминая. — А какой сегодня день недели? Помнит кто? — Среда, — ответила Анна. Девушка шла второй по счету, перед Бесом. — А утро или вечер? Девушка взглянула на часы. Негромко хмыкнула себе под нос. — Ночь, второй час. — А какого рожна мы еще не спим? — остановился на месте Миха, придерживая, задумавшегося о чем-то Моню. — Располагайся, — Леонид Васильевич приглашающий жестом окинул ступени. — Подушечка, одеялко. Душ перед сном не желаете принять? — Не забывайся, мент, — осадил полковника Миха. — Ты хоть и ровно идешь, но споткнуться всегда можешь. А здесь тебя тащить никуда не надо будет. Сам скатишься. — Тоже верно, — согласился Леонид Васильевич. — Ну, значит без душа и сказок на ночь. — Во-во, топай. — Я прямо здесь готов оттрубиться, — проговорил Бес. — Хоть на ступенях, хоть на ходу. Глаза слипаются. Может и вправду, отдохнем? — Да, чтоб ее… — мотнул рукой Миха. — Привал. Дальше после сна. Ни чая, ни макарон. Где стояли там и сели. Анна, опустила голову на руки и похоже сразу уснула. — Ань, — Бес потрогал девушку за плечо. И та от неожиданности чуть не кувыркнулась вперед. — Ань, ты положи рюкзак перед собой, чтобы во сне не скатиться. Девушка так и сделала. Вдоль ступенек лечь никто не рискнул. Желающих пересчитать ребрами, головой и другими частями тела все черные грани не нашлось. А лежать по ходу движения было не возможно. Каждая ступенька врезалась в тело, как тупой нож, медленно, но при этом неотвратимо. Но тем не мене уснули все. Даже Моня не стал выделываться и просто отключился. Леониду Васильевичу снилась его кровать. Почти трехместная, мягкая, удобная. Снилась Лизонька, любимая, и тоже мягкая. Снилось, что Лизонька его целовала. Села на него верхом и елозила, елозила на нем, заставляя утопать в кровати. Снилось, что от обилия и частого ритма любви, Леонид Васильевич даже схватился за край, чтобы удержаться на месте, но рука лишь скользила по шершавой поверхности боковины и не как не могла зацепиться за нее. А Лизонька все ускорялась и придавливала сильнее, заставляя смещаться в сторону. А потом его бегемотик его поцеловала. Жадно, страстно. Воздух в груди у Леонида Васильевича закончился, а Лизонька все не отстранялась. Дышать было нечем. Леонид Васильевич захлопали руками по сторонам, но ладонь лишь больно била по твердой поверхности. В задыхающемся сознании полковника что-то щелкнуло. Кровать была твердой, когда должна была быть мягкой. Он в ужасе открыл глаза. На нем, подсвеченный лишь одним фонарем, стоящим рядом, сидел Моня и пытался удушить. Полковник схватил его за запястья, но парень давил всей массой тела, не сдвинешь. Леонид Васильевич попытался ударить гопника, но сил, да и замаха не хватало. — Ты никому не расскажешь, — тихо шипел Моня. — Это все мое. Тогда Леонид Васильевич схватил левой рукой стоящий рядом фонарь. Сильно ударил им по камню, разбивая его. Свет погас и тут же полковник всадил осколки фонаря в руку гопника. Раздался легкий вскрик. Еще удар. Хватка ослабла и в голову прилетел сильный удар. Но этого момента хватило, чтобы набрать в грудь воздуха. — Помогите, — прохрипел Леонид Васильевич. — Себе захотел все оставить? Меня слить, а себе оставить? Нет! Мое! Еще один удар в челюсть чуть не отправил полковника в нокаут. Но хватка на шее не возобновлялась. Еще один вдох. — Помогите, — уже громче прошипел полковник, не переставая в свою очередь наносить слепые удары расколотым фонарем. А когда поднабрал в легкие еще побольше воздуха, а связки немного пришли в себя, он как ему показалось, заорал. — Помогите! Раздался шорох. Зажегся свет, метнулся сверху вниз и замер на двух борющихся фигурах. Моня, поняв, что убить полковника ему не удастся, перестал колотить его, а при наличии света схватил полковника за лицо и попытался выдавить глаза. — Все здесь мое, — брызгал слюной Моня. И тут давление пропало. Миха оттащил брыкающегося кореша от полоудушенного и почти ослепленного полковника. — Сука, — прохрипел Леонид Васильевич, ощупываю лицо. — Тварь. Как оказалось, когда все уснули, Моня перерезал веревку на руках, вытащил кляп. А затем попытался столкнуть полковника вниз. Не вышло, слишком тяжелый оказался, а зашевелившись, вынудил парня попытаться его задушить. — Держи этого говнюка на привязи возле себя, — зло бросил полковник Михе, когда голосовые связки смогли производить звуки. — Я ему в следующий раз осколки в шею воткну. Он мимолетом взглянул на руку гопника. Она была исполосована чуть ли не до кости. Но парень этого не замечал. Когда Миха его оттащил и снова связал, Моня затих, отвернувшись от всех и не обращая на истекающее кровью запястье ни капли внимания. — Да, он точно поехал, — заключил Бес. — Надо ему хоть руку перебинтовать, а то подцепит что-нибудь. — Ты предложил, ты и бинтуй, — Леонид Васильевич все ощупывал рукой саднящее горло. Бес, сначала, осторожно подошел к Моне, тот не повернулся. Медленно стал бинтовать ему руку. Парень никак на это не отреагировал, как будто это его вовсе не касалось. Анна, наблюдая за своим парнем, лишь сокрушенно качала головой. Во всем виноват этот спуск. Что он с ними делает? Кем они выйдут из подземелья? Да и выдут ли? * * * — Ну, что? Отдохнули? — Миха устало посмотрел на теряющуюся в темноте лестницу. — Хоть бы ветер что ли подул. Как в могиле. — Пойдемте, — Анна поднялась и закинула за плечи свой рюкзак. — А может чай попьем сначала? — полковник совсем не хотел никуда идти. — Или, вообще, потрескаем? — Потом, — Бес подобрал свой рюкзак и тоже собрался шагать вниз. — Черт. Надоело, — Леонид Васильевич почесал бороду. — А бритвы никто не взял? Да и помыться хочется. Долбанная пещера. — Ты что это, мент, раскис что ли? — Миха накидывал на Моню его рюкзак. — Все, лапки к верху? Я — не я? — А тебе это не надоело? — тоскливо посмотрел на него полковник. — А есть другой выход? — вопросом на вопрос ответил гопник. — Ты если знаешь, то скажи. — Гадство! — сплюнул себе под ноги Леонид Васильевич. Конечно, он не знал никакого другого выхода. Да и не знал: была ли выходом эта дорога. — Поднимайся, пойдем, — подтолкнул его Миха. — А похаваем потом, попозже. * * * Друг за дружкой, следуя за светлыми пятнами фонарей, спотыкаясь и матерясь, компания двигалась вниз. Все дальше и дальше, а ощущение складывалось такое, что они стоят на месте. Черные ступени сменяли друг друга похожие, как две капли воды. Как нескончаемая цепь, эскалатор, двигающийся вверх, а ты, навечно застрявший на нем, идешь вниз с стой же скоростью, что и он. Ты останавливаешься, и он тормозит. Ты ускоряешься, и он добавляет оборотов. Вокруг все также не было видно ничего ровным счетом. Черная пустота. Фонари не добирались своими лучами до стен и свода, разрезали темноту, но она тут же стягивалась за лучом. Ей было все равно кто и что тут делает. Она здесь вечная и полноправная хозяйка. И со временем она раздавит под собой любого, медленно прижмет к бесконечным ступеням и выжмет последние силы, а затем и душу, на десерт. Деликатес, которому не будет выхода из этого огромного каменного мешка. — Я сейчас свихнусь, — Леонид Васильевич обхватил руками голову и начал массировать виски. — Ей богу, свихнусь. — Сколько уже идем? — на ходу спросил Миха. Анна нехотя посмотрела на часы. — После последнего привала шесть часов.