Я обшаривал радиочастоты в поисках переговоров и любых других сигналов, радар просвечивал пространство в поисках спутников и орбитальной инфраструктуры, но планета молчала, а вокруг было пусто. Ни на что не надеясь, я послал сигнал к трем лунам этого мира, но если там и была рабочая автоматика, она предпочла промолчать. Файтер заходил с ночной стороны, и внизу я, как ни старался, не смог рассмотреть ни единого огонька. На экране появились данные по планете. Земного типа, притяжение девяносто процентов от материнской, что для меня, привыкшего жить и работать в космосе при половине G,все равно многовато. В атмосфере чуть больше азота, кислорода на пару процентов меньше нормы, но для жизни в самый раз. Впереди появился голубой серпик, звезда высветила тончайший слой газовой оболочки, «Байонет» летел к дневной стороне. Корабль шел в пятиста километрах над атмосферой, в объективах камер внизу проплывала поверхность планеты. Прошел не один час до того, как удалось картографировать ее, но времени у меня было в избытке. Заодно я уточнил данные по продолжительности суток, она была равна полутора земным. Ох и долгие тут ночи… Восемь континентов, ледяные шапки на полюсах, темно-синие океаны. Оптика «Байонета» различила внизу признаки разумной жизни, но я только разочарованно сплюнул: города, городишки, деревни, хутора. Все — на примитивнейшем уровне. Грубые дома, из труб поднимается дым, на зеленеющих полях бродят стада, по дорогам ползут телеги, повозки, всадники, по одному и группами. Дикий мир. Я продолжил наблюдения с робкой надеждой, что все не настолько плохо. Но чем дольше, тем отчетливее становилась мысль: все зря. Зря летел, потратив десять веков на сон, зря на что-то надеялся. «Байонет» совершил крупнейшую ошибку, отправившись сюда. Нужно было лететь к своим, погибнуть в безнадежном бою и, возможно, приблизить победу. Еще одного перелета не вынести. К тому же, теперь неизвестно, что ждет меня по возвращении. Ни на что не надеясь, я направил корабль к лунам. Центральная, самая крупная, слабо отливающая рыжим, удаленная на триста тысяч километров, оказалась немного тяжелее земной. На ее покрытой кратерами поверхности, на дальней стороне, нашлись признаки, что когда-то давно цивилизация в системе была на высоком уровне. Лунная база, темная и заброшенная, шахты с нетронутыми ракетами внутрисистемного поражения, сеть антенн, давно разрушенных ударами микрометеоритов и солнечного ветра, что говорило о древности сооружений. Обнаружить их удалось только благодаря тому, что «Байонет» был обучен находить в первую очередь объекты боевого назначения. Без надежды на результат я попробовал связаться с базой, но ответа не получил. Следом за основной я изучил малые луны. Пойманные притяжением, они располагались в четвертой и пятой точках Лагранжа в шестидесяти градусах впереди и позади по движению крупного спутника. С вероятностью, близкой к ста процентам, они были помещены там искусственно. Ледяные шары диаметрами тысяча пятьсот и тысяча двести километров, на каждом нашлись свои объекты. Это оказались крупные комплексы неясного назначения, разбросанные по всей поверхности и уходящие глубоко внутрь. Не найдя здесь никакого отклика, я направил «Байонет» обратно к планете. Пусть и окончилось путешествие не так, как мне бы этого хотелось, но неожиданный результат — тоже результат. Нужно спуститься и вступить в контакт. Помочь они вряд ли сумеют, но хотя бы попытаюсь узнать, что же здесь произошло. Можно было спуститься прямо в файтере. Думаю, это вышло бы более чем эффектно: струи огня, рев двигателей, разлетающаяся вокруг пыль и непривязанные вещи… Но от такого способа придется отказаться: «Байонет» приземляться умеет, но очень уж неохотно, оставляя выжженную землю и радиоактивное пятно. Не самый лучший способ начинать знакомство с местными. Я навестил медотсек, получив от автомедика инъекцию нанофагов. Хорошая штука, если ты собираешься покинуть корабль надолго. Микроботы отстраивают мышцы и костную ткань с такой скоростью, что на адаптацию уходят считанные часы. К тому же отлично справляются с любой заразой, что тоже очень важно для человека, все время проводящего на борту и в последний раз болевшего примерно никогда. В оружейной я надел тонкий разведочный комбинезон, генерирующий слабое индукционное поле. Для диких планет, лишенных собственного электричества, в самый раз. Открыв перед внутренним взором список снаряжения, я в последний раз сверился с каждым пунктом и повесил на пояс кобуру с бластером. Затем прихватил брошенный у люка десантный мешок с рационами и кое-каким барахлом на обмен и забрался в посадочный модуль. Грохнуло, капсулу мягко качнуло, когда она покинула корабль и рухнула в атмосферу. «Байонет» начал подъем от планеты. Пока я там, внизу, на самом большом из северных континентов, буду наводить дипломатические мосты, файтер затаится на средней луне. Модуль опускался неторопливо, без спешки и десантной лихости, но даже так становилось все труднее дышать от наваливающейся тяжести. Оставалось только ждать, микроботы в крови уже начали работу. Я почувствовал голод и как раз прикидывал, перекусить сейчас, или дождаться, пока меня не проводят к местному вождю, когда в капсулу что-то с силой ударило. Прочная обшивка осталась целой, но модуль свалился в штопор. Меня прижало к спинке кресла. Раздался оглушительный треск, пространство начало стремительно наполняться дымом, а следом пол ударил с такой силой, что я на мгновение потерял сознание. Глава 2 Приходил в себя с трудом. Кости ныли, свистело в ушах. Я обнаружил себя висящим вниз головой в натянувшихся ремнях. С трудом перехватившись, подтянулся, нащупал клавишу аварийного освобождения. Потолок бросился навстречу, ударом воздух выбило из легких, обратно он возвращался неохотно, с хрипом. Вот оно, притяжение настоящей планеты. К боли в поврежденных ударом и торможением ребрах прибавилась новая. Я лежал, не двигаясь, ощущая, как механизмы в кровотоке торопливо штопают, наращивают мышцы, добавляют прочности костям. Когда голод стал вовсе невыносимым, дотянулся до мешка и вытащил два рациона. «Привычно омерзительный вкус, зато всего с запасом», с гордостью сообщала надпись на упаковке. Стоит заметить, что как минимум первая часть фразы соответствует действительности полностью. Пока был как бы занят делом, внимательно осмотрелся. Капсула лежала вверх посадочными дюзами. Огромная благодарность конструкторам, что заложили в нее тройной запас прочности: не развалиться на части — важнейшее, что может предоставить посадочный модуль. Меня даже не завалило оторвавшимися элементами управления и поврежденной обшивкой. Все десять кресел, расположенных вдоль стен, остались на местах. В неярком свете аварийного освещения темнели свисающие ленты привязных ремней. Когда я перестал жевать и отбросил пустую упаковку, наступила жутковатая тишина. На корабле такой не бывает никогда. Все время что-то потрескивает, шуршит в вентиляции воздух, но тут не было слышно ничего, кроме тока крови в ушах и собственного дыхания. Поднявшись, я вытащил из мешка литровую флягу с водой и не отрывался, пока та не опустела. Отбросил ее в сторону и впервые с момента аварии вызвал умную начинку модуля. Перед глазами появилось окно, посреди которого на черном фоне пульсировала красным надпись: «Невозможно установить связь». Отлично. «Байонет» недоступен. Я вывел личную статистику: заряд батарей комбинезона — 98 %, что не может не радовать. Состояние здоровья чуть хуже. Меня все еще покачивает и даже шатает, внутренние повреждения оттягивают на себя ресурсы микроботов, замедляя подгонку тела к условиям планеты. Все, что я им даю, тут же расходуется на более важные вещи. Но зато я с каждой минутой все отчетливее ощущаю, как уменьшается тяжесть планеты на плечах. Уцепившись за свисающий ремень, с усилием подтянулся, проверил, как ведет себя тело, удовлетворенно кивнул. Спустившись, набросил на плечи мешок с припасами и начал подъем к шлюзу. Хотелось верить, что его не заклинило, и у меня получится выйти наружу. Оставаться в погибшем модуле нельзя. Нужно осмотреть повреждения и определиться с ремонтом связи. Без нее у меня нет доступа к картам и, что гораздо важнее, к помощи «Байонета». Внутренний люк шлюза открылся легко, я забрался внутрь и проверил шкафы со скафандрами. Только в одном из одиннадцати пустых костюмов нашлась запасная батарея для бластера, я хлопнул ладонью по пустой кобуре и выругался: сам бластер остался внизу, там, где я его выронил. Поколебавшись секунду — не стоит ли сперва сходить за оружием — я махнул рукой: очень уж тяжело дался подъем. Да и что может случиться рядом с кораблем? Но уже в следующую минуту мне пришлось пожалеть о своем решении. Шлюз не реагировал на нажатие кнопок. Открыв панель ручного управления, я потянул ручку разблокировки. Будь в порядке автоматика, модуль предупредил бы об опасности, но сейчас даже файтер, наверняка следивший за происходящим и бомбящий капсулу запросами, не смог бы ничего сделать. Когда створка люка отскочила, скрывшись под обшивкой, в шлюз хлынула черная вонючая жижа, сметая меня за собой. Не в силах сопротивляться, я рухнул в быстро заполняющее модуль болото. Грязь прибывала, меня закрутило, потащило на дно. Вцепившись в ремни, я повис, боясь наглотаться черной, гнилой воды. Тина залепила глаза, я смахивал ее, но лицо снова заливало грязью. К счастью, мне удалось удержаться на поверхности. Так, перебирая руками, я добрался до крайнего из кресел у люка и ждал. Когда поток замедлился, я поплыл к шлюзу, перебираясь по свисающим из кресел ремням. Когда уровень жидкости сравнялся с уровнем снаружи, я попробовал выбраться. Перебираясь от шкафа к шкафу, наконец оказался снаружи. Здесь было темнее, чем в модуле, и заметно холоднее. Почти ничего не видя, я пополз по металлическому боку модуля, но тот вдруг задрожал и начал стремительно погружаться. Ведомый чутьем, я бросился в сторону и что было сил греб, стараясь убраться как можно дальше. За спиной булькало, трещало, наконец, раздался продолжительный вздох, и над болотом теперь раздавались только всплески воды под руками и мое надсадное дыхание. К моменту, когда удалось наконец нащупать дно под ногами, я окончательно выдохся. Мешок за спиной давил, пытаясь утащить в грязь, благо, оставался герметичным и не набрал к собственному весу еще и черной жижи. Теперь я двигался на ощупь. Темнота стояла такая, словно вокруг была не живая планета, а лишенный атмосферы шар. Когда под ботинками перестало хлюпать, я опустился на землю и достал из мешка воду. Нужно дождаться утра. Знать бы еще, когда оно наступит. Я замерзал, пусть комбинезон и старался изо всех сил. И снова ощутил, как внутри заворочался голод Зато планета давила все меньше, к тому же начали проявляться смутные силуэты, а вскоре зрение адаптировалось, и я смог осмотреться. Впереди, насколько можно было разглядеть в сером мареве, раскинулось болото. Оно уходило далеко в стороны, кое где из него торчали скелеты деревьев, поднимались клочья тумана. Боясь увидеть то же самое за спиной, я обернулся и с облегчением выдохнул, обнаружив там темную полосу леса. Нас разделяла топкая полоса метров в двести. Многовато для того, кто никогда не ходил по болотам, но могло быть и хуже, упади модуль в самое сердце трясины. Можно было попытаться добраться до берега уже сейчас, но небо на востоке наконец начало светлеть. Я расправился с очередным рационом, выпил воды и поднялся, держа в руке флягу. Еды у меня достаточно, но вот пить скоро станет нечего. Все еще сомневаясь, я скинул мешок и положил в него пустую емкость. Потом долго и трудно выбирался с островка. Дно приходилось искать на ощупь, ноги скользили, то и дело я уходил с головой, но продолжал двигаться. К тому времени, как под ботинками зашелестела бурая хвоя, сил уже не осталось. Сел, оперевшись спиной о тонкий больной ствол. Можно было пройти дальше, туда, где высились настоящие деревья, но я решил, что сделаю это, как только немного передохну. В мышцы быстро возвращалась сила, потребовав в замен уже известную цену. Распечатывая очередной брикет, я смотрел, как бледный желтоватый свет растекается над болотом. Солнца еще не было видно, утро здесь, как и остальные части суток, в полтора раза длиннее, но воздух уже начал прогреваться, над болотом поднимался туман. Чувствуя, что вот-вот усну, я поднялся, энергично помахал руками, разгоняя кровь. Спать сейчас — слишком дорогое удовольствие. Неизвестно, что бродит в этих лесах, так что нужно скорее выйти к людям. Повернувшись спиной к болоту, я поправил мешок и пошагал в лес. Первые полкилометра дались тяжело. Почва была пропитана водой, и деревья вокруг стояли больные и тонкие, покрытые мхом. Дальше, едва топь осталась позади, лес заметно окреп, в низинах между кочками исчезла вода. Кое-где даже показалась трава, бледная и тонкая. Все чаще налетали тучи гнуса. Первый час я еще отмахивался, но потом брел, в бессилии уронив руки. Лицо и кисти покрылись мелкими укусами, все усилия микроботов были брошены на борьбу с ними, но без особых результатов. Лес становился все гуще. Верхушки деревьев окрасились рыжим, но внизу по-прежнему оставалось темно и сыро. Пару раз я влетел в растянутую между деревьями паутину с огромными сытыми тварями в центре. Как и любой человек, выросший в космосе, ненавижу все ползающее и летающее, фу. С омерзением смахивая с себя липкие нити, я еще долго отплевывался и вздрагивал, но не останавливался, пока не понял, что забрел в чащу. Кроны уходили вверх, насколько хватало взгляда, там деревья переплетались ветвями так плотно, что погибшие оставались висеть, не касаясь земли. Я остановился перевести дыхание и осмотреться. От болота я ушел далеко, это факт, но совершенно неочевидно, что приблизился к человеческому жилью. Программа подготовки к выживанию на планетах предполагала, что мы окажемся в одном из благополучных миров. Ну кому придет в голову спускаться во что-то настолько дикое? Пилот — не исследователь и не квартирьер, даже не разведчик, это пехота должна все знать и уметь. Я прислушался, но кроме лесных шумов ничего вокруг не разобрал. Насколько они обычные? Может быть, прямо сейчас ко мне приближается какая-нибудь смертельно опасная тварь, и у меня даже не получится ее распознать, пока она не начнет меня жрать! Передернув плечами, я посмотрел на лес другими глазами. Теперь это было место, до краев набитое опасностями. Ладонь хлопнула по болтающейся на поясе пустой кобуре. Нужно выбираться. Выбрать направление, и идти, пока во что-нибудь не упрусь, или пока не встречу людей. В идеале хотелось бы выйти к реке. Самое очевидное место для того, чтобы поселиться, так что там точно кто-нибудь встретится. Еще бы знать, в какой она стороне… Я пошел, выбрав направление наобум и поминутно оглядываясь. Все время казалось, что в спину кто-то уставился недобрым взглядом. Но вскоре пришлось полностью переключиться на преодоление завалов и опасности быть придавленным рухнувшим деревом. За прошедшие часы тело заметно прибавило в силе и выносливости. Мне даже пришлось подгонять ставший неудобно тесным комбинезон. Внутренний зуд от восстанавливаемых органов и мышц наконец затих, пусть и не исчез полностью. Несмотря на полное отсутствие дороги, двигался я легко, а осмелев, и вовсе перешел на бег, перепрыгивая завалы. Пару раз на полном ходу миновал звериные тропы. Только на третий остановился, сообразив, что она может вывести к воде. Двигаться по ней было тяжело. Ветви смыкались в метре над землей, тропинка то виляла, то вдруг скрывалась под завалами. Наконец, впереди раздался плеск, запахло свежей зеленью. За очередным поворотом тропы открылась неширокая прогалина, оттуда ударил яркий дневной свет. Деревья расступились, уступая место кустам с бледной корой и длинными тонкими листьями. Дальше земля плавно понижалась, переходя в заросший высокой травой берег. Я осторожно, боясь столкнуться нос к носу с обитателями леса, пошел к воде. Берег здесь был покрыт отпечатками лап, от крошечных до огромных. Даже я, совершенно не разбирающийся в животном мире, ощутил, какого размера был тот, кто оставил эти следы. Подойдя к самой воде, я остановился и задумался. Куда теперь? Чутье, или что-то из знаний, полученных во флоте, подсказывало, что идти нужно вниз по течению. Возникла мысль наполнить запасную флягу, но я отбросил ее: обеззараживающие таблетки у меня в избытке, но здесь, у самого берега, в воде дергались какие-то совершенно мерзкие на вид существа. Брезгливо передернув плечами, я поднялся и не оборачиваясь пошагал туда же, куда двигался поток. То, что за мной кто-то идет, я заметил далеко не сразу. Шагалось легко, здесь не подстерегали корни и острые сучья, земля пружинила под ногами, от воды тянуло свежестью, она звонко перекатывалась на камнях, негромко шелестели листья. Сзади треснула сухая ветка. Я моментально выпал в реальный мир, развернувшись в прыжке, ладонь хлопнула по кобуре, которую я так и не выбросил. Оно стояло за кустами. Огромная бурая тварь с головой размером с колесо тягача опиралось на четыре лапы, но даже так была почти одного со мной роста. Крошечные глазки смотрели со злобой, пасть, полная острых зубов, раскрылась, и до меня донесся низкий рык. Я замер, парализованный. В памяти всплыли истории, которые в детстве крутили по развлекательным каналам. В тех историях эти твари назывались медведями, но почему-то питались медом и ягодами. Та же, что стояла теперь в двадцати метрах от меня и готовилась напасть, на вегетарианку была похожа не больше, чем я — на… Тварь сорвалась в бег моментально и совершенно неожиданно. Мое тело двигалось на рефлексах, вдолбленных в рептильный мозг бесконечными тренировками. Я еще не успел додумать мысль, как обнаружил себя катящимся в сторону от атакующей горы мяса и шерсти. Мешок сбился на затылок, я барахтался, пытаясь скинуть его. Зверь двигался удивительно легко, он пронесся мимо, но почти сразу затормозил всеми четырьмя и развернулся. Чудовище поднялось на задние лапы, оказавшись выше меня почти вдвое. Мешок полетел в грязь. В голове роились и сталкивались мысли. Куда теперь? Или попробовать атаковать самому? Бред, такое сметет меня одним ударом лапы, не помогут даже микроботы, им просто нечего будет ремонтировать. Тварь грозно заревела, задрав голову, и я начал действовать. Бросившись головой вперед ей под ноги, ушел в кувырок, зверь махнул лапой, и когти прошли так близко, что оставалось только радоваться, что на мне уже не было мешка. Оказавшись за широкой спиной, я наметил несколько точек для удара. Кулак вонзился зверю под ребра, туда, где у человека находятся почки. Кулак сперва пошел легко, но неожиданно уперся в твердые, как доска мышцы. Тварь злобно зарычала и опустилась на все четыре лапы. Я едва успел отскочить, когда у самого лица щелкнули зубы. Увернувшись, я перекатился снова и, вскочив на ноги, бросился бежать. Можно было свернуть в чащу и надеяться, что зверь застрянет, но я побежал вдоль берега, надеясь… На что? Да хоть бы и на чудо. Далеко убежать не удалось. В несколько прыжков зверь догнал меня и навалился сверху. Острые зубы вгрызлись в спину с такой силой, что легкая бронированная ткань комбинезона едва выдержала. Придавленный к земле, я не мог двинуться, а тварь вцепилась в комбинезон и начала рвать его. Тонкий аккумулятор, вшитый между слоями брони, не выдержал и медведь отпрянул, получив электрический удар в морду. Пользуясь моментом, я сумел развернуться и вцепиться руками в горло зверю. Длины рук едва хватило, чтобы держать его пасть в десяти сантиметрах от лица. Медведь дернулся. Мы покатились, зверь мотал меня, как пушинку, рвал когтями. Ткань комбинезона держала, но с каждым разом все хуже. Неожиданно по телу прокатилась дрожь. Я ощутил знакомый зуд, голод навалился, такой же злой и тяжелый, как треплющий меня медведь. Сила начала вливаться в ослабевшие руки, зверь попробовал вырваться, но я вцепился в медведя как клещ. В голове помутилось. Я словно со стороны наблюдал, как вонзил зубы твари в шею и выдрал кусок плоти. Медведь завизжал, в горло мне полилась горячая кровь, от вкуса которой в черепе радостно зазвенело. Ослабленный радостной эйфорией, я не замечал, как перестал дергаться и кричать убитый мной медведь, как ослаб и пропал зуд в теле. Из ран по всему телу вместе с кровью уходила жизнь, но мне было все равно. Навалившийся сверху зверь был таким теплым, что хотелось просто закрыть глаза и ни о чем не думать. Краем сознания я фиксировал раздавшиеся где-то далеко крики, но не мог разобрать слов. Кто-то откатил тушу, множество крепких рук ощупали меня, сорвали изодранный комбинезон. Потом меня долго куда-то несли, и я оказался в темном помещении с низким потолком. Здесь пахло травами и огнем. В поле зрения показалось лицо, но взгляд плыл, и наконец все затихло. Глава 3 Просыпался мучительно, словно снова оказался в морозильной камере и теперь приходил в себя после перелета. Но на этот раз к неприятным ощущениям добавилась невыносимая боль во всем теле. Я терпеливо ждал, пока микроботы закончат ремонт, и, не дождавшись, снова проваливался в небытие. В бреду мерещились чьи-то руки, нежные и уверенные, влажной прохладной тряпкой омывающие раны, их прикосновение притупляло боль. Слышался негромкий голос, напевающий что-то на неизвестном языке. В окружающей темноте было душно, влажный воздух пах травами, землей и чем-то животным. Каждый раз я порывался убрать то, что мешало видеть, но не мог поднять руки. Наконец, наступил день, когда я открыл глаза и понял, что снова могу видеть. Низкая кровать стояла в углу комнаты с низким потолком. Бревенчатые стены были закрыты связками корней и сухих цветов, в свете из крошечного мутного окна казавшиеся серыми. Под окном расположился стол, на котором стояли кувшин с узким горлом, пара кружек и чашка с торчащим из нее куском материи. Дверь в дальней стене открылась. Я успел увидеть темное помещение по ту сторону, а в следующий момент в проеме появилась девушка с глубоким деревянным тазом в руках. Ловко перехватив его одной рукой, она притворила за собой створку и пошла к кровати. Подтянув ногой скрытый за спинкой кровати табурет, она опустила на него свою ношу. Вода плеснула через край. Потом направилась к столу и зазвенела посудой. Я же с интересом рассматривал ее. Крепкая фигура под простым, даже грубым платьем. Рукава закатаны, видны темные от загара предплечья и крупноватые грубые кисти. Волосы собраны под платком, когда в чашке появился огонек, он осветил выбившуюся темную прядь. Обернувшись, девушка привычным движением убрала ее. Серые глаза на веснушчатом полном лице смотрели с сочувствием, но когда она заговорила, я обнаружил, что не понимаю ни слова. Увидев растерянность на моем лице, она удивленно вскинула брови и снова что-то сказала. По тону я распознал вопрос, но лишь помотал головой: — Не понимаю. Тон ее голоса стал требовательным. Уперев руки в бока, она ждала ответа, но на все ее слова я мог только повторять: не понимаю. Не понимаю! Голова закружилась, я упал на тюк с тряпьем, заменявший подушку, и закрыл глаза. Девушка подошла к ложу, послышался плеск воды, влажная тряпка легла на лоб, прошлась по щекам, шее. Я расслабился, слушая, как она что-то втолковывает мне негромким голосом. Я был еще слаб, но только теперь со всей отчетливостью почувствовал, как сильно изранен. Боль притупилась, и невозможно было сказать, сколько времени прошло. С микроботами ремонт, даже самый сложный, занял бы сутки, вот только я не чувствовал их присутствия. И даже не хотел думать, с чем это могло быть связано. В конце концов я заснул под тихий плеск и журчание голоса. Мне снилась тьма. С того дня я больше не проваливался в небытие, а засыпал и просыпался. Вернулся голод, к счастью, не такой страшный и всепоглощающий, какой бывал, пока организм приспосабливался к планете и торопливо латал себя. Обычный голод. Я съедал все, что приносила девушка, выпивал горячие горькие отвары, потом она приносила таз с водой, меняла повязки. Так продолжалось, пока однажды я не почувствовал, что силы вернулись. Девушка вошла, поставила на табурет у кровати глубокую тарелку и привычно зажгла коптящий светильник на столе. Усевшись на край постели, она зачерпнула ложкой жидкую кашу. Я отвернулся и мотнул головой: — Нет. Она удивленно захлопала глазами и попробовала снова. Мне пришлось сжать губы. Чувствуя себя глупо и от того злясь, я отстранился и сказал тверже: