— Нет! Тебе придется меня развязать. Развязать, понимаешь? — Я указал взглядом на веревки, которыми были притянуты к кровати запястья, подергал их для большей выразительности. Она улыбнулась неуверенно, потом ткнула мне ложкой в губы. Я зарычал, дернулся но тут же об этом пожалел. Девушка вскочила и, поставив тарелку на стол, выбежала из комнаты. Но тут же вернулась с ножом в руке и твердым шагом направилась ко мне. Я отпрянул, когда она приблизилась вплотную. Металл коснулся кожи, негромко скрипнули веревки, раз, другой, я поднялся в постели выше, уселся, потирая запястья. Девушка уселась на табурет. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом она четко произнесла, указывая на себя: — Беата. — Беата, — повторил я. — Это твое имя? Она на миг сжала губы, недовольно дернула щекой. Повторив жест, она снова назвалась, а затем вопросительно вскинула брови, а ее палец указал на меня. Я ответил не сразу. Там, где существуют корабельные и планетарные информационные сети, нет необходимости в длинных словах, все можно передать образами. Мое же имя не просто длинное, оно состоит из сотни символов, куда входит вся информация о трех поколениях предков и системе, где меня произвели на свет. Вздохнув, я начал медленно и четко выговаривать звуки. Девушка смотрела с недоверием. Когда я закончил, она улыбнулась, явно принимая все это за шутку. Указав пальцем на себя, она хотела повторить, но я отмахнулся и снова назвался, оставив ее ошарашено моргать. Больше в этот день мы не разговаривали. Изредка я ловил на себе заинтересованный взгляд, но больше она ко мне не приставала. Зато на следующее утро, едва открыв дверь, она бодро прощебетала: — Петер, эстас Беата! Я улыбнулся в ответ. Так звали моего прадеда. Юто были первые звуки моего имени. Как бы то ни было, начало контакту было положено. Мне столько нужно было узнать! Дни шли, проснувшись, я дожидался ее прихода, глотал жидкую безвкусную кашу, потом начинался урок. Девушка указывала на предметы или части тела и четко произносила их на местном языке, а я как мог повторял, иногда специально ошибаясь, чтобы услышать ее смех. Смеялась она хорошо, открыто, тут же срывалась в долгие щебечущие объяснения, а я откровенно ей любовался. Учиться было легко. Местный язык оказался страшно исковерканной версией галакто, где многие слова были искажены настолько, что изначальный смысл в них угадывался с огромным трудом. Но я старался, и вскоре уже мог более-менее связно объяснить, что где стоит и для чего это нужно. И тогда сказал Беате, что мне пора уже выйти на улицу. Дойти до двери я смог без ее помощи, нелегкое умение перемещаться на двух ногах я восстановил сразу же, как Беата отвязала меня от кровати, проложив тропу к ведру в углу. Теперь ходил довольно бойко, пусть мерзкая каша и оставляла минимум сил. Сейчас я прошагал через комнату, задевая головой свисающие с потолка травы и паутину, выбрался в незапертые сени и открыл наружную дверь. В глаза ударил яркий солнечный свет, заставив зажмуриться. От свежего воздуха закружилась голова, я едва не упал, Беата подхватила меня под локоть, я почувствовал ее сильные руки и позволил вернуть себя в кровать. На следующий день я смог выйти из дома и даже немного пройтись, заодно пополнив словарь новыми словами. Двор оказался совсем маленьким, от улицы его отгораживал высокий глухой забор из почерневших досок. По ту сторону росли деревья с густыми кронами и доносились незнакомые звуки. Перекрикивались отвратительными голосами какие-то птицы или животные. Я слышал их еще из дома и страшно бесился, когда они будили меня, когда за окном было еще темно. Обходя двор, я наконец увидел крикуна. Не выше колена, с огромным красным гребнем и переливающимся хвостом, он с важным видом ходил среди внешне похожих, но более мелких существ. Я ткнул в него пальцем: — Кто? — Петух, — с готовностью ответила Беата, потом указала на мелких: — куры. Разные виды? Странно, я мог бы поспорить, что это самец с гаремом. Но ладно. Мы шли дальше, и я узнавал, что вот это, откуда берут воду, — колодец, вон там — сарай со свиньями, это — овин. Искаженные формы слов занимали место рядом с обычными, новые я просто запоминал, пусть с ними и было сложнее. Вернулся в дом совершенно разбитым, но довольным. Еще через день я потребовал встречи со старшими, и Беата пообещала, что все устроит. Теперь я мог проводить снаружи почти весь день. Сидел на лавке у крыльца, бродил, вслушиваясь в звуки по ту сторону забора. Там кто-то ходил, что-то прокатывалось, доносились крики животных. Было много птиц. Пожалуй, слишком много: не привыкший, чтобы что-то болталось над головой, я дергался, стоило пронестись очередной пернатой твари. Приходили к забору и дети. Они шатались неподалеку, стараясь рассмотреть меня через щели, самые смелые залезали на деревья. Так прошло несколько дней. Все шло точно по расписанию, разве что теперь повязок на мне не было, и под старой, но чистой рубахой страшно зудели розовые шрамы. К тому же, меня теперь лучше кормили. То ли жидкую кашу предписывало лечение, то ли поняли, что выживу и решили, что можно кормить получше. Мясо было жестким, хлеб странно похрустывал на зубах, но силы начали возвращаться с удвоенной скоростью. Беата приходила трижды в день, и каждый раз очень искренне удивлялась изменениям. Да я и сам теперь видел, как наливаются собранные микроботами мышцы, истаявшие за время болезни. Наконец, однажды утром, на исходе недели с того дня, как я смог подняться, Беата не ушла сразу после завтрака. Она стояла у стола, глядя, как я пытаюсь прожевать похожий на подошву кусок мяса, и когда я уже почти отчаялся с ним справиться, сказала: — Сегодня до старосты пойдем, велено тебе быть. Я с готовностью бросил недоеденное в тарелку. — Давно пора, — ответил я на галакто, а на местном уточнил: — сразу пойдем? Сейчас? Она кивнула, и мы вышли из дома. Калитка в этот раз не была заперта. Беата шагала первой, а я, оказавшись снаружи, остановился и осмотрелся. Бедновато, грязно, под ногами в грязи колея в два ряда, напротив, шагах в двадцати, ряд заборов похуже того, за которым я провел столько времени. По ту сторону дороги щиплет траву крупное рогатое животное. Я не успел рассмотреть его в деталях, как меня окликнула Беата: — Ты обезумел, что-ли? Коровы не видал? Пойдем, говорю! Пока шли, я продолжал откровенно пялиться по сторонам. В Центре такого нет и быть не может, разве что на Земле, в каких-нибудь африканских резервациях еще остались… оставались, когда я начал полет, поселки дикарей, но меня туда никогда не тянуло. Здесь же приходилось привыкать ко всему: к диким звукам, вони, холоду и духоте, но привыкать не хотелось. Нужно быстрее объясниться с местными, чтобы они проводили меня в город. Не думаю, что он намного чище, но все же. Дом старосты был самым высоким из тех, что я увидел здесь. Второй этаж нависал над оградой из толстых досок, в ворота пролез бы дом Беаты целиком, а в калитку прошли двое, не зацепившись локтями. Нам открыл худой бородатый мужик, такой суровый, будто это он тут хозяин. Я глянул в его недовольную рожу и отвернулся: на крыльце появился сам староста в компании человека, которого я сразу определил, как воина. Широкий в плечах, взгляд оценивающий, он окинул меня взглядом, моментально оценив выпуклые мышцы под простой рубахой. Мы с ним были одного роста, но он смотрел с таким превосходством, что я почувствовал себя раздетым, хорошо, что Беата сумела достать мне штаны и сапоги! Староста был на голову ниже воина, но превосходил во всем остальном, особенно в размерах необъятного пуза. Из ворота рубахи торчали седые волосы, такие же седые усы топорщились под крупным носом, а на голове сияла лысина. Беата начала было говорить, но я шагнул вперед и представился: — Петер, рад встрече. Я прилетел к вам с неба, и теперь мне нужно попасть в город… Они ошалело пялились на меня, потом староста зашелся в кашляющем смехе, а воин холодно спросил, обращаясь к девушке: — Этот самый задавил медведя? Наверное, то был медвежонок… Недельный. Ты сказала, бродяга выздоровел, но он, похоже, повредился головой. — Господин Арата, он ничего такого при мне не говорил, я даже не знаю… — Эй, ты виллан или серв? — отсмеявшись, староста вытер слезу и стал серьезным. — И чьих ты? Я молчал, пытаясь понять, что им от меня нужно. Им только что сообщили, что прибыл человек со звезд! Они должны ошалеть от счастья, но вместо этого задают какие-то дикие вопросы! — Я не понимаю, о чем вы… — Может, ты шпион? — взгляд воина стал совсем ледяным, рука потянулась к висящему на поясе длинному ножу. — Тогда лучше сразу кровь пустить. Это прозвучало как-то совсем буднично, и я сразу же поверил, что этот зарежет без лишних слов. Кулаки сжались непроизвольно. Накатило чувство нереальности происходящего, я готов был прыгнуть через разделяющее нас расстояние, три метра вперед и почти метр вверх, и чувствовал, что смогу. Вырвать нож, второй рукой схватить старика… Та возня с медведем что-то сдвинула во мне, от чего даже сомнения не возникло в правильности поступка. Я едва не сорвался с места, но тут на моих плечах повисла Беата. Руки у нее были не по-женски крепкие. Я поддался, приходя в себя и делая вид, что и не собирался ничего делать, а эта женщина непонятно зачем наскочила и вообще. Арата недобро щурился. Понял ли он? И если понял, чем это мне аукнется? — Господин Арата, блаженный он! Блаженный! Головой ударился, весь ум стряхнул! — Да, Беата, — подхватил я, — что-то мне совсем нехорошо… Где мы? Я хочу домой… Я повис на ней, старательно округляя глаза и изображая дурака. И мне вроде бы даже поверили. Подозрение на лице воина сменилось презрением, а староста отмахнулся: — Уводи, пускай идет на конюшни помощником, раз головой повредился. Развернувшись, он скрылся в дверях. Арата помедлил, всматриваясь в мою дурную рожу, и последовал за стариком. Беата вытолкала меня за калитку и только там с шумом выдохнула: — Точно сумасшедший! Откуда ты только к нам попался! Какого лешего!? Тебя бы сразу убили, а потом и меня… Пойдем! Она потащила меня с такой силой, что я едва успевал переставлять ноги. Первый контакт с местными на высоком уровне прошел совсем не по плану. Скорее всего, и об этом стоило подумать раньше, факт прибытия людей из космоса лег в основу религии, а то и вовсе забыт. А это очень неприятно, учитывая, что я здесь совершенно никто, и подтвердить свои слова смогу разве что новыми словами. Модуль утонул, уничтоженный медведем комбинезон теперь не полезнее тряпки. Да я даже не смогу показать фокус с мгновенным заживлением ран, потому что микроботы вне электрического поля впадают в стазис! Здесь, в диких землях, я не посланник предков со звезд, а блаженный, которого приписали к конюшне, потому что ни на что большее он не годится. Глава 4 Деревянная лопата елозила по влажному полу, собираясоломуи конские каштаны. В конюшне на дюжину стойл пахло ужасно, но мне, хоть и с огромным трудом, удалось обвыкнуться. Я грузил запревшую посыпку на телегу и везза сарай, сваливая тамв огромную кучу, потом тащил свежую. В этот час конюшня была пуста. Всех животных разобрали на работы, и у меня появилось свободное время, чтобы придаться самобичеванию. Забравшись по лестнице на верхний ярус, я развалился в сене, закинув руки за голову. Яснова и сноваанализировал случившееся неделю назад на пороге дома старосты, стараясь понять, что же со мной случилось. Чего это вдруг я едва не бросился на вооруженного человека? Да и не только этим хорош, посланник небес, три раза ха-ха. Хорошо, не успелнаобещать чудес, хоть и без этого угодил в блаженные со скоростью звука. Беата не появлялась с тех пор, как привела меня в конюшни. Когда уходила, посмотрела со смесью жалости и безразличия, а я стол столбом, пытаясь осознать такие стремительные перемены, и даже не попытался… Да ничего не попытался, а потом уже стало поздно. Зато за следующую неделю смог выяснить кое-чтоо местном общественном устройстве. Тот же староста оказался далеко не главным, а всего лишь одним из винтиков, поставленным над этой деревней собирать налоги и следить за порядком. Сразу над ним стояли судья и священник, а все земли вокруг принадлежали барону. Хозяин, по словам крестьян, был человеком страшным и скорым на расправу, и появленияего здесь ждали с ужасом. Благо, появлялся он два-триразав год, не оставаясьдаже на ночь. Под управлением старосты два десятка дворов, около полутора сотен человек. Из них в холопах состояли только пять семей, предки которых чем-то не угодили деду, а то ипрадеду барона. Остальные же были более-менее вольными. К каким относить меня, тут еще не определились, но кормили, а уже через пару дней перестали настороженно коситься. Единственное, я так и не понял, чем тут занимается и куда делся после моего позорного выступления Арата. Но мне так было даже лучше после того, как едва сам себе не затянул петлю на шее. Что тогда на меня нашло? Тело действовало само, словно напуганное боем с медведем и теперь страхующее себя, заранее накачивая мышцы адреналином и отключая голову. И хорошо, что рядом оказалась Беата, очень хорошо. Я вытащил соломинку и принялся грызть, глядя в потолок и раздумывая, как быть дальше. Нужно двигаться выше, поговорить с кем-то из местной знати, духовенства. Очень не хочется провести остаток жизни, занимаясь грязной работой. Но что я смогу предложить? Знания человека из космоса тут не помогут, приемы борьбы, рассчитанные на низкую гравитацию и узкие коридоры кораблей тоже. Та схватка с медведем шла просто сила на силу, и победил я почти исключительно благодаря удаче. Хотя, может, правда пойти на службу? Дождаться Арату, сыграть в исполнительного дурака и попроситься к нему? Внизу скрипнули, открываясь, ворота. В конюшню заглянул сын конюха, белобрысый мальчонка лет десяти. Он огляделся, с показной серьезностью оценивая мою работу, потом крикнул: — Эй, Петр! Обедать пора, слезай! Я со вздохом поднялся, нарочито медленносполз вниз по лестнице. Ополоснувшись в бочке у входа и вытряхнув пыль, пошел к общему столу через просторный двор. Конюшню окружали сараи, сенник, дымила кузница, оттуда доносился звон и тяжелые удары молотом. Раздался зычный рев, и грохот прекратился, из широких ворот, заменявших кузнице двери, появился мастер и его помощники. Мужик в возрасте с толстыми руками и туго натягивающим кожаный фартук пузом и лоснящимся от пота круглым лицом кивнул, когда я проходил. Огромные, похожие, как гвозди подмастерья презрительно поджали губы и отвернулись, всем видом показывая, что какой-то бродяга не чета им, будущим кузнецам. Я мысленно пожал плечами: в друзья не набиваюсь. Вместе двинулись к выставленным в саду столам. Тут уже собрались все, расселись, мне, как положено младшему работнику, досталось место с краю. Пока женщины торопливо двигались вдоль столов, разливая суп, поднялся конюх и произнес благодарственную в честь святых. Все благочестиво молчали, я тоже старательно изучал доскистола. Не сказать, чтобы я был великим специалистом, но как и предполагалось, поклонялись они Солнцу, Дающему жизнь, и неким первым людям, пришедшим в мир со звезд. Ожидаемо для культуры, возникшей на колонизированной планете. У этих первых был изолотой век, и грехопадение, и катастрофы, не товнаказание, не то для укрепления веры. Подробнее разобраться покане удалось, но я поставил себе целью выяснить. Мне ведь нужно понять, что же тут случилось. Тарелка передо мной наполнилась, и я как раз приступил к еде, когда далеко за сараями поднялся шум, что-то звенело, раздались крики. Мужчины вскочили слаженно, истало понятно, что происходящее им знакомо. Я поднялся следом, бросился бежать на шум, но люди вокруг спешили не туда. Сначала они кинулись к невысокой пристройке у кузницы, где подмастерья уже торопливо раздавали подбегающим мечи. На улицепоявилсясам кузнец, в кольчуге и шлеме. В глазахсветилась злаярешимость. Один из братьев-подмастерьев оглядел меня, неуверенно опустил уже протянутую полосу стали, словно сомневаясь, что мне удастся с ней справиться. Я зло выдернул клинок из его руки, ощутив еговес, едва не выронил, но удержал, ощущая, как разливается в груди горячая сила. «Все-таки, микроботы перестарались», — проскочило в голове, пока я несся к месту сражения. Конюшни с кузницей были построены за деревней. Пока мы бежали через неширокий луг, отделяющий нас от крайних домов, над крышами появилсяпервыйдым. Я и братья-подмастерья вырвались вперед, еще шестеро пыхтели позади. На улице никого не было видно, только мелькнуло впереди темное платье. Мы бросились в ту сторону и оказались прямо посереди сражения, когда из проулка выскочили наши деревенские мужики, за которыми гнались крепкие, одетые в легкую кожаную броню воины. Я замедлил бег, разглядывая незнакомцев, но мои спутникивсе поняли моментально. С дружным ревомониврубились в толпу нападавших, игнорируя факт, что врагов было в три раза больше. Спасавшиеся деревенские, видя, что преследователи отвлеклись на нового противника, как по команде развернулись и тоже бросились в драку. Вооружены они были простымиплотницкими топорами и палками, но братья в первые же мгновениясрубили троих, а оставшихся просто задавили числом. Когда подоспели отставшие, все было кончено. Тяжело отдуваясь, кузнец собрал всех и раздавал указания. Люди разбегались по трое, и наконец посреди улицы остались только мы двое. По лицу кузнеца катились крупные капли. Перехватив поудобнее меч, он прорычал: — Пойдешь со мной! Ато прибьют, кто будет у лошадей убирать? Деревня горела. Отовсюду поднимались толстые дымные столбы, доносился запах гари. Над домами стоял крик, звуки сражения. Мы с топотом пронеслись вдоль заборов, вбежали в распахнутые ворота. В дыму кто-то дрался, пробегали люди, их преследовали, на моих глазах одного сбили с ног и начали рубить. Кузнецпобежал, непонятно как ориентируясь в окружающем хаосе, вскинул меч, на бегу врубившись в сражение. Я двинулся следом, старательно глядя под ноги, и не сразу заметил вышедшего мне навстречу человека. Чутье в самый последний момент подсказало: что-то не так, тело качнулось в сторону, уходя от удара. Рядом в землю гулко впечатался огромный топор. Человек недовольно хмыкнул, стряхнул с лезвия комья грязи и снова занес оружие. Все происходящее казалось нереальным. С момента, когда мне вручили меч и до сих пор я словно наблюдал разворачивающуюся вокруг постановку, видел будто в замедлении, как враг поднимает топор, как тот начинает падать, целясь мне в голову. Ноги напряглись, собираясь снова дернуть в сторону, но мне удалось остаться на месте. Меч взлетел навстречу, лязгнула сталь, и металлическую полосу едва не выдернуло из руки! Пальцы онемели, болью стегнуло до самого плеча. Я пошатнулся, и тут же на меня обрушился град ударов. Спасала только реакция, меч оказывался в том месте, куда целил топор, опережая лишь на миг. От звона закладывало уши, меч удавалось удерживать с огромным трудом даже с обеими ладонями на рукояти. Наконец, воин нанес удар страшной силы, выбив оружие, а лезвие топора вскользь прошло по плечу, разодрав рубаху и оставив глубокийпорез на коже. Ткань начала стремительно пропитываться алым. Я лапнул рану, тупо уставилсяна кровь, оставшуюся на пальцах. Неожиданно это помогло. С глаз спала пелена, оставив понимание, что все происходящее вокруг — реальность, и что меня только что едва не убил вот этот вот крепыш в кожаном доспехе и с совершенно разбойничьей бородой. И что самое главное — он еще может довести дело до конца. Черт возьми, неужели озарение не могло прийти минутой раньше, пока в моих руках еще было оружие?! Лицо врага, больше похожее на звериную морду, расплылось в усмешке. В глазах появилась нескрываемая радость. Он начал неторопливо поднимать топор, давая себе насладиться моментом, а я почувствовал, как в груди поднимается ярость. Торопливо осмотревшись, я нашел взглядоммеч, напряг ноги. Разбойник ощерился, но я прыгнул не в ту сторону, куда, по его мнению, должен был стремиться. Топор снова ударил в землю, а я, перекатившись в пыли, вскочил на ноги и оказался у крепыша за спиной. Выхватив из ножен, болтающихся у тогона поясе, кинжал, сжал рукоять и нацелился в шнуровку, стягивающую доспех на боку, но неожиданный удар ногой в живот опрокинул меня обратно на землю. Перекатившись через голову, я оттолкнулся ногами и бросился вперед. Левой рукой вцепился в рукоятку занесенного для удара топора, пальцами правой с зажатым в кулаке кинжалом — за ворот, навалился всем весом, опрокидывая, а оказавшись сверху нанес несколько стремительных ударов в горло. На рубаху брызнуло красным, разбойник забулькал, толстые пальцы вцепилисьмне в горло, но он быстро терял силы.