– Ну так с них три шкуры дерут, вот и бегают. Пошли, что ли? – Пошли. Если во дворе было просто морозно, и лишь легонько мело, то за воротами уже во всю куражилась метель. Вот ведь! Всего-то пару часов назад было просто морозно, а теперь, впору пожалеть, что на тебе кафтан стрелецкий, пусть и подбитый мехом, а не глухой тулуп, с высоким воротником. Впрочем, по сегодняшним делам, лучше уж померзнуть, чем в тепле с неповоротливостью черепахи. Хотя у стен домов ветер был тише, шли придерживаясь середины улицы. Так оно куда сподручнее. Не то решат эти субчики приголубить клиентов, не дожидаясь пока они доберутся до рва. Мало ли. Вокруг-то все белым бело, но темных мест в подворотнях хватает. Да и на улицах в такую погоду ни души. Бр-р! И не удивительно. Холод собачий. Немцы обнаружились именно там, где и должны были быть. Во рву. Вот только напасть на стрельцов они были не в состоянии. Двое здоровяков по причине безвременной кончины, ввиду образовавшихся у них на теле пары тройки лишних дырок. Рядом с третьим, связанным по рукам и ногам, притопывал замерший Кузьма. – Ну слава тебе Господи, – едва стрельцы спустились со стены, обрадовался мужичок. – Совесть-то поимел бы, Иван Архипович. Я ить чай, не в полушубке, а в кафтане латаном. – Чего жалишься. Схотел бы, так давно уж обрядился бы в пристойное. – Пристойное, мне для дела помеха, – вразрез логике, возразил Овечкин. – Кузьма, ты зубы-то не заговаривай, – осматривая побитых и пленного, возмущенно произнес Фрол. – Это что ты тут такое учудил? – Так то, Бориска и Емеля, – пожав плечами начал отнекиваться бывший нищий. – Проводили меня, чин чином, помелькали значит, чтобы немчура их приметила, и меня живота не лишила. Апосля, мы втроем и ушли. Да только парни репы свои почесали, и решили значит пользу свою тебе Иван Архипович выказать. Взяли меня в оборотку, и уволокли прямиком сюда. Тех двоих порешили, этого повязали, а меня поставили его стеречь, да тебя дожидаться. – А сами? – Сами с глаз долой подались. Раз уж их в дело брать не хотели. Мол, нужны будут, нору их я знаю. – Ин-нтересные ребятки, эти твои обломы, – надвинув шапку на глаза, и почесав в затылке, выдал Фрол. Впрочем, практически сразу же. Вернул шапку на место. Холодно же, йолки! – Я гляжу они трофеи с них не взяли? – Это Иван опять к Кузьме, обратив внимание на собранное в кучку имущество немцев. – Сказали, что теперь они на службе, и ты сам определишь чего им положено, а чего нет, – пояснил Овечкин. – Ясно. Тогда так. Деньги при них были? – Всего десять рублей, – кивнул Кузьма. – Передашь Борису и Емеле. Все остальное… Ну, не знаю, утопи, что ли. Чтобы за ограбление приняли. – Да чего мудрить-то, Иван Архипович. Оставить их как есть, к утру они тут уже нагишом валяться будут. А то еще и бродячие псы покуражатся. – Хм. И то правда. Ладно. Тогда свободен. Фрол, берем этого, и потащили. Нам бы с ним поговорить по душам. – Догадался уж, – взваливая связанного себе на плечо, ответил казак. – Устану, подменишь. Куда пойдем-то? – Давай окраиной, за околицу и в лес. Чувствую, тихо не получится. – Эт точно. Нутром чую, тот еще упрямец. Ну да, и не таким языки развязывали. Глава 8 Ну наконец-то! Иван легко соскочил на берег Дона, сделал несколько приседаний, и с наслаждением потянулся. Долгий переход остался позади, что не могло не радовать. И что с того, что они весь путь, от самого Белгорода, проделали по Северскому Донцу? Легко все одно не было. Пусть по реке и получилось куда как споро. Впрочем, река это вовсе не панацея. С одной стороны, оно и проще, и быстрее. Но с другой, основные части еще долго будут взбивать пыль сапогами, да копытами. Несмотря на скорый марш, они сейчас едва преодолели половину пути. Тогда как измайловцы уже прибыли на место. Николай не стал горячиться, и ломать все под себя, отринув детские бредни, сквозившие в его голове. Тому в немалой степени способствовали первый русский граф и великая княгиня де Вержи. Вот так. Вроде и супруги, а титулы у них разные. Правда, дети Ирины, а случись и их общее потомство, пойдут уже по графской линии. Француз все же проникся словами Ивана. А может, тут сыграла роль и супруга. Кукушка ночная, она такая. Словом, в Воронеже был построен «Орел», двадцати пушечный корабль конструкции молодого корабельного мастера Афанасия Дробота. По своим размерениям он был схож с галеоном, но все же им не являлся. Хотя именно такое название этому типу и дал его создатель. И это было пока единственное судно новой постройки. Остальные суда представляли собой многочисленные дощаники[2], речные и морские струги. Их в большом количестве строили в Воронеже и Белгороде. И задача у них была весьма прозаичной, доставить припасы и войска к Азову. Дощаники и вовсе должны были пойти на разборку и послужить материалом для осадных работ. Что же до морской блокады Азова, то Николай решил использовать опыт казаков, и оставить решение этого вопроса им. Не сказать, что он проникся уважением к невзрачным суденышкам. Они не шли ни в какое сравнение с настоящими кораблями. Но с другой стороны, при взятии морской крепости, без судов не обойтись. Опять же, это не должно было стоить казне ни копейки. Ну разве только боевой припас. Конечно, молодой царь горячился, и хотел непременно, и в самое скорое время, бегом, вперед, скачками. Вот тут-то его пыл и поумерили супруги де Вержи. Было решено, что коль скоро решили строить флот, то делать это нужно обстоятельно, из сухого строевого леса, так, чтобы не платить дважды. А пока суд да дело, первый русский галеон походит по морю, да покажет себя. Измайловской сотне полагалось мести пыль вместе со всеми. Но Иван решил иначе. В конце концов, Лизавета была несомненно права в одном – война это хороший шанс для того, чтобы выдвинуться и упрочить свои позиции. Именно свои, а не даруемые сомнительным положением любовника великой княгини. Вот и решил Карпов начать действовать. Убедить де Вержи в том, что неплохо бы Измайловскую сотню отправить к месту по способности, не составило труда. Гастон вообще теперь к Ивану со всем уважением. На шею конечно не взгромоздит, ну да тот туда и не лезет. Ничего особенного в его просьбе не было. Если уж, француз взял на себя труд поспособствовать с переводом сотни из одной армии в другую, то эта просьба ему вообще ничего не стоила. Хм. Как впрочем, и сам перевод. Ему достаточно только было намекнуть Николаю, что измайловцы не просто стрельцы, а эдакая особая сотня, вполне сопоставима с преображенцами. Хотя бы потому что, ничего подобного ранее ни на Руси ни в Европе не было. Ну и под чьим началом они должны отправляться в поход? Выбор был очевиден. А все оттого, что Ивану совсем не понравилось то, что им с Фролом удалось вытянуть из того их пленника. На этот раз, его опасения относительно иезуитов оказались верными. Но до чего же оказались прозорливыми эти змеи. Хм. Вообще-то, считается, что змею отличает мудрость. Вот и эти оказались не дураками. Во-первых, де Атталь, как и личный лекарь Голицына оказались иезуитами. Оставаться после этого под его командованием? Ага! Щаз-з! Вот и поспешил Иван с переводом. Правда это была всего лишь полумера. Потому что было еще и во-вторых. Ни в какую книгу полную загадочных познаний они не поверили. Зато уверились в том, что все то удивительное, что происходит вокруг мастерской Карповых, заслуга Ивана. Не от мира сего паренек. Поэтому де Атталь приказал прибывшим в Москву головорезам, упаковать стрелецкого сотенного со всей возможной аккуратностью, и вывезти на территорию Польши, чтобы представить пред ясными очами провинциала. Оно конечно, нет человека, нет проблем. Да только не в этом случае. Информация уже давно ушла наверх, и устранение низового звена ничего не решало. Ну разве только, можно было бы доподлинно выяснить, что именно стало известно иезуитам. Как оказалось, при наличии времени, Фрол умел качественно развязывать языки даже закоренелым упрямцам. Но опять же, смысла в этом было чуть. А вот неприятностей огрести можно было в избытке. Не простые наемники, чай, с положением особы. И наконец, убери этих, появятся другие. Только, об этих он уже знает, и может хоть как-то за ними присматривать. А появится кто другой, так поди еще его вычисли. Так что, эти двое, сейчас под наблюдением у Кузьмы. Хм. Точнее один. Де Атталь отправился в поход. Доктор же, остался при Голицыне. Н-да. Еще и этот. Ярый прозападник. Сейчас остался в Москве за голову. Номинальную такую. Не мог Николай оставить тетку. Не пристало женщинам официально занимать такое положение. Ну да, боярину строго-настрого наказано с кем советоваться. Правда, от этого, он не становится фигурой лишенной всяческого веса… Наконец закончив потягиваться, Иван посмотрел, как обстоят дела у сотни. Все нормально. Уж за три-то недели в пути, успели поднатореть в этом вопросе. Пара серьезных плотов, с обозными повозками и лошадьми, уже причаливали к покатому берегу. Чему усилено помогали стрельцы на больших каноэ. Ну вот нравилось Ивану это легкое и маневренное суденышко обшитое берестой. Одно только непонятно. Отчего русские столь любящие это дерево, и ассоциирующие его с Родиной, до такой лодочки так и не додумались? Подумать только, лодка, которую с легкостью переносят четверо мужчин, способна выдержать два десятка стрельцов, со всей воинской справой и запасом продовольствия. Оно конечно, можно было бы заказать и обычные струги, но Иван прекрасно знал, что устье Дона изобилует различным протоками. Мало ли как оно все обернется. А так, у них под рукой всегда найдется водный транспорт, который можно без труда передислоцировать по суше хоть за несколько километров. И кстати, ничто не мешает использовать их в тихую погоду и на море. Как вариант. Ну и наконец, эти каноэ не стоили ему ни копейки. Все силами стрельцов. Лодки же пришлось бы оплачивать из своего кармана. Не сказать, что он прижимист, или не готов вкладываться для получения результата. Совсем даже наоборот, он-то как раз вложился. А у них еще и Карповка, с ее рудником заводами. Словом, в настоящий момент, денег у него практически не оставалось. – Ты только глянь, Захар, какие молодцы. А лодчонки-то у них какие забавные. Вот так опрокинутся, и искупаются в водице. Обернувшись на голос, Иван заметил двоих верховых казаков. Одному, тому самому, что заговорил, было лет шестьдесят, но крепок, что твой дуб. Хм. А еще пожалуй, что и гибок, словно ива. Из под лихо заломленной шапки выбивается черный волос, на лице черная же, окладистая борода, с проседью. Одет богато. Даже где-то вычурно. – Ну то, ничего страшного, Фрол Минаевич. Нынче потеплело рано. Май на дворе. Глядишь не поморозят себе хозяйство-то. С хохотком ответил ему второй. Этому лет под сорок. Но, в остальном сильно походит на своего старшего товарища. Разве только еще в левом ухе серьга, с блестящим на солнце самоцветом. И у обоих рожи, ну чисто бандитские. – Ты за наше хозяйство не переживай, казак, – покончив с осмотром, спокойно ответил Иван. – О! Ты глянь, а этот молодой не тушуется, – заелозив в седле, азартно произнес Захар. – Так ить, видать папка сотником его сделал, он и думает, что враз великим воином стал, – с явной издевкой, произнес первый. – Сотенный, – с ухмылкой поправил Карпов. – Ась? Деланно притворяясь глухим, и прикладывая открытую ладонь к уху, поинтересовался Фрол Минаевич. – Я говорю, не сотник я, а сотенный. Разница-то тебе ведома, папаша? – Ты за словесами-то следи, – нахмурился казак. – Так и ты приглядывай, – раздался недовольный голос подходящего к ним Фрола. Ага. Казак казака видит издалека. Пусть Копытов и обряжен в стрелецкий кафтан, но породу видно сразу. Какую породу? Да разбойничью. Она во всем сквозит, и во взгляде, и в походке, и в осанке, и в манере говорить. – Ты чего это в чужое платье обрядился? – Тут же поинтересовался Фрол Минаевич. – А мне с тем сотенным, коего ты за мальца почитаешь, сподручно в рубку идти. – Знатный рубака? – Хреновый, – тут же был вынужден признать казак, – но котелок у него варит, и стрельцов выучил так, что сотня против тысячи стоит, не шелохнется. – О как? Уж не измайловцы ли часом? – Искренне удивился Фрол Минаевич.