Вот в такой луже Мэйр и очутилась, едва вышла из портала посреди Солнечного колеса. – За-ме-ча-тель-но, – проворчала она себе под нос и зашагала вниз по Южной улице, хмуро поглядывая на грязно-серые тучи, плотным заслоном скрывшие небо. Нынешним утром оно казалось угрожающе низким, словно подумывало рухнуть людишкам на глупые и мокрые головы. Мэйр горячо одобряла сию задумку. Она любила жару и поспать, а нынче была жестоко лишена и того, и другого, посему хотелось то ли кого-нибудь прибить, то ли самой убиться и больше не мучиться. Лечение шло Себастьяну на пользу, однако имелись и побочные эффекты. Если в полуподвальной камере лечебницы он намертво вырубался на добрых двенадцать часов, то на вторую ночь в доме Мэйр, понемногу обретая контроль над собственным разумом, уже смог заснуть естественным сном. Вот только сон этот был некрепкий и полный кошмаров. Магия Себастьяна – душная, темная, злая – растекалась по дому, стремясь отыскать и устранить фантомную угрозу. А находила только Мэйр. Та горела в огне, тонула в бездонном черном озере, ее резали десятки острых ножей, рвали на части жуткие звери – «Вот ведь фантазия у белобрысого засранца, мать его так!» – в итоге просыпалась, взвинченная и взмокшая от ужаса, да брела к недужному магу. И сидела рядом, вливая в того свою силу – по чуть-чуть, крошечными капельками, чтобы разум не привыкал, чтобы успокоение казалось естественным. В общем, прошлой ночью Мэйр не спала. А нынешней не выдержала и задремала на краешке постели рядом с Себастьяном. Как ни удивительно, проспала три с половиной часа подряд, прежде чем подорваться по сигналу ментального амулета и, кое-как вырвавшись из крепкой хватки пациента, умчаться на смертный бой с начальством. Целитель Макферсон готов был скорее убить свою лучшую работницу, нежели дать ей отпуск. Но Мэйр и сама не промах. Правильно подобранные волшебные слова – «личное распоряжение лорда-канцлера», «новое слово в целительстве», «уйду от вас нафиг, злой вы, как некромант на инвентаризации морга!» – мигом погасили в главном целителе жажду крови. Отпуск он подписал («Продлевать не буду, пакость ты из-под холма – мне прибить тебя проще и дешевле!»), и по крайней мере одна проблема была решена. Решение второй проблемы тоже нашлось. Однако она не была морально готова к тому самому решению. Помилуйте боги, личного пространства и так становилось все меньше и меньше! – нагловатый белобрысый парень вроде и не был навязчив, однако умудрялся быть везде. И болтать при этом втрое больше, чем прежде. Кроме того, Мэйр на дух не выносила как чужие постели, так и чужие физиономии в своей спальне. Вот только кто ее спросит? Да и чего тут спрашивать? Чтобы Себастьян не отправился на разделочный стол к душечке Киа Блэр, можно и нужно потерпеть временные неудобства. Глупо злиться, когда от «неудобств» зависят чужая жизнь и рассудок; еще глупее – становиться целителем, если не готова жертвовать ради пациента временем и покоем. И репутацией отъявленной одиночки, любящей только свой поехавший лес вместе с его флорой и фауной. Как иначе объяснить, что Мэйр, не сдержав-таки скорбного вздоха, направляется в лавку матери вместо того, чтобы топать домой и отсыпаться? Ради Себастьяна – смотреть на этого новоявленного лорда, разгуливающего по дому в очередной вытертой рубахе и таких же штанах, было невыносимо. Себастьяну-то на свой внешний вид наплевать, куда больше его интересовал сам дом, лес вокруг (соваться в глубь которого он, по счастью, пока не рвался) и книги, которых на полках имелось немало. А вот у Мэйр чувство прекрасного страдало. А еще хотелось порадовать Себастьяна хоть чем-то. Просто за то, что он, если опустить жуткие кошмары, оказался хорошим соседом, изо всех сил боролся со своей паранойей и честно выполнял обещание не распускать руки. «А жаль», – замечал внутренний голос каждый раз, когда Мэйр этими самыми руками невольно любовалась. Неуместные мысли едва удалось подавить – не хватало еще уподобляться своему пациенту и болтать с воображаемыми друзьями. Реальных будет достаточно, когда те прознают, что их подарок из-под холма обзавелся симпатичным сожителем. А они точно прознают: сначала мама не выдержит и разболтает все сестрице, та поделится секретом с мужем, а там и до Френсиса недалеко… И ведь об отношениях «целитель – пациент» никто даже не подумает. Мэйр обреченно вздохнула и, покосившись на расписанную цветочками изящную вывеску, толкнула резные двери «Шалфея» – известной в Синтаре модной лавки, что принадлежала ее матушке. Едва звякнул колокольчик, как дремлющий за прилавком шафрийский мажонок встрепенулся, спешно поправил форменный галстучек и засиял ослепительной улыбкой, явно готовясь выдать стандартное приветствие. Но, разглядев посетителя, поскучнел и плюхнулся обратно. – А, это ты. – Утро доброе, Ахмед, – фыркнула Мэйр. – Ну что, много продал сегодня? – Очень смешно, дорогуша, – в тон ей откликнулся Ахмед, подперев щеку кулаком и явно мечтая поспать еще хоть часок-другой. – Десятый час, какой долбак в такую рань да при такой погоде за тряпками пойдет? Мэйр кисло ухмыльнулась и развела руками. – Вся как есть перед тобой! – Она подошла ближе и, облокотившись на прилавок, заговорщицки понизила голос: – Слушай, касательно тряпок… У меня тут дельце есть, поможешь? Старший продавец «Шалфея» снова оживился. – А что же госпожа Элинор? – делано изумился он и тут же хитро сощурил черные глаза: – Ну-ка, ну-ка, и кого одарить хочешь? Неужто парня подцепила? – Бездна, у тебя только одно на уме! – отмахнулась Мэйр с досадой. – И давай уж мы как-нибудь вдвоем, ладно?… – Ну ясен хрен, дорогуша!.. – Манеры, Ахмед! – послышался сверху властный окрик. – Да ладно, мама Элли, это всего лишь подменыш! – тут же заныл Ахмед, распластавшись по полированному дереву прилавка. «Всего лишь подменыш» обреченно закатила глаза – ну конечно, как она понадеялась что-то утаить от матушки, наивное лесное дитя? – Не зови так мою девочку, она этого не любит! – Элинор Шиан-Макинтайр грациозно проплыла вниз по лестнице, взирая на своего подопечного с явной угрозой. Изумрудно-зеленое платье очень шло к волосам цвета темной меди, уложенным в модную прическу; оно оттеняло бледное лицо, приятно округлое и слишком молодое для дамы шестидесяти четырех лет. Пусть матушка Мэйр не обладала даже толикой магии, однако нынешняя косметика и не такое могла сотворить, были бы деньги. – Мэйраэн, иди сюда, моя хорошая! – Она заметно смягчилась и протянула к ней руки, мигом превратившись из строгой госпожи в любящую мать. Мэйр улыбнулась и послушно обняла ее, позволив расцеловать себя в обе щеки. – Соскучилась по тебе, милая, как же давно не виделись… Эта мне твоя работа… Ух ты, холодная какая! – Матушка отстранилась и грозно уперла руки в бока. – Так, ты почему опять без шапки? Ведь простынешь! – Ну мам, ну какая шапка? – Мэйр смущенно покосилась на Ахмеда – но того уже и след простыл; только из кладовки доносилось придушенное ржание старшего продавца. – Еще не так холодно! – Тебе точно хватит, с твоими-то волшебными ушами, – недовольно проворчала Элинор и решительно поволокла ее наверх, где располагались подсобные комнаты, швейная мастерская и кабинет «мамы Элли», как ее называли все работники без исключения – даже господин Нолан, солидный пожилой мужчина, что помогал ей вести бухгалтерию. – Ну-ка, пойдем, выпьешь горяченького! Мэйр послушно шагала следом, даже не пытаясь увильнуть. С ее матушкой – необычайно интеллигентной, всегда и со всеми любезной, вкрадчивой, как лиса – спорить бывало пострашнее, нежели с грозной леди Фалько. Спасибо, хоть с порога не начала выбивать, на какое число у них с «парнем» свадьба назначена. Но нет, ее мама была не такова. Она заварила ее любимый мятный чай, выставила на столик пирожные, шоколад и сливочный ирис, всласть перемыла кости отцу, Дейдре и Брену… И только уверившись, что младшенькая дочка отогрета и напичкана сладеньким, мило поинтересовалась: – Значит, ты познакомилась с мальчиком? Кто его родители, я их знаю? Или это девочка? – Мам, ну какая девочка?! – Боги, да хоть кто-нибудь! Ты же совсем одичаешь одна в своем жутком лесу!.. Мэйр мученически застонала, сползая по спинке кресла и остро желая прикрыться диванной подушкой как щитом. – Мам, это твой Ахмед все сочинил! Сама знаешь, у него одни шашни на уме. А мне для пациента нужно, вот… – она вытащила из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. – Я записала, чтобы долго не объяснять. Мама ухватила листок, развернула и прошлась по списку цепким взглядом. – Да тут же полный гардероб, включая верхнюю одежду. Он у тебя погорелец, что ли? – изумилась она. – И мерки нормальные ты, конечно, не сняла. Ахмед подгонку наколдует, но сама понимаешь, приличная выйдет сумма… Мэйр досадливо отмахнулась. Уж что-что, а финансовый вопрос ее давно не волновал. А если Себастьян заартачится – всегда можно сказать, мол, потом отдашь, ты теперь целый пафосный лорд с титулом, землями и счетом в Имперском банке. – Не беда, ты, главное, подбери ему что-нибудь покрасивее. И нет, мама, «покрасивее» – это не золоченая хрень с воланами в стиле лорда-генерала Эйнтхартена! – Манеры, дорогая! – строго одернула мама и одарила ее взглядом, полным укоризны. – Но как же я подберу, если в глаза не видела твоего пациента? – простодушно изумилась она, однако в карих глазах мелькнула хитринка. Кажется, Мэйр все же в чем-то заподозрили. – Привела бы его с собой, и всем нам было бы куда проще. – У него проблемы с контролем силы, – коротко ответила она, не вдаваясь в подробности. – Да и вообще… не положено мне о нем особо распространяться. Ради его же блага. – Как жаль… – протянула мама и тем же скучающим тоном прибавила: – Дозволено ли твоей недалекой матушке узнать, как выглядит этот особо секретный тип? О, дай-ка угадаю… блондин. Высокий, стройный, самоуверенный и наглющий. – Откуда ты знаешь? – возмутилась Мэйр, едва не поперхнувшись глотком чая. И уже понимая, что ее развели как малое дитя. – И впрямь угадала. Боги и богини, видела бы ты свое лицо! – Матушка заливисто, по-девичьи расхохоталась и подцепила ложечкой одинокое земляничное пирожное, лежащее на блюдце. – Горе ты мое ушастое, я тебя знаю. Не будь глупенькой, о простых пациентах так не пекутся. Как и о том, будут ли они одеты «покрасивее». – Ложь и провокация. – Так а я о чем? Негоже обманывать свою любимую маму! – Ну знаешь ли!.. Как и ожидалось, убедить любимую маму в том, что пациент и впрямь всего лишь пациент, Мэйр не смогла. Да она и не надеялась, а посему от дальнейшего обсуждения предпочла увильнуть, выбирая цвета и фасоны для будущего гардероба. Выбирала тщательно и придирчиво, так что в итоге матушка развеселилась пуще прежнего – «Да побойся богов, Мэйраэн, ты бы так о своей одежке пеклась! Ходишь вся черная, как ворона!» – и отправила погулять на часок-другой. Мэйр, естественно, не стала тратить время зря – дел еще хватало, да и одними тряпками сыт не будешь. * * * Проснулся Себастьян с ощущением, что отлично выспался. Прежде он вообще не страдал проблемами со сном, но после переезда в дом Мэйр ему стали сниться кошмары. Утром он практически не помнил, что в них было, но чувство гадливости пополам со страхом его не оставляло. К тому же он подозревал, что его неспокойный сон (о боги, Себастьян никогда не думал, что будет скучать по влиянию его монстра) нехило так действует и на Мэйр. Та, к счастью, умирать, вспарывать себе живот и делать все те вещи, которые делали остальные при воздействии его силы, не собиралась. Но поутру выглядела так, будто либо пила всю ночь напролет, либо дралась с каким-то чудовищем. «С моим чудовищем», – скорбно подумал Себастьян. «Эй, я бы никогда!» – возмутился монстр. И, кажется, даже всерьез обиделся – ему отчего-то претила даже мысль о вреде Мэйр. Ну хоть в чем-то они с этим злобным подонком солидарны. В последние пару дней монстр был особенно тих, только тоскливо вздыхал при виде вымотанной целительницы, опускался до сочувствия и всячески подталкивал Себастьяна «пожалеть и порадовать нашу фею». Жалость и радость по отношению к Мэйр с его стороны выражались в вещах не совсем пристойных, отчего горело лицо. «Придумай что-нибудь получше», – огрызнулся Себастьян на очередное предложение потрогать целительницу. Делать с Мэйр что-либо выбивающееся из отношений «целитель – пациент» он больше не собирался. Пройдясь по дому, он понял, что остался совсем один – Мэйр нигде не наблюдалось, и даже привычно забытой на столе чашки с остатками чая не было. Судя по всему, она ушла совсем рано, даже не позавтракав. – Надеюсь, не в лес гулять, – проворчал Себастьян, с тоской глянув в окно, за которым вовсю лил премерзкий осенний дождь. – Ну и погодка… Идея приготовить что-нибудь для гулены-целительницы пришла внезапно, удивив самого Себастьяна. В делах кулинарных он не был силен по понятным причинам, в изысканной кухне тем более. Но кое-что он умел – за десять лет одинокой жизни в лесу чему только не научишься. Даже разбираться, когда можно есть мухоморы без опаски, а какая трава делает изрядно поднадоевших жестких зайцев чуть более съедобными. За одной из дверей точно была кладовка – Себастьян помнил, хотя сам по дому и кухне в частности особо не бродил. Он наугад открыл одну из них и тут же едва не оказался погребен под многочисленной домашней утварью в виде тряпок, ведер и Бездна знает чего еще. За второй дверью, спрятавшейся в небольшой нише, что-то подозрительно шуршало. «Крысы, что ли?» – скривился Себастьян, с неохотой кладя руку на резную ручку. «Ой, ну надо же, жуткий маг-убийца боится крыс?» – ехидно поинтересовался монстр. «Заткнись». Заранее сморщившись и вооружившись стоявшей в углу метлой, Себастьян распахнул дверь… и первым делом увидел вовсе не припасы. А огромные золотистые глаза на черной морде. Внушительных размеров лохматый кот смерил его насмешливым взглядом и как ни в чем не бывало вернулся к своим делам. А именно – к пожиранию говяжьей вырезки, которой хватило бы на четверых. Себастьян, как ни пытался, не мог припомнить, чтобы видел его тут прежде. Но что-то мешало замахнуться метлой и прогнать шерстяное чудище, и теперь он попросту смотрел, как оно уничтожает мясо. Пауза затягивалась.