– Значит, это их деньги оказались тайно доставлены Куропаткину? Удивительно. – Очень удивительно, но полностью подтверждает его слова. – А что по поводу судьбы моего сына и его семьи? – Говорят многое, – уклончиво ответил Витте. – Я осторожно переговорил с людьми, близкими к разным столичным салонам… – И что же? – Чуть подалась вперед вдовствующая императрица. – Они считают такое развитие событий вполне возможным. Особенно если подтвердится история с гемофилией. – Так вы думаете, что Куропаткин прав? Признаться, я до конца не могу поверить, что тот Куропаткин, которого мы знали, осмелился подобное сказать. Алексей Николаевич всегда был таким осторожным, – произнесла она, покачав головой. – Он бы никогда не осмелился на такие дерзости. Намеками, да, может быть. Да и то. Так рисковать собственной головой? Ему же это не простят. – Он сильно изменился, – чуть пожевав губы, произнес Витте. – Когда я его встретил там, в Ляояне, то сразу и не признал. Он стал совсем другой. Тут и взгляд, и осанка, и манера речи. Вот вроде он, а как заговорит, так диву даешься. – Вот даже как? – удивленно вскинула брови Мария Федоровна. – Право слово, я даже подумал, что он одержимый каким демоном. – Не удивлюсь, – криво усмехнулась вдовствующая императрица, – но этот демон почему-то помогает нам. Почему? Что он хочет? Вы выяснили? – Нет, но… – Что? – Мне кажется, что он собрался умирать. Я попробовал прощупать это подозрение, но тщетно, ничего узнать не удалось. Когда я поделился с ним своим наблюдением, надеясь на откровение, он рассмеялся и выдал целый ворох странных восточных мудростей, одна страшнее другой. Да и вообще рассуждал о своей смерти, как о чем-то свершившемся. Не явно, но подобное ощущалось. А окружающие либо ничего толком не знают, либо не говорят. Ведь его популярность в Маньчжурской армии чрезвычайна, да и вообще в Маньчжурии. Они там все за него горой стоят. Ну, почти все. – Очень интересно… – чуть помедлив, произнесла вдовствующая императрица. – Кстати, а что китайцы? Вам удалось переговорить с официальными представителями Китая? Зачем Куропаткин настаивал на этой встрече? Такие секреты… – Переговорил. Пустое сотрясание воздуха. Меня вновь заверили в дружбе, но посетовали на то, что объявить войну Японии, следуя букве договора, не могут. – И почему же? – Казна пуста, – пожал плечами Витте. – Впрочем, этот разговор был ширмой. Вместе с официальным представителем Запретного города прибыл и очень интересный человек – Юань Шикай. С ним-то как раз после официальной части я и побеседовал по представлению Дин Вейронга. – Дин Вейронг? Это не тот китаец, за которого просил Куропаткин, дабы принять в русское подданство и аттестовать капитаном? – Он самый, – кивнул Витте. – Фактический руководитель СМЕРШа. – И что хотел этот Юань? – Важно пояснить, кто он такой, – осторожно отметил Сергей Юльевич. – Шикай занимает пост наместника Чжили, что очень высоко для империи Цин. Фактически – один из наиболее высокопоставленных сановников. Кроме того, он командир и создатель Бэйянской армии – одной из немногих стоящих военных сил у китайцев. Грубо говоря – самый влиятельный человек Китая, после вдовствующей императрицы Цы Си, разумеется. – Ясно, – сухо кивнула Мария Федоровна. – Он сообщил в приватной беседе, что крайне недоволен позицией Запретного города. Он отстаивал вступление в войну с Японией, дабы взять реванш за унижение в Корее, но едва не лишился места за свою настойчивость. И то, что он горячо поддерживает предложенный Куропаткиным план «Все под небесами». – Что? – недоуменно переспросила вдовствующая императрица. – Как это? Почему я ничего не знаю об этом плане? – О нем никто не знал, – пожал плечами Витте. – Алексей Николаевич снова всех удивил, решив играть по-крупному и не размениваться на мелочи. Суть плана сводилась к тому, чтобы воссоединить разрозненные осколки некогда по-настоящему Поднебесной империи, созданной великим ханом Чингизом. От русских земель на Западе до китайских земель на Востоке под единой короной. Это он и назвал «Все под небесами», – пожал плечами и глупо улыбнулся Витте. – Вы мне это говорите серьезно? – удивленно спросила Мария Федоровна. – Более чем. По словам Шикая, уже весь Китай знает о японском плане «Желтая хризантема» и то, что русские солдаты дерутся за их жизни и будущее. А также о том, что Запретный город предал свой народ. А потому все готово к восстанию, которое Юань и хочет возглавить. – Так уж и весь Китай? – усомнилась вдовствующая императрица. – Это я и сам видел. К Куропаткину идут массы добровольцев, готовых помогать. Землю копать, ухаживать за ранеными, а если надо, то и сражаться. Он уже не знает, куда их девать. – Хм. Допустим. Шикай поднял восстание и что потом? – Он желает стать наместником в Китае, приняв подданство Российской империи и подведя сам Китай под руку его императорского величества. Ту часть, что сможет взять под контроль, во всяком случае. – И вы думаете, что Великобритания подобное потерпит? – фыркнула императрица. – Или Франция? – Шикай готов уже сейчас выставить тридцать тысяч неплохо подготовленных и вооруженных современным оружием солдат. В течение года при должной поддержке он готов развернуть свою армию вплоть до ста тысяч. Я не уверен, что англичане смогут этому что-то противопоставить в разумные сроки, даже если мы останемся в стороне. А ведь мы можем и не остаться… – Вы после разговаривали с Куропаткиным? Он как-то прокомментировал этот фарс? – Разговаривал, – кивнул Витте. – От него и узнал, что Юань Шикай хотел бы увидеть себя императором Китая, но его положение при дворе висит на волоске. Слишком много власти он сосредоточил в своих руках. В любой момент его могут казнить. Вот он и ищет выход из ситуации. Готов идти на самые крайние поступки. – Сергей Юльевич, а вам не кажется, что Алексей Николаевич забывается? – Я ему то же самое и сказал, – охотно согласился с ней визави. – И что же? Как он отреагировал? – Ну… я, право, не смею… – слегка покраснел и потупился Витте. – Нагрубил? Ах оставьте, здесь лишних ушей нет. Мне хочется знать в точности, что он сказал. Это очень важно. – Он… – замялся Сергей Юльевич, – он поинтересовался, есть ли у меня яйца, чтобы уже выбраться из-под юбки хрупкой дамы и снять с ее горба хотя бы часть непосильной ноши. – Вот так и сказал? – округлила глаза Мария Федоровна. – Грубее. Много грубее. Пояснив, что она… то есть вы, вынуждены тяжело трудиться только из-за того, что вас окружают трусливые и нерешительные бабы в мужских платьях, неспособные самостоятельно принимать решения и нести за них всю полноту личной ответственности. И что если я не желаю ему помогать в деле приращения земель российских, то шел бы я куда подальше. Он и без меня справится. – Справится? – еще больше ошалела женщина. – Хм. Вы думаете, он сможет справиться? – Не знаю… – покачал головой Витте. – Я же говорю, он очень сильно изменился… Витте вскоре откланялся, а вдовствующая императрица смогла спокойно подумать над тем, что получилось. Попытаться. Но получалось плохо. В голове просто вертелся вихрь всяких мыслей. Открыла досье, которое удалось собрать на этого человека. Ничего особенного. Обычный толковый офицер. Отличался храбростью и распорядительностью. В дела придворных партий не лез или, скорее, не мог залезть. А тут… словно удила закусил. Хуже того, она никак не могла понять, откуда этот безумец знает, что ее невестка носит под сердцем больного мальчика? Ведь никто пока даже не догадывается и о поле будущего ребенка, не говоря уже о его здоровье. Мистика какая-то. А все эти сведения, что лились из него как из рога изобилия? И, что немаловажно, в изрядном числе подтверждались… Беспокойный день. Нервные дела. Легкая мигрень. От этого закусившего удила генерала отчетливо пахло железом и кровью. Так маняще и пугающе одновременно. Она просто не понимала, как нужно поступить. Чуть ли не ежедневно вскрывались новые обстоятельства на такие ужасные вещи, что лучше и не знать их вовсе. Вдруг она замерла и побледнела, уцепившись за мысль о том, что сама и виновата в том, как распустились родственнички. Но что, если правда они уготовили ее внучкам смерть от пьяных бунтовщиков? Унизить, изнасиловать и забить штыками на потеху толпе… От одной мысли, что ее девочек ждет такая судьба, Марию Федоровну бросало в дрожь. Как же так? Неужели все эти вежливые и обходительные представители августейшей фамилии посмеют столь чудовищным образом поступить с ни в чем не повинными детьми? Спасители Отечества от революционных чудовищ, вылезших, судя по делам, из самой преисподней. Какая удобная позиция. А ведь, чтобы ее занять, бунтовщики должны действительно показать себя чем-то запредельно нетерпимым и непотребным. Нужны жертвы. Невинные агнцы для публичного заклания, дабы все честные люди осудили этот поступок. Почему бы им не оказаться ее внучками? Особенно если для династии они потеряны из-за гемофилии. Никто ведь не знает – здоровы они или разносят эту заразу. Для нее это звучало невероятно, запредельно, фантастически, а еще практично, цинично и логично. И не такие пакости случались в истории дворцовых переворотов. Глава 7 23 июня 1904 года, Цзиньчжоу Генерал Оку нервно вышагивал по просторной комнате в занятом им особняке. И думал. До недавнего времени ситуация в Маньчжурии вырисовывалась хоть и напряженная, но стратегически вполне благоприятная для Токио. Конечно, англичане перед войной обещали им большую результативность, дескать, русские совсем никакие воины. Но генеральный штаб изначально делал более осторожные прогнозы и в принципе был готов к тому, что произошло. После провала наступления под Ляояном Куроки не сняли и не отстранили от командования. Мало того, им оказались вполне довольны в Токио. Почему? Не секрет. Да, он потерпел поражение и был вынужден отступить, оставив противнику немало трофеев. Но Куропаткин вернулся на свои изначальные позиции. Для японского генерального штаба этот поступок командующего Маньчжурской армией говорил о том, что наличных сил преследовать потрепанного противника у него просто не было. То есть для контратаки и удара по Куроки он был вынужден задействовать все свои резервы. А значит что? Правильно. Потерпев тактическое поражение, Куроки смог достигнуть стратегического успеха, не допустив разгрома 2-й японской армии на Квантунском полуострове. То есть Порт-Артур все так же оставался осажден. Его немногочисленный гарнизон распылен и убывал с каждым днем, не имея возможности получать подкрепления. А к генералу Оку шли пароходы с людьми, оружием и боеприпасами, благо что Цзиньчжоу оказался намного выгоднее расположен, чем Бицзыво из-за проходящей через него железной дороги. Порт Дальний был бы лучше, но его пока удерживал этот безумный генерал-майор Кондратенко. Пока. Вскоре, подтянув из Японии резервы, Оку совместно с адмиралом Того выбьют его оттуда. И, скорее всего, без особых сложностей. Не радужно, но вполне перспективно. Главное – удержали Куропаткина, а значит, все будет хорошо. Конечно, ситуацию немного портило падение Инкоу, взятого на днях генерал-майором Ренненкампфом. Но в Токио не сильно переживали. В генеральном штабе Японии сидели не дураки, которые прекрасно понимали, что брать город приступом с помощью кавалерии хоть и возможно, но чревато тяжелыми потерями. Конница не предназначена для боев на «просторах» городского ландшафта. Тем более что небольшой гарнизон Инкоу смог соорудить какие-никакие, а укрепления и даже поставить несколько пулеметов. И генерал Оку был такого же мнения… до вчерашнего дня. О да, вчерашний вечер изменил очень многое… Что произошло? Из Инкоу прорвалось человек двадцать. Вот они-то и поведали, что все не так, как кажется. Из спутанных рассказов изможденных людей удалось вычленить два крайне неприятных фактора. Во-первых, кавалерийский корпус Ренненкампфа оказался таковым только на словах. На деле же он фактически был пехотным. Как оказалось, Куропаткин удержал за кадром ту деталь, что кавалеристы спешились, погрузились в железнодорожные вагоны и отправились на войну именно в таком формате. Какое-то количество лошадей имелось, но не больше, чем в пехотных частях. Во-вторых, этот самый корпус поддерживали блиндированные поезда. Что да как там было, эти бойцы не знали. Они стояли со своей ротой далеко от железной дороги. Поэтому только слышали и пушки, и пулеметы, и крики… А потом, после решительного прорыва многочисленного отряда русских к причалам, оказались отрезаны от своих и принуждены отступить. Собственно, на лошадях они и дали деру, ибо стояли у конюшен. Напоследок, правда, заметив, что русские «кавалеристы» дрались уже на кораблях, причаленных к пирсам. Сколько там было людей в Инкоу? Около двух тысяч. При столь решительном и неожиданном натиске кавалерийский корпус Ренненкампфа должен был смять их довольно быстро. Тем более что они оказались рассредоточены по немалой площади… Генерал Оку уже телеграфировал в Токио. Прямо ночью, сразу, как удалось выяснить обстоятельства дела. Ответ еще не пришел. И он немало нервничал, вышагивая по кабинету. Светало. Он взглянул на часы, извлеченные из специального кармана на мундире. Через сорок пять минут должны были подойти его офицеры, дабы обсудить обстановку. Ему остро требовались какие-нибудь дельные советы. Перегородить пути мешками с песком? Можно. Но разве локомотив их не снесет? Тут хоть пути разбирай. Может, поставить пулеметы вдоль путей? Так ведь их всего-ничего и снимать с Южного фронта совсем не выход. Этот безумный генерал-майор Кондратенко, что стоял насмерть здесь, в Цзиньчжоу, может воспользоваться столь щекотливым обстоятельством. Рискованно. Тем более что с адмиралом Того действия пока не согласованы.