– Я похож на шутника? Шагов двадцать отойдем, а то, боюсь, наши спутники слишком уж ушасты. Прошу, – сказал Куропаткин и, не оборачиваясь, прошелся до небольшого холмика. Алексеев[6] недовольно фыркнул, но согласился, жестом остановив свою свиту ожидать. – Вы довольны? – наконец произнес он, поравнявшись со все никак не желающим поворачиваться к нему лицом генералом. – Да. Вполне. – О чем вы хотели со мной говорить? – с легким раздражением поинтересовался наместник на Дальнем Востоке и главнокомандующий всеми силами России в тех краях. – Признаться, я заинтригован вашим посланием. Оно… в высшей степени странное. – Думаю, вы прекрасно понимаете, что в Санкт-Петербурге не все хотят победы в этой войне. – И вы хотите, чтобы я вам не мешал? – скривившись, буквально выплюнул слова адмирал Алексеев, который, судя по всему, знал намного больше, чем должно. – О нет! Отнюдь. Я амбициозен и честолюбив. Чтобы занять пост военного министра, мне пришлось пойти на компромисс со своей совестью. Поверьте – это несложно. Да от меня и не требовалось многого. Просто не обращать внимания на то, как срываются работы по укреплению крепостей в Порт-Артуре и Владивостоке. Ну и так – не совать нос в великокняжеские лобби. Французская партия резвилась как могла. У меня же были свои дела. – Зачем вы мне это рассказываете? – Я слишком честолюбив, чтобы согласиться на ту роль, что мне отвели. – И при чем здесь я? – При том, что вы мне в этом поможете. – Я?! – ахнул Алексеев, поразившись наглости Куропаткина. – Вы серьезно? – А чего вы удивляетесь? Эта великокняжеская свора хочет превратить войну в грандиозное поражение, под соусом которой провернуть изящную революцию, дабы осуществить не только красивый дворцовый переворот, но и учинить грандиозный передел власти вообще. – Кхм, – поперхнулся наместник. Его информированность не была столь обширна. – Эти кретины думают, что смогут удержать в узде русский бунт. Они совсем не понимают, что, выпустив джинна из бутылки, они могут остаться только лишь у разбитого корыта. Если вообще остаться. Революция в России, безусловно, не оставит камня на камне и все утопит в крови. Впрочем, о подобном не мне судить и не сейчас. Главное то, что в их замысле мне отводится роль жертвенного агнца. Отработаю – и на помойку. А это не входит уже в мои планы. – Насколько все далеко зашло? – хрипло поинтересовался Алексеев. – Достаточно далеко, чтобы планировать ликвидацию не только Николая, но и всей его семьи с девочками. Однако ПОКА им еще можно испортить игру. Там, в столице, я был вынужден играть под их дудку. Одно неверное движение – и я бы потерял кресло военного министра. Не сразу, не быстро, но убрали бы в две-три недели. Или даже скорее, ведь апоплексический удар табакеркой еще никто не отменял. Но здесь, вдали от их контроля, я хочу сыграть по-своему. И вы мне в этом поможете. Ведь так? – с нажимом произнес Куропаткин, впервые повернувшись к наместнику лицом. – Ничего не обещаю, – после долгой паузы произнес Алексеев. Они, наверное, минуты две буравили друг друга глазами, прежде чем он уверился в том, что Алексей Николаевич не шутит. – А ничего обещать и не нужно. Держите, – протянул он несколько листов писчей бумаги, сложенных вчетверо. – Здесь мои соображения. Ваша задача – ругать меня на людях и готовить вот эти вещи. Когда придет срок, я разыграю эти тузы. Главное – чтобы в Санкт-Петербурге не узнали раньше времени, что больше не контролируют ситуацию. – Хорошо, – кивнул Алексеев. – Я прочитаю ваши предложения. – Этого вполне достаточно, – вернул кивок Куропаткин. – И да, имейте в виду – среди вашего окружения много ушей и глаз. И не все они сами за себя. Часть из них делится наблюдениями с Токио, часть с Санкт-Петербургом, часть с Лондоном. Собственно, по этой причине я вас и вытащил сюда. – Вы удержите японцев на Ялу? – после минутной паузы спросил наместник. – Даже и не буду пытаться. Так – обозначу присутствие. – Но почему? – А вы не понимаете? – усмехнулся командующий. – Прежде всего потому, что это нереально. Японцы имеют локальное численное превосходство и неплохую выучку. Считайте, что вы сражаетесь с германским ландвером, а не с дикарями. Очень дисциплинированные ребята. Да, можно извернуться и задержать их на реке, несмотря на речные канонерки и подавляющее численное превосходство в живой силе и артиллерии. Но что это нам даст для победы? – Как что? – На флот даже не надейтесь. Там все очень плохо. Даже если вы лично возглавите флот в Порт-Артуре, вряд ли это что-то даст. Не хочу вдаваться в подробности, ибо не моя тема и не моя зона ответственности. Но все, что мне известно, говорит о том, что наш флот максимум что сможет – где-нибудь героически утонуть совершенно нелепым образом. Удивил? – Признаюсь, да, – с раздражением ответил Алексеев. – Я знал, что там все печально, но не думал, что до такой степени. – С армией ситуация аналогичная. Была. Меня только упустили из виду. Я не хочу быть жертвой. Впрочем, не суть. Главное – нам нужно, во-первых, не спугнуть столичных сидельцев прежде времени, а, во-вторых, одним решительным маневром завершить войну бескомпромиссной победой. И героическое превозмогание врага на Ялу этому никак не поможет. – У вас есть план? – Разумеется. И уж, поверьте, не тот бред, что я докладывал императору. – Расскажете? – Что знают двое, знает и свинья, – пожал плечами Куропаткин. – Слишком высоки ставки. Я не хочу, чтобы о моей задумке кому-то стало известно раньше того момента, когда это знание ничему уже не сможет повредить. – Ну, что же. Это вполне разумно, – тяжело вздохнув, произнес Алексеев. – Что-то еще? – Нет. Мы и так слишком долго разговариваем. Наведывайтесь время от времени. Не доверяйте бумаге и вестовым. – Мне кажется, вы демонизируете. Ладно, люди великих князей – это обычное дело. Но почему вы считаете, что у меня в окружении японские шпионы? – Потому что знаю, – холодно произнес Алексей Николаевич. – Во Владивостоке, в Харбине, в Порт-Артуре и прочих наших городах от английских и японских шпионов не продохнуть. В Токио и Лондоне узнают обо всех серьезных событиях в этих землях быстрее, точнее и глубже, чем по официальным каналам докладывают в Санкт-Петербург. Будьте предельно осторожны. Я считаю, что если в Токио посчитают вас или меня слишком опасным для их победы, то нас постараются убрать. Ставки очень высоки. – Убрать? – Убить. Все, Евгений Иванович. Что хотел – сказал. Остальное почитаете. Больше вас не задерживаю. – Честь имею, – произнес без кивка адмирал Алексеев и, резко развернувшись, пошел к своей пролетке. Где чуть слышно процедил: – Вот же мразь… – Но так, чтобы слова адмирала услышали все вокруг. Куропаткин постоял еще минут пять, наблюдая за облаками. А после чего вразвалочку направился к своей пролетке с улыбкой на лице. – Ваше превосходительство, – произнес адъютант, услужливо помогая забраться и внимательно отслеживая реакции генерала. – Этот морячок истекал ядом? – неопределенно кивнул Куропаткин. – Матерился-с. Тихо-с. – Ничего. Пущай матерится. Главное, чтобы не мешал, – усмехнулся Алексей Николаевич, стравливая контекстом дезинформацию. Он ведь прекрасно знал, на кого на самом деле работает его адъютант. Партия началась. Он сделал первый ход. Глава 2 5 апреля 1904 года, Ляоян Алексей Николаевич начал свою деятельность на Дальнем Востоке с того, что стал раскладывать различные мины. То здесь, то там. Где маленькие хлопушки, где гигантские фугасы, как с тем же адмиралом Алексеевым. О да! С адмиралом получилось очень хорошо. Дело в том, что в бумагах, которые Куропаткин передал Алексееву, не было ничего, способного вызвать подозрение, возражение или недовольство. Никаких рассуждений. Никаких пространных мыслей. Только предложения – коротко и по существу. По замыслу Алексея Николаевича, адмирал должен был обеспечить подготовку и реализацию ровно двух задач. Во-первых, создать ударную группу на железной дороге. Во-вторых, подготовить все необходимое для большой оборонительной операции. То есть то, что Куропаткин не мог себе позволить сделать самостоятельно, дабы не привлечь к себе излишнее внимание. В ударную группу должны были войти несколько легких блиндированных поездов для непосредственной поддержки войск. Ну и две-три железнодорожные артиллерийские платформы с шестидюймовыми орудиями для огневой поддержки. Разумеется, все эрзац-типа. Нормальных-то бронепоездов брать неоткуда. Для обеспечения предстоящей большой оборонительной операции под Ляояном Куропаткин заказал кучу всяких мелочей вроде примитивных ручных гранат[7], колючей проволоки[8] и поставки в армию большого количества бревен да шанцевого инструмента. Здесь, как и в ситуации с ударной группой на железной дороге, бывший военный министр не требовал ничего сверх того, что можно было сделать в местных мастерских или получить откуда-нибудь заказом. Главные критерии: быстро и просто[9]. То есть генерал загрузил наместника на Дальнем Востоке делами по полной программе. Ведь реализация всех этих, вроде бы и простых, вещей требовала его непосредственного участия в преодолении бюрократического болота. А значит, что? Правильно. Он был выключен на некоторое время из политической активности в регионе, о чем Алексей Николаевич охотно доложил своим «кураторам» в Санкт-Петербург. Выключен? Выключен. Значит, не мешает и все идет если и не по плану, то в рамках общего замысла. Теперь же предстояло заложить еще одну довольно мощную мину, но уже непрямого действия. Для этого Куропаткин собрал в самом большом помещении города всех более-менее влиятельных жителей – городскую элиту китайского и маньчжурского разлива. Требовалось с ними пообщаться… – Друзья, – произнес генерал, обведя их всех невозмутимым взглядом, – я собрал вас всех для того, чтобы донести очень неприятное известие. В ближайшие несколько месяцев Русская императорская армия будет вынуждена оставить Ляоян ввиду наступления японцев. И я рекомендую вам заранее подготовиться к эвакуации. Либо приступить к ней незамедлительно. – Эвакуация? Почему? – почти хором поинтересовались несколько наиболее уважаемых местных бизнесменов. – Вам, вероятно, еще неизвестно, но Кацура Таро[10] шесть месяцев назад утвердил у императора секретный план «Желтая хризантема». Согласно этому плану… – продолжил самозабвенно заливать Куропаткин. Он врал. Нагло и дерзко. Разумеется, никакого плана не существовало даже в проекте. Однако в сложившихся обстоятельствах факт отсутствия секретного плана нужно было доказывать уже японцам. Что было очень непросто. Да и потом, даже если бы им поверили, «осадочек все равно бы остался». Общая система тезисов, которую выдвинул Куропаткин, сводилась к творческой переработке германского «генерального плана “Ост”», времен господства в Берлине нацистов. Само собой, с обширными дополнениями, связанными с непосредственной деятельностью японцев в северном Китае в 30–40-е годы XX века. Особенно Алексей Николаевич уделил внимание «отряду 731», который должен был ударными темпами продвигать медицину, используя в качестве «подопытных кроликов» китайское и маньчжурское население, лишнее, по мнению японцев, на этих землях. Выдумывать особенно ничего было и не нужно. Такой отряд действительно существовал. И требовалось всего лишь вспомнить о том, что он тут творил в будущем, в середине XX века… хотя бы в общих чертах. – Посему, – продолжал Куропаткин, наблюдая бледные и возмущенные лица не только среди китайцев, но и среди присутствующих европейцев, – я, как уполномоченное лицо Его Императорского Величества, должен заботиться о людях, волею судьбы попавших под его руку. Я не уверен, что мы успеем быстро развернуть нужное количество войск в этих местах. Поэтому рекомендую вам покинуть город во избежание ненужного кровопролития среди мирного населения. Это все, что я могу для вас сейчас сделать. Честь имею. Кивнул. И вышел. В полной тишине. Адъютант с ошалевшим видом выскочил следом. – Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Да как же это! Неужели осмелятся?! – А что такого необычного в этом плане? – удивленно повел бровью Куропаткин. – Вон европейские переселенцы в САСШ не далее как полвека назад увлеченно начали резать аборигенов на Диком Западе. И что примечательно – практически уже завершили это. Обычное дело. Человек человеку друг, товарищ и корм, как говаривал один очень циничный шутник.