– Кто вам меня сдал? – А вы думаете, я отвечу честно? – А почему нет? – А почему да? – Я не верю, что вы меня отпустите живым. Вывернете наизнанку все, что я знаю, и прибьете. Утолите мое любопытно, и я обещаю сотрудничать. Мне жутко интересно узнать, кто предатель. – Его нет. Просто ваши наниматели предсказуемы чуть более чем полностью. Правда, я не думал, что вы рискнете головой лично. Очевидно же, что дело насквозь гнилое. Прислали бы своего заместителя, этого, как его, Савинкова. Чего сами полезли? Умный же мужчина. – Вы удивительно хорошо осведомлены… – А, – махнул рукой Куропаткин. – Не удивляйтесь. Не задумывались, отчего эта клика великих князей так возбудилась? – Вы тоже на них работали? – повел бровью Азеф. – Какое-то время. Но меня перестали устраивать условия труда. Денег мало, работы много. Отпусков нет, больничные листы не оплачивают, да и для здоровья стало вредно дышать с ними одним воздухом. Вот врачи и отсоветовали, угрожая перхотью и жидким стулом. И что мне оставалось делать? Кто я, а кто врачи? Пришлось сменить нанимателя. А эти странные люди взяли и обиделись. И вот вы здесь. Но это даже неплохо. Давно хотел с вами познакомиться да поговорить по душам. – О чем же? – несколько обескураженно спросил Азеф. – Возможно, я буду банален, но все же спрошу. Вы жить хотите? – После того как мои люди убили вашу жену и сына, этот вопрос выглядит сатирично. – Евно Фишелевич, вы меня держите за дурного? Или считаете, что умные люди обижаются на нож, а не на того босяка, что им машет? Вы – нож. Какой вам гешефт со смерти бедной женщины и ребенка? Да, было бы недурно, если бы вы постарались предупредить Александру Михайловну. Но, полагаю, времени и возможностей для этого у вас попросту не было. Да и зачем так подставляться? Кто я вам? И так подозрений по партии хватает. Что молчите? Или я что-то не то говорю? – То, – мрачно кивнул Азеф. – Вот и не стройте тут даму низкой социальной ответственности или как сейчас принято говорить? Нетяжелого поведения? Не набивайте цену, словно мы торгуемся за карасиков. Вы хотите жить или мне позвать следующего? – Хотеть-то хочу, но вам, простите, не верю, – усмехнулся Азеф. – Но в любом случае разговаривать много приятнее, чем прикармливать червей. А потому я охотно вас выслушаю. – Резонно, – кивнул Куропаткин, отвернув лампу так, чтобы она не светила визави в глаза. – Мне нужно, чтобы вы собственноручно дали правильные показания. – И что писать? О чем вы хотите знать? – О, вы меня не так поняли, – отмахнулся Куропаткин. – Я уже все придумал. Вам нужно только все переписать да дополнить или поправить, если где-то что-то напутано. Уверен, вам есть что добавить пикантного и предельно неприличного. – Возможно, – расплылся в улыбке Азеф. – А если я откажусь? – Я передам вас моим китайским друзьям, которые умеют убеждать. В случае чего-то непредвиденного у меня есть кое-какие связи с нужными людьми в Китае и образец вашего почерка. Так что показания я все равно получу. Но при сотрудничестве, вы не только выживете, но и обретете свободу. А в случае отказа – получите долгую и мучительную смерть. И да – гарантий никаких. Только мое слово. – А вы знаете, это очень заманчивое предложение, – чуть подумав, произнес Азеф. – Всегда жаждал предстать в амплуа литератора. – Я ни минуты не сомневался в вашем благоразумии… Прошло пять часов. Азеф устало бросил перьевую ручку на подставку и откинулся на спинку стула. – И что дальше? – поинтересовался он, поморщившись. – Сейчас ваши ребята выведут меня и расстреляют? – Не буду скрывать – это было бы предусмотрительно. Поводов мстить у вас будет более чем достаточно. – И что же вас останавливает? – Слова одного мудрого человека. Рекомендуясь, он заявил, что в молодости шалил, думал… Потом поумнел – стал соображать. Понимаете, к чему я клоню? – Я вам еще для чего-то нужен? – повел бровью Азеф. – Видите кофр? Вот у стены. Там разряженный «бульдог», пара десятков патронов россыпью, ваши документы и те деньги, что были при вас. Как мы закончим – вас аккуратно выведут по темноте. Доберетесь до Владивостока. Сядете на пароход и пересечете Тихий океан. Прибыв в Штаты – обоснуетесь и выйдете на связь с общиной. Но осторожно, чтобы вас не сдали Лондону. Думаю, пойти на опыты джентльменам вы и сами не горите желанием. Нужным людям же объясните, что пришло время заканчивать жизнерадостно макаться головой в навоз. Как что-то прояснится, дадите телеграмму мне с пометкой: «На деревню дедушке». – Я вас не вполне понимаю. – Все вы понимаете, – скривился Куропаткин. – Или вы думаете, что я случайно составил ваши показания, старательно избегая упоминания участия Яши Шиффа и неких забуревших Ротшильдов? А рядовых евреев я тоже позабыл? Таки считайте это авансом в нашем торге. Или не ясно, что тем я вас прикрываю от погромов. Хоть как-то. Хотя дураками земля полнится. Этим только дай повод. А Яша пусть подумает, как он долг отдавать будет. Понимаю, что так легли звезды, но он мне должен за жизнь жены и сына. И не делайте такие круглые глаза, они у вас и так не щелочки. Я хочу поговорить. А он уже пусть думает, о чем и в какой твердой валюте мы станем беседовать. – Вы знаете, за что убили Плеве? – А что такого? Все знают. Ну, кто с умом, а не с портянками под волосами. Вся эта история с погромами и прочей пакостью уже порядочно всех достала. И да, вы не думайте о себе много. Тот же Яша или молодняк Ротшильдов сами ведут себя как босяки с привоза. От их выходок российским евреям только больнее. Если они не понимают, как надо делать дела, то пусть обратятся к опыту старшего поколения. Как старый Ротшильд и его сыновья получили свой вес во Франции и Великобритании? Бомбами? Террором? Демаршами? Ха! Но ладно. Если я выживу, что не факт, дела, сами видите, – воняют дурно. Вон охочих до моей крови уже пулеметами стригу, что ни в какие ворота не лезет. И дальше вряд ли будет лучше. Так вот. Если выживу – поговорим за то, как убрать к чертям собачьим и черту оседлости и прочие глупости. Вы поняли меня? – Понял, – кивнул Азеф, внимательно смотря в глаза генералу. – Тогда потрудитесь подождать здесь еще пару часов и уже езжайте. И да – смените внешность. Отпустите там бороду, отрежьте нос или еще чего. Помните – я опубликую эти показания в скором времени, чем возбужу до крайности очень многих. В ваших же интересах не доверять им даже на подержать свои гениталии. Оторвут. Будьте благоразумны. С этими словами Алексей Николаевич Куропаткин вышел, прихватив папку с бумагами и оставив Азефа в довольно задумчивом состоянии. Минут десять он посидел. Потом подошел к кофру. Осмотрел его содержимое. Револьвер зарядил, но положил обратно. А дальше погрузился в свои мысли, откуда его и выдернул окрик от двери. Неприметный китаец в имперской форме. Говорил с акцентом. Пистолет в кобуре. – Время, – повторил китаец. – Да-да, – кивнул Азеф и поспешил за провожающим. Дорога до Владивостока прошла спокойно. И только там, уже в городе, его настигло известие, что после грандиозного захвата эсеров те предприняли попытку бегства. Но прорваться удалось только лидеру боевой организации, остальных застрелила охрана. Евно нервно сглотнул комок, подошедший к горлу, и промокнул обильно выступивший пот со лба. А потом поспешил на пароход. Хоть какой-нибудь. Лишь бы скорее убраться подальше отсюда… Глава 4 27 июля 1904 года, Восточная Маньчжурия Ранним утром, еще по темноте, остатки кавалерийского корпуса Ренненкампфа перешли в наступление на японские позиции. Внезапно. Без артиллерийской подготовки и прочих наблюдаемых подготовительных операций. Прорвав довольно слабую оборону возле грунтового шоссе Ляоян – Ичжоу, они вошли в прорыв и, перестроившись в походную колонну, устремились по вполне неплохой дороге к мосту через реку Ялу. Там проходил единственный канал снабжения армии генерала Куроки. Севернее шли горы. Южнее – широкая и глубокая вода реки. Раз – и целая армия оказывалась в окружении. Куда ей идти? Штурмовать позиции Куропаткина? И большими силами не удалось. Уходить на юг через степь к побережью моря, которое больше не контролировал японский флот? Пустая затея. На север? Не смешно. Шоссе прикрывалось довольно плохо. Да и зачем? Кому в здравом уме придет наступать по дороге под фланкирующим перекрестным огнем? Так – поставили небольшие заслоны. Да и все. Три часа. Три долгих часа генерал Куроки пытался разобраться в ситуации. Это было настолько необычно и непривычно в его понимании, что очевидные ответы просто не укладывались в его голове. Как и сам факт столь легкого уничтожения прикрывающих дорогу сил. Когда же понял – было уже поздно. Да, он отправил за Ренненкампфом практически всю свою кавалерию. Но это оказалось уже бессмысленно… Несмотря на достижение важного стратегического успеха в войне как на суше, так и на море, генерал Куропаткин не мог удовлетвориться достигнутым результатом. Он хотел завершить кампанию 1904 года совершенным разгромом противника. Чему, к слову, поспособствовало и отбытие адмирала Алексеева, во время отсутствия которого Алексей Николаевич являлся исполняющим обязанности главнокомандующего русскими войсками на Дальнем Востоке. По праву первого заместителя. И вот – шанс. Упускать его было глупо. С самого мая он старательно выклянчивал для армии автомобили, прежде всего Mercedes Simplex с как можно более мощным двигателем. А также различных технических специалистов. Например, к июлю в Ляояне удалось собрать целых пятнадцать сварщиков. Для 1904 года – совершенно немыслимое количество! Но со всеми был заключен контракт на большой объем работ по армии и флоту на очень внушительные деньги. Так что ребята ни разу не жалели о своем согласии. Учеников даже набрали, «вкалывая» не разгибаясь со своими ацетиленовыми горелками[73]. Почему огрызкам корпуса Ренненкампфа удалось так легко прорвать оборону японцев? Потому что Куропаткину удалось накопить шестьдесят два автомобиля. В них крылся ответ. Пять из них он переоборудовал в эрзац-бронеавтомобили с пулеметом, обшив листами котельного железа. Да, не броневая сталь, но и пуль с твердым сердечником у японцев не было. Если не лезть совсем уж в ближний бой – вполне неплохая защита. Остальные автомобили превратились либо в тягачи для 106,7-миллиметровых пушек[74], либо в легкие грузовики моторизованного обоза. Выходила просто сказка по меркам тех лет. Облегченное обозное хозяйство на грузовиках, пушки на прицепах, а пехота – одвуконь, то есть у каждого бойца была заводная лошадь, идущая под паром. Все, что только могло быть заточено под то, чтобы пройти это расстояние до моста как можно быстрее. Разумеется, много с таким подходом не увезешь. Но, пользуясь полномочиями главнокомандующего на Дальнем Востоке, Куропаткин задействовал в операции часть флота. Конечно, тот же контрминоносец много не утащит. Но даже двадцать-тридцать тонн снарядов, патронов и продовольствия будут совсем не лишними в такой обстановке. Казалось бы, как три с небольшим гаком тысяч человек[75] смогут удержать мост и близлежащий брод? Ведь поняв положение, Куроки навалится всей армией. А у него там к моменту наступления насчитывалось уже за восемьдесят тысяч человек. Они же должны стереть с лица земли эту горстку защитников. Но все оказалось не так просто. Боеприпасов и артиллерии, прежде всего тяжелой, у Куроки было мало. Да и совершить оперативный маневр, перебросив эти орудия на полторы сотни километров, – дело не одного дня. А тут – каждый час играл на руку Алексею Николаевичу. И чем дальше, тем больше. Но не это главное. Мост после прохождения кавалерии надлежало взорвать. Плавательных средств-то у Куроки не было. Так что на том участке довольно было и небольшого прикрытия. Оставались броды – узкое место обороны. Для его преодоления генерал передал людям Ренненкампфа не только полсотни облегченных станковых пулеметов Кольта-Браунинга, но и два десятка полноценных Максимов, а сверх того сорок ручных пулеметов Мадсена, наконец-то поставленных компанией DRS. Не меньшим подспорьем стали и самозарядные винтовки Мондрагона. Он присовокупил оставшиеся после ожесточенных боев в Цзиньчжоу «стволы» к тем, что прислала компания SIG новой партией. И вышло, что на руках у бойцов их целых 1125 единиц! То есть каждый третий боец в этом «корпусе» был с длинноствольным самозарядным оружием! Удобные австрийские карабины, самозарядные пистолеты и гранаты шли уже как приятное дополнение. Орудий много взять не могли, поэтому прихватили только две батареи 42-линейных пушек, прекрасно зарекомендовавших себя в предыдущих боях. Что в итоге получилось? Конно-механизированная группа? Да. Этакий упрощенный и облегченный ее эрзац-вариант. Наверное, разумно было бы всех спешить, посадить на грузовики и «вдавить тапку». Но таким количеством автомобилей генерал не обладал. И так – с руганью и скандалами эту горстку собрал. Никто в столице просто не мог понять, ЗАЧЕМ ему столько новомодных, дорогих и «совершенно бесполезных тарахтелок». Глава 5 10–11 августа 1904 года, окрестности реки Ялу – Желтое море Японская кавалерия достигла реки еще 3 августа, но, сунувшись на броды, спешно отступила. Кое-как сооруженные дзоты позволили задействовать станковые пулеметы на фланкирующих перекрестных позициях. И это было больно. Очень больно. Из того полка, что сунулся в воду, выбраться на берег удалось только трем десяткам бойцов. Да и то – случайно. Генерал Куроки, поняв всю безвыходность своего положения, снялся всеми силами и направился к реке со всей возможной скоростью. Ударят ли русские ему в тыл? Вряд ли. Слишком уже неравные силы сойдутся в открытом поле. Это на своих укреплениях под Ляояном пехота Куропаткина была в текущем раскладе практически неуязвимой. А вот в поле – большой вопрос. Это с одной стороны. С другой стороны, находящийся в Корее генерал Ноги прикладывал со своей стороны усилия для переброски войск к реке. Тем временем вице-адмирал Камимура, принявший командование флота Открытого моря Страны восходящего солнца, выдвинулся из главной базы ВМФ Японии. Дело все в том, что, бросив Ренненкампфа затыкать «бутылочное горлышко» сухопутных коммуникаций, Куропаткин, пользуясь полномочиями главнокомандующего на Дальнем Востоке, нагнал в нижнее течение реки Ялу целую армаду всевозможного старья и хлама, в том числе трофейного и кое-как восстановленного. Даже если канонерка не могла стрелять – она использовалась для вида или как обычный грузовой борт.