Жутчайшая тоска забралась в душу, она скручивала в узел нервные окончания, выбивая набатом в мозг навязчивую мысль о том, что я его потеряю. Говорят, чтобы понять, нужен тебе человек или нет, стоит представить, будто он перестал существовать в твоей жизни. Ты больше никогда его не увидишь, не услышишь голос, не сможешь к нему прикоснуться. Если, представив жизнь без него, тебе стало страшно и невыносимо больно, значит этот человек твой. Вестник был моим. Одна лишь мысль об его отсутствии вывела в свет слезы, которых, как мне казалось, уже не осталось. Влетевшая незвано мысль о его потере настолько плотно засела в голове, что я вскочила на ноги и закружилась по коридору, не в силах найти себе места. Не сумев справиться с собой, накинула пальто и выбежала в подъезд. Забыла закрыть дверь, поэтому ротвейлер выскочил за мной, обогнав на первом этаже. Нужно успеть. Не дать ему уехать. Не отпустить. Если отпущу, то навсегда. Ни в коем случае нельзя дать ему уйти, иначе произойдет нечто страшное. Что-то такое, что сама не могла объяснить, пока выбегала на улицу. Второй раз за сегодня я поддавалась ветреному порыву необъяснимого желания, но сейчас мне уже терять нечего. Точнее, нечего, кроме Вестника. — Леш, стой! — крикнула, присматриваясь к темноте. Под ногами слишком громко хрустнула опавшая листва, пугая резким звуком глухую тишину. Не сразу удалось разглядеть в потемках несколько силуэтов возле соседнего дома. После моего крика одна фигура отделилась и в ней я признала Вестника. Побежала к нему, как сумасшедшая, все еще боясь не успеть. Видимо, бежала так быстро, что перепугала Алекса, потому что он тоже побежал мне на встречу, поймав на ходу. Оказавшись в его руках, я не сразу смогла говорить, пытаясь отдышаться. Сердце после неожиданной пробежки отбивало неровный ритм по рёбрам, голова кружилась и хотелось жутко пить. Моя дыхалка и физическая подготовка оставляли желать лучшего, в то время как Вестник, пробежав аналогичное расстояние, ничуть не запыхался. — Что случилось? — он прижал меня к себе, обеспокоенно разглядывая. Руслан суетился вокруг, стараясь прочитать как можно больше запахов и настороженно косился на стоявших неподалеку мужчин. Я заметила их любопытство, пока они наблюдали за нами. — Не уезжай. Пожалуйста, — попросила я, на что он недовольно цокнул. — Не оставляй меня тут, прошу тебя. У меня такое чувство, что я тебя больше не увижу, если ты уйдешь. — Брось, куда я денусь? Приеду обязательно, — подмигнул и усмехнулся. — Шур, мне надо, пацаны ждут. — Нет, не уходи. Пожалуйста! — Не устраивай спектакль. Я не могу не поехать, — он начал злиться, но я не сдалась. — Не пущу, — заупрямилась, прижимаясь к нему, а затем вовсе потеряла всякий стыд и накинулась с поцелуями. Хаотично покрывая его лицо солеными от слез губами, шептала, чтобы не уезжал. — Да что за… — начал он и осекся. Отшвырнуть хотел, разозлился, но в последний момент прижал к себе, стал гладить по волосам. — Все хорошо, я здесь, успокойся. Как ты себя чувствуешь? Давай вернемся домой, я уложу тебя, потом поеду. Хорошо? — Нет, не уезжай, — захныкала я. — Хорошо-хорошо, — согласился и крикнул ожидавшим его людям. — Я немного задержусь. Подгоните пока мою тачку к подъезду, — он что-то показал жестом, видимо за меня извинялся и кинул ключи. До подъезда мы шли медленно, потому что я продолжала умолять Алекса остаться и висла на нем, ни в какую не желая отпускать. Ему кое как удалось меня успокоить. Затем мы потратили еще несколько минут на попытки подозвать Руслана, который решил помочиться на все кусты этого двора. Когда, наконец, пес подошел и мы зашли в подъезд, вдруг раздался громкий хлопок, звон стекол, металлический скрежет и сигналки всех авто дружно активировались. Вестник, в отличие от меня, сразу понял, что произошло. По глазам поняла, когда он изменился в лице и побледнел. — Стой тут, никуда не уходи, — помертвевшим голосом приказал мне, выбегая из подъезда. Когда я выскочила следом, увидела клубы дыма возле соседнего дома и зажала рот ладонью. — Ты где? — рявкнул кому-то Алекс в трубку. — Приезжай живо. Мою тачку взорвали. Глава 24 Все, что происходило дальше, будто прошло мимо. Я практически ничего не помнила, уйдя глубоко в себя, напоминая немого зрителя кино криминального жанра или одну из его декораций. Приехала полиция, «Скорая», пожарные. Чуть позже подтянулись два тонированных внедорожника, из которых вышли люди Алекса. Двух из них я уже знала — голубоглазые блондинчики-юмористы с загородного дома — Тим и Димарик. Тим еще обозвал Артема псом, из-за чего я с ним поскандалила на кухне. По сравнению с прошлой встречей мужчины выглядели серьезно. Даже мрачно. Ни толики шуток или заигрываний. Я видела на их лицах скорбь, пока они внимательно слушали указания Вестника. Не запомнила, о чем мужчины беседовали, лишь уловила обрывок фраз, где Алекс просил собрать мои вещи и куда-то меня увезти. Он единственный из всех сохранял хладнокровие. Мне бы хотелось быть на него похожей: ничего не бояться, не терять самоконтроль, координировать людей, отбросив эмоции. Его только что чудом не убили, а он делал вид, будто ничего серьезного не произошло. Быть может в глубине души у него и бурлил гейзер эмоций, но окружающим он демонстрировал лишь безразличие к случившемуся. Я всегда восхищалась такими, как он, и одновременно опасалась. Чуть позже к нам подошли полицейские. Двое молодых парней. Семен таких называл салагами. Посыпалась вереница вопросов, на которые Вестник отвечал с нескрываемой агрессией. Для него общение с людьми в форме — вынужденная необходимость. Такие, как он, и не обращаются за помощью к власти, они будут искать врага своими методами и расправятся с ним по канонам криминала. Уверена, они это сделают быстрее полиции. По просьбе Алекса меня осмотрели врачи. Кажется, мне что-то вкололи, потому что выйдя из машины «Скорой», я окончательно перестала понимать суть происходящего. Память запечатлела лишь руки Алекса… Он все это время не отпускал меня, позволяя чувствовать себя в безопасности. Я давно усекла: пока есть он и держит мою руку, все будет хорошо. Еще было очень холодно, мне дали теплый плед. Зеленый. От него сильно несло кофе, из-за чего у меня активировался токсикоз. Затем Тим попытался меня посадить в машину, из-за чего я стала протестовать, не желая расставаться с Алексом. Вырываясь, просила его вернуться. Помню, как он шептал мне что-то ласковое, как тогда, раньше, и целовал мои ледяные руки, успокаивал. Запомнился краткий поцелуй в губы и тепло его ладоней на моем животе. А еще фраза, адресованная Руслану: — «Охраняй», — сказал он псу. Тот действительно меня берег. Животное никого ко мне не подпускало, поэтому мужчинам стоило огромных трудов растолкать уснувшую меня на заднем кресле и уговорить выйти. Оказавшись в какой-то комнате, я заснула в обнимку с Русланом, запустив его прямо на кровать. Проснулась вечером. Осмотревшись, привела себя в порядок, воспользовавшись ванной в смежной комнате. Меня привезли в загородный дом, с которого все началось, поселив в спальне, где мы впервые с Вестником стали близки. Тут ничего не изменилось: нежные голубые обои, черно-белое панно с природой у изголовья кровати, на тумбе статуэтка с обнаженной дамой, а за дверьми снова рой уголовников. Ничего не менялось, кроме того, что на этот раз мне страшно не было. Рядом со мной Руслан, благодаря которому сюда никто не рисковал зайти. Меня даже закрыли на замок и, уверенна, сделали это не потому что боялись моего побега, а в целях защиты против бешеной собаки, которая при попытках занести мне еду бросалась на гостей с угрожающим рыком. Ожидая Алекса я успела собрать волосы в французскую косу, нанести легкий макияж, переодеться в черное вязаное платье и, устав маяться бездельем, засела рисовать. В процессе зазвонил телефон. Это была близняшка. — Как ты? — сестра спросила в лоб. — По новостям показали тачку Алекса. Говорят, его хотели убить, но погибли несколько человек, еще и тачки соседние пострадали. Жесть что там было, я смотрела видео. Ты в порядке? По твоему номеру вечно отвечает электрическая женщина с однообразным текстом. Я волнуюсь! — Я в порядке, да. Сижу вот, закрытая в комнате, обнимаю собаку и жду, пока он вернется. Надеюсь, вернется, — старалась говорить спокойно, но на последнем предложении голос дрогнул. Я боялась, что он не вернется. Что тот, кто начал свой путь уничтожения Вестника, дойдет до конца и я потеряю его. — Вернется, не гони. Такие, как он, всегда возвращаются. А то, что запер, неудивительно. Он теперь тебя, как крестраж оберегать будет. Она резко замолчала. — Я случайно подслушала то, что мне было не нужно, — осторожно начала я. — Меня хотели убить и Алекс сказал, что я его невеста, забрал меня. Теперь мы будем изображать пару, пока он не решит свои вопросы, а потом отправит меня далеко отсюда, — поджала губы, чтобы вернуть самообладание. — Он сказал, что вместе мы никогда не сможем быть и с ним у меня не будет отношений, о которых я мечтаю. Я, видимо, наивная дура, правильно меня все подкалывали. Витаю где-то в облаках, мечтаю, фантазирую, а на самом деле человек, без которого я жизни не представляю, меня не любит. — Это он тебе сказал про не любовь? — Не понимаю я его, сестрен. Не пойму, что на уме. Вроде бы тянется, обнимает, а потом словно резко просыпается и становится холодным и таким чужим… Говорит ужасные вещи, убеждает в том, что ему не нужны отношения и любовь в его планы не входит. Я запуталась. Обидно. Даже не так: мне очень больно от того, что я влюбилась в того, кому не нужна. Алекса засопела на том конце провода. Знала я эти звуки: бесилась, что обнять не может. Ее всегда раздражало, когда мне плохо, а она не могла быть рядом. — Санчо, я, наверное, сразу должна была тебе сказать, но тогда решила не говорить, чтобы ты его забыла и не накрутила себя на еще более вечную любовь… Но ты все равно его любишь, поэтому я скажу. Только не злись на меня, ладно? — сестра впервые заговорила с опаской, словно и вправду была виновата передо мной. — Говори, — напряглась я. — Ты точно меня после этого не вычеркнешь из своей жизни? — Говори! — Ладно, хрен с ним. Ты должна знать. Дело не в том, что Алекс тебя не любит, а в другом, — снова замолчала, будоража мое терпение. — Мы с ним когда встретились тогда, он рассказал, почему на аборт хочет отправить тебя. Так вот… Он против ребенка был не потому что не любит или эгоист, а потому что на его глазах убили его девушку и дочь. Это произошло из-за его образа жизни. Он пытался их уберечь, спрятать, но не смог. Он просто боится за тебя, Сашуль. Я не представляю, что творится у него в голове сейчас, но он любит тебя. Его коротит на тебе, я видела, как его ломает. И еще есть кое-что. Ты здесь вообще? — Здесь, — хрипло ответила, переваривая услышанное. — Ты же знаешь, как я Семена люблю? Короче, я Вестнику сказала, что братишка тебя избил и ребенка в детский дом отдать хотел. После этого Алекс все пальцы переломал Семочке. Так что он не случайно повредил руку на тренировке, а это его твой рыцарь нахлобучил. Я бы не рассказала тебе, но не могу смотреть, как ты убиваешься и страдаешь. Не ищи причины в себе, тебе повезло встретить свою любовь и у вас будет ее продолжение — ваш мелкий. Это главное. Поэтому послушай Вестника и уезжай. Дай ему покой, разобраться с делами и не ищи проблемы в себе. Там все гораздо сложнее и ему намного больнее, чем тебе. — Спасибо, что рассказала. Теперь многое встало на свои места. Боже, Алекс… Я при всем своем богатом воображении боялась предположить, что тебе пришлось пережить. Милый мой, что они с тобой сделали? Даже своему заклятому врагу я бы не пожелала испытать те чувства, через которые прошел ты. Теперь мне понятно, почему ты меня отвергаешь и делаешь все, чтобы ненавидела. Только сейчас до меня дошел смысл сказанных слов. Таким, как я, детей нельзя. Жениться тоже. Не дури. Я дал тебе возможность уйти. Думал, ты умнее. Теперь ты рычаг давления на меня. Его слова наперебой зазвучали в голове, заставляя прожить боль сказанного им. Эта боль раскаленным шилом бурила изнывающее по той девочке и девушке сердце. Я будто своими глазами видела радость Алекса от отцовства, улыбку его любимой, а потом могильные кресты и безысходность. Правильно он сказал: таким, как он, наступать дважды на одни и те же грабли нельзя. Второй раз такое сложно пережить. Я скинула вызов, не попрощавшись. У меня закончились силы на разговоры. Все, на что хватило, это уронить телефон на кровать и устало рухнуть следом, закрыв ладонями лицо. Леша… Как бы я хотела тебя обнять… Но только ты не позволишь себя жалеть. Мужины вообще не терпят жалости, поэтому мне не стоит допускать таких мыслей. Я не слышала, как он зашел. У Вестника была привычка — ходить бесшумно. Его выдала собака, которая вскочила и радостно заскулила, приветствуя хозяина. Я тоже приподнялась, смотря на Алекса уже другими глазами. Он стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Уставший, измотанный, опечаленный. В глазах скорбь по ушедшим товарищам, губы плотно сжаты в жажде отомстить врагам. На скулах щетина с идеальным порядком, на теле все та же кожанка с водолазкой, черные джинсы. Весь в черном. Сам траур во плоти. Вестник внимательно рассматривал меня, будто искал изъяны. Не нашел, ибо единственный мой недостаток — патологическая любовь к нему. Снаружи я конфетка, а внутри червоточила им. Видел ли он это, не знала, но ухмыльнулся, закончив свой обзор. — Собирайся. Мы уезжаем, — холодно произнес и вышел из комнаты. Рус тоже побежал за ним. Его охранная вахта закончилась, за мной пришел другой цербер. Глава 25