-Ты неудачник, Даори,- начал тюремщик морально давить.- Ты при жизни был неудачником, и уж после - сплошное невезение. И с бабой у тебя пролет. Миранда все время проводит с Таем. Почему ты ее не трахнул, дурак? Теперь ее трахает гнусный демон. А ведь какая девочка. Конфетка! И, знаешь, прежде чем ты сдохнешь, я попробую ее кровь. Я узнал, она каждый день таскает к твоему старому убежищу бутылки с бычьей кровью. Их забирает Тай и приносит мне. Но к Хургу Тая. Сегодня я уже опоздал, да и сыт под завязку. Но завтра я перехвачу эту сладкую девочку. Я ее поимею и выпью, Даори. И она будет перед смертью проклинать тебя, и все будут думать, что это сделал ты! Пресветлые боги знают, скольких сил стоило сдержаться. Понятно же: провокация. Не настолько Эсмус дурак, чтобы сорвать дипломную работу Тая. Не настолько гаденыш голоден, чтобы Жажда помутила разум. Вон - стоит, надутый живой кровью под завязку, с языка капает. Но если дорвавшегося вампира повело от сытости после долгого воздержания, могло в голову ударить хуже хмеля. И тогда Эсмусу захочется если не выпить, то взять Миранду. В отместку. Ведь ему так понравилось брать то, что принадлежит Даори. Или будет принадлежать. Пресветлые боги, неужели бывший белый маг уже считает красноволосую демоницу своей? Чужую невесту? Невесту подлого демона, не погнушавшегося даже сгнившим изнутри вампиром Эсмусом? Невесту темного адепта, мечтающего заковать крылатый костер, согревший даже вампира? Да. Это его, Даори, демоница. Его личный кошмар. «Моя»,- подумал лен-маг. Мысленно покатал на языке это слово, словно прозрачный морской камушек, подобранный на берегу на счастье. Моя. Это так странно. Необыкновенно. И так... цельно. Словно последние кусочки его истерзанной души и сломанного тела с щелчком воссоединились и слились воедино. Даори больше не слышал возбужденного бормотания Эсмуса, избирательно отключил звук голоса, реагируя только на шумы. Такие, как скрежет засова с той стороны железной двери. Ушел наконец. Пленник многому научился за - сколько сказал демон? месяц?- нескончаемый, растянутый до вечности месяц. Это оказалось немыслимо долго. Лен-маг, а теперь уже не имеет смысла говорить о нем «бывший», успел сделать столько, сколько не сделал и за пять лет вампирской жизни. У него впервые оказалось достаточно времени. Разумеется, не будь предыдущей подготовки и в светлой магии, и в темной, Даори мало бы что сумел. Разве что главное - не сойти с ума в своей одиночке. Ему бы еще месяц работы в абсолютной тишине и покое, в экранирующем все магические возмущения и искажения коконе, в полной сенсорной недостаточности, которая для мага его уровня была не пыткой, а благом. Но тянуть больше нельзя. Он готов. Защитный кокон раскрылся лепестками лотоса, разрывая намотанную вокруг него сеть. Если и были на ней заклинания, то они иссякли. Если и были веревки пропитаны ядом, они сгорели в полыхнувшем огне. Даори беззвучно спрыгнул на пол. Земляной, утрамбованный, скользкий от подземной влаги. И сразу вонзил отросшие когти в плотный грунт, разрыхлил, погрузил ладони в наполненную Тьмой почву. Какое счастье! Он уже забыл, как это бывает. Он снова чувствовал связь со своей стихией. Тут она была иная, измененная, не такая, как в чистых полях Белой империи. Но в ней не было зла. Зло всегда в разуме. Маг поглотил недостающие его телу элементы, провел одной ладонью по влажной каменной стене. Не брезгуя, намочил сухие потрескавшиеся губы. Выпрямился, прислушиваясь к восстановленному, почти новому телу. Распустил жемчужные крылья, озарившие его тюрьму пока еще слабым светом. Зан-о-Мьир будет удивлен, когда поймет, что произошло с его Младшим. Даори переметнулся в белую мышь, полетал по камере, вернулся в родное тело и тихо рассмеялся. Ему удалось невозможное. Он жил. Он чувствовал. Сохранив все впечатанные в память тела атрибуты вампира - игольчатые клыки, отрастающие когти, вторую ипостась, он избавился от Жажды. Это он точно знал. И, возможно, от Зова. А если так, то Великий князь над ним не властен. Лен-маг восстановил себя из небытия, из крохотной искры, оставшейся от прежнего существа. Потому что Свет непобедим. Особенно если у мага есть цель. Но у него есть еще дело. Прежде, чем призывать помощь князя, он должен поэкспериментировать с подменным заклинанием. Еще какое-то время он посвятил обкатке заклинания и остался удовлетворен. Дольше нельзя тянуть - он потерял чувство времени, и в мире за железной дверью, может быть, уже прошли сутки, и Эсмус, укравший лицо Даори, подкарауливает ничего не подозревающую красноволосую девушку. Он сел на пол, сосредоточился, придал телу чувство голода и изможденности, впустил в душу чувство страха и отчаянья - Зан-о-Мьир обязательно услышит отголоски - и только тогда мысленно произнес формулу на древнем: «Взываю к тебе, мой князь!» Если бы Даори знал, скольких светлых магов выпил и обратил Предвечный, он не был бы так самонадеян. Хотя догадка мелькнула, что за сотни лет не-жизни Зан-о-Мьир чего только не повидал. Но эту мысль затмила эйфория от обретенной целостности и свободы. Зан-о-Мьир откликнулся быстро, обнадежил, что посланник уже в пути и посоветовал ждать. Но у Даори сил не было ждать, когда тот проникнет в Академию, отыщет это опостылевшее подземелье в перепутанных корнях древнего здания. Он выбил ржавую дверь заклинанием, а вот дальше очень долго плутал. Даори заподозрил, что его тюрьма находилась уже за пределами территории Академии - магические паучки-наблюдатели здесь отсутствовали как класс. В подземельях и начинающихся ниже, в скальной породе, катакомбах можно было спрятать не только вампира - полчище драконов, и никто бы их не заметил. Ноги подкашивались - отвыкли от движения. Споткнувшись, Даори растянулся. И сдался, превратившись в белую летучую мышь. Это и спасло. Мышь вспорхнула с каменного пола за миг до того, как на него набросилось чье-то утробно рычащее поджарое тело. Даори ошибался - кое-какая охрана наличествовала. Если это охрана, а не дикие животные, поселившиеся в запутанных лабиринтах, куда даже низший демон не полезет охотиться. Выяснять, что за тварь напала, не было ни сил, ни желания. Маг метнулся за поворот и летел под низкими сводами катакомб, уходя от погони, полностью доверившись мышиному чутью. Безошибочный инстинкт вывел его на берег реки. Он нашел убежище в корнях дерева и долго лежал комочком грязи, не в силах пошевелиться. Болело тело. Его живое тело. Мертвое не болит. Мышцы атрофировались, и казалось чудом, как он сумел выбраться. Особенно если учесть, какие твари бродят внизу. Но надо было возвращаться. Найти Миранду. Помириться. Поблагодарить. Вот только он немного отдохнет. Совсем чуть-чуть. До полудня еще далеко, он успеет. Глава 12 Очнулся Даори от тяжелого немигающего взгляда. Сам Великий князь стоял над ним, недовольно щурясь: солнце перевалило далеко за полдень и било ему в глаза. -Я приш-шел на твой зов, Даори,- прошипел Зан-о-Мьир, почти не разжимая узких губ.- И что я вижу? Вместо того, чтобы ждать меня в месте заточения, дабы я убедился своими глазами в преступлении против моего Младшего, ты дрыхнешь на свежем воздухе. Мало того, не торопишься приветствовать своего князя! Или ты забыл, как я выгляжу? Забыть сложно. Глава клана Неупокоенных, один из древнейших вампиров мира, об изощренном уме, силе и кровожадности которого складывались легенды, издалека выглядел как невысокий и тощий подросток с непропорционально крупной головой и длинными руками и ногами. Паук - прозвище, которое сразу приходило в голову, но ни один кланник не называл его так даже в мыслях. Услышит. И накажет. Он был чудовищно некрасив. На узком и остром, как лезвие, лице выделялся огромный горбатый нос, под которым совершенно терялся впалый рот с бледной полоской губ. Пергаментная пятнистая кожа туго, без единой морщинки, обтягивала череп - крупный, лобастый, надвигающийся на щелки по-волчьи рыжих глаз. И все это уродство обрамляли густые, похожие на завитый парик, ржавого цвета кудри. -Мой князь, я твой вечный слуга,- произнес Даори формулу приветствия. Волчьи глаза князя опасно засветились оранжевым огоньком. Даори проследил за направлением взгляда и заметил одну потрясающую вещь: солнце добралось до убежища, и его мышиные лапы, вцепившиеся в старый сухой корень, оказались на ярком свету. И при этом юный вампир не развеялся горсткой пепла, что совершенно очевидно. А ведь никакого амулета при нем не было, и защитного кокона тоже. Князь осклабился. -Не понимаю мышиного писка. Прими надлежащий вид! -Прости, если мой вид прогневил тебя, но у меня нет амулета, а мышиная ипостась не так подвержена пагубному воздействию солнца. Для моего истинного тела слишком светло даже в этой яме. Ноздри Зан-о-Мьира гневно раздулись, но он сдержался, активировал и бросил Младшему горошину амулета. Она упала неподалеку, но так, что не достать, не отлепившись от сучка. -Бери и возвращайся в свое тело,- приказал Старший.- Я исцелю твои раны, клянусь, поставлю на место даже мозги. Звучало угрожающе. Князь попросту выманивал Даори. Не царское это дело - лезть в яму под вывороченное с корнями дерево и пачкать землей почти вечное тело. И опять лен-маг оказался в ловушке. Выполнить приказ - выдать себя с головой. Ослушаться - бросить вызов смерти. А собственно, разве в первый раз? -Я слишком давно не возвращался, Предвечный,- вздохнул Даори.- С момента ранения, когда перекинулся, чтобы выжить. Это тело оказалось ловушкой, я не могу вспомнить, как вернуться. Зан-о-Мьир, присев на корточки, пробуравил его взглядом. -Ты смеешь мне лгать? Самое забавное, успел подумать Даори, что никакой лжи. Измененное тело вампира действительно оказалось ловушкой для светлого лен-мага. Его силой был Свет, но теперь солнце несло ему окончательную гибель. -Я шел по твоим следам в подземелье,- добавил Зан-о-Мьир, поднимаясь с корточек и разминая длинные бледные пальцы.- Ты забыл, что я - твой создатель, Даори. Ты для меня всегда открыт и всегда будешь мне подвластен. Бледные пальцы выстрелили десятью грязно-рыжими, как волчьи глаза, молниями. Даори был готов. Он встретил удар щитом тьмы, поглотившим энергию заклинания,- не зря же он четыре года провел в Академии демонов. Выглядело это так, словно десять стрел вонзились в облако мрака. И тут же, не дожидаясь нового удара, Даори швырнул в противника щит вместе с пойманными молниями, обратив их в ослепительно сияющие мечи. Лезвия света вонзились в тело князя, прошили насквозь, оставив прорехи, и откинули на десяток шагов. Увы, голова и сердце Древнего оказались не задеты. Он вскочил почти сразу, встряхнулся, мгновенно сращивая ткани мертвого тела. Медная дымка окутала его тело, и вот князь уже цел. За эти доли мига Даори успел, скогтив амулет, вырваться из древесной ловушки и метнуться в густые заросли черного шиповника, ковром росшего вдоль берега вперемежку с древняком - не менее колючим висячим полукустарником, с густыми шипами длиной в ладонь. По таким зарослям способны передвигаться только демоны, да и те - исключительно в непрошибаемой боевой броне. Он незаметно отполз. Колючие ветви послушно уклонялись с пути, запутываясь позади в сплошную стену. Отсюда его вся армия Неупокоенных не достанет. И огнем не выжечь - светлого лен-мага, хлебнувшего Тьмы под завязку, теперь и земля демонов укроет и спасет. А интересный эффект слияния противоположных магий получился, отметил бесстрастный ученый в Даори. Наверняка потому, что соединились они сначала в мертвом теле. Впрочем, об этом он потом подумает. «Стой, Младший!- ворвался в его мозг приказ и парализовал.- Вернись!» Он вонзил когти в землю, как якоря. Ни за что. То, что его ждет,- хуже мучительной смерти. А все-таки Зов остался, вздохнул бывший вампир. Жаль. От этого дара он с радостью избавился бы. «Я приказываю!- хлестнуло его.- Или я убью твою мать». Она и так молит о смерти каждый миг!- хотел крикнуть Даори, но он сцепил зубы и осторожно отполз еще глубже в колючие заросли. И тут его скрутило адской болью, вонзившейся в голову длинной раскаленной иглой. Эту пытку он тоже помнил. Даори закрыл глаза, вспоминая сожженное до кости лицо и бугристый череп когда-то белокурой женщины, его матери. Гордой красавицы Лолии. Воспоминание о ней и о ее любви к сыну всегда давало ему силы вытерпеть любые муки. Она же терпит. От боли спасала другая боль. Он вспоминал, как хоронил отца, как торопился продать родовые владения за гроши алчным соседям, как отрекался от наследного лена, предав родившую и питавшую его землю, и валялся после отречения сломанной куклой, залечивая разодранную ауру. Он вытерпел все ради цели, и сейчас вытерпит.