– Странный вопрос к хозяину дома, – сказал я, помогая Свете покинуть машину. – Я к себе приехал. Кстати, не знаю, кто из соседок вас пустил, но прошу освободить дом. Я понимаю, курортники и всё такое, но я сюда жить переезжаю. – Странные вы вещи говорите, юноша. Этот дом мой, два месяца назад я купил его детям на медовый месяц. Они приедут через неделю. – А я этот дом купил у хозяйки, её муж построил его в тридцать седьмом году. А купил я его в сорок втором, в начале осени, когда с зоны откинулся. Две соседки подтвердить могут, они присматривают за домом. Да и сотрудницы в исполкоме, проводившие регистрацию, подтвердят, как, впрочем, и сама хозяйка. Она хоть и в Куйбышеве теперь живёт, но вполне жива и здорова, надеюсь. – Да? – К этому моменту мужчина уже стоял, облокотившись о перила. – Так ведь как раз одна из соседок мне дом-то и продала. Документы были в порядке, я проверял. А вот, кстати, и она. Я обернулся и увидел знакомую старушку, которая бодрой походкой заходила во двор. Увидев меня, она на миг запнулась, но быстро оправилась и обратилась к мужчине, стоявшему на верхней веранде: – Я смотрю, гости у тебя, Ляксеич, машина приехала. – Смотрю, ты меня не узнаёшь, старая. Ничего, я напомню, – доставая пистолет, сказал я. – Помогите! Убивают! Старушка бросилась к воротам. В деревянное основание ворот вошли две пули, они были разрывные, щепки от столбов так и полетели. Соседка замерла, испуганным сусликом обернувшись ко мне. Дети не испугались: пистолет был с глушителем, и для них выстрелы что хлопки. Вскоре появилась милиция, началось разбирательство. Следствие шло три недели, опросили и прежнюю хозяйку дома, которая уверенно указала на меня как на покупателя дома. Вторая соседка, которую я также просил присматривать за домом, умерла год назад. А этой первой явно помогли провернуть дело с продажей дома. В общем, схема вскрылась, виновных нашли. Потом был суд, я присутствовал на нём при полном параде. Вопрос решился в мою пользу, дом мне вернули. Деньги у мошенницы нашли, даже больше чем нужно, и вернули обманутому покупателю. А мошеннице дали три года условно, на зону отправлять не стали, всё же восемьдесят один год старушке. Знаете, а тот мужик, что на мошенников попал, ничего оказался, мы с ним сдружились на почве любви к рыбалке. Вместе ходили рыбачить на лодке. Заселившись в дом, я выделил ему комнату, вместе и молодожёнов встретили, его дочку с мужем. Какое-то время они все жили с нами, а чуть позже купили дом неподалёку от моего. Всё это время мои женщины проводили время на пляже с детьми, в наши дела судебные не вмешивались, отдыхали, и это главное. Здесь же и второй сынишка у меня родился, в местном роддоме. Принимая кулёк с сыном, я назвал его Алексеем. А старушка-мошенница быстро продала дом и уехала. Хватило намёка в виде живого рассказа о том, как она, облитая бензином, бегает огненным факелом и верещит. Намёк оказался понятен, и уже через неделю у нас были новые соседи. А потом настала пора везти девчат и детей обратно в Москву. Планов у меня было много. Несколько раз участковый заглядывал, уточнял, не нашёл ли я работу, и тут же предлагал шикарные места в разных организациях, в основном на должности руководителей. Похоже, жить тунеядцем, как я хотел, мне не дадут. Надо что-то придумать. А ведь я надеялся, что тут, на юге, с этим проще. Да ни фига. Надо найти какую-нибудь фиктивную работу и спокойно жить на море. Может, изредка для смены обстановки устраивать туристические путешествия по Союзу: на плоту по Волге сплавляться или ещё что. Войны нет, живи как хочешь. Ну, это я раньше так думал, пока участковый шастать не начал. Но я всё равно собирался жить именно так, несмотря на палки, что ставило в колёса государство. Будем жить. * * * Очнулся я сам. Болела голова, но не сильно, ноющая такая была боль. Похоже, рана или ушиб у правого виска, не пойму. Я старался не шевелиться, потому что слышал шорох, топот сапог, позвякивание, характерное для оружия, скрип дверных петель, мат и разговоры. На украинском суржике. Чёрт, я десять лет каждое лето резал националистов в украинских лесах, уж я-то знаю их наречие. Сталин мои письма читал и не был добреньким к этим ублюдкам, давили их только так, вот они по лесам и прятались. А я охотился на них, до совершенства отточив свои навыки лесовика. Потом они как-то исчезли, повывели мы их с разными командами (я-то частник, а те на государство работали), ещё два лета вхолостую искал, мелочовка была. А потом и бросил, других дел хватало. Что я могу рассказать о себе? Двадцать семь лет отличной жизни позади, есть что вспомнить. Я жил как хотел. Стал членом Союза композиторов и Союза писателей, это сняло вопросы с работой, и мои песни звучали из каждого радиоприёмника или проигрывателя. Все эти годы я прожил в Геленджике, в своём доме. Летом дети приезжали ко мне на каникулы, но вот парадокс: они приезжают, а меня нет, я на националистов охочусь. Это позже, когда они постарше стали, я лето уже проводил с ними. Вот так и прожил двадцать семь лет, до ноября тысяча девятьсот семьдесят второго года. Что сказать по своему хранилищу? Содержимое его, особенно в части припасов, практически полностью было мной использовано и постепенно заменено на более современные аналоги. Да и занимают они едва пятьдесят тонн, это мой НЗ: сорок тонн – это топливо и масла разных марок, а ещё десять тонн – кристально чистая горная вода. Моя личная коллекция оружия из того, что я добыл, осталась нетронутой, я её ещё и пополнил современными образцами, нашими и заграничными. Из техники у меня остались один вездеходный плавающий «Кюбельваген», «Опель-Блиц» и мотоцикл БМВ, остальное выцыганили киношники для съёмок фильмов о войне: я ведь был известным коллекционером раритетной техники. Из танков я сохранил оба Т-40, Т-38М и Т-34-85. Как ни крути, я был и остаюсь танкистом, от этого уже никуда не денешься. И пусть моя последняя должность – командир роты, профессиональная деформация состоялась. Я люблю танки. Так что кроме всего прочего была у меня в хранилище ещё одна бронемашина. Я немало стран посетил за это время, хотя официально родину не покидал, границы Союза пересекал незаконно. И вот в шестьдесят третьем году я оказался в Египте, а туда как раз доставили морем танки ИС-3М. Весит этот танк сорок девять тонн, но я не смог пройти мимо и один из них, новенький, спёр после разгрузки в порту, а помимо него ещё на пять тонн боеприпасов набрал. Глава 8. Схватка и новая жизнь Таким образом, на момент гибели хранилище было практически полное, оставалось около тонны резерва. Были там советские армейские грузовики: ГАЗ-63, ГАЗ-66 и ЗИЛ-157, ну и пара УАЗов. Гражданской техники было меньше, всего две единицы: чёрный ГАЗ-24 «Волга» и оранжевый «Москвич-412». Кроме того, я всё же пополнил свой запас авиатехники: у меня был один вертолёт «Хьюи», угнанный у американцев в Панаме (во Вьетнаме при мне войны не было), и угнанный у тех же пиндосов новый поплавковый самолёт модели DHC-2 Beaver, их канадцы делают. Сталин прожил до шестьдесят первого, хотя с поста главы государства ушёл ещё в пятьдесят седьмом. Молодец, здорово давил националистов в лесах Украины, я сам тому свидетель. Приговоры были в основном расстрельные или пожизненные: пусть отстраивают Союз после войны. Кроме того, он не отдал Белосток и другие земли, выселив всех поляков на территорию Польши. Вёл жёсткую политику и оставался крепким хозяйственником. Нагнул и финнов, и румын как союзников немцев. Сталин не дал американцам создать ядерную бомбу, у нас она раньше появилась. Взорвали на полигоне, пригласив свидетелей из других стран. Это произвело впечатление и сильно изменило политику в отношении Союза. Восстание в Венгрии было, я поучаствовал в нём инкогнито, немало венгров на тот свет отправил. Этот народ в Империалистическую и Гражданскую немало зверств в России творил, наших тысячами вешали, в основном гражданских. Вот я им и мстил, пулемётом с крыш по толпам протестующих неплохо поработал. А Сталин вбил восстание в землю, потери они понесли огромные. Командовал там Рокоссовский, маршал Победы, а Жуков погиб в сорок четвёртом от пули бандеровца: обстреляли их штабную колонну. Потом на пост главы государства встал неизвестный мне Панов, взращённый Сталиным: готовил тот себе преемника, ещё как готовил. На момент моей гибели Панов всё ещё был у руля, и руководил он хорошо. Правда, помощь оказывал разным странам, в том числе и каннибалам из Африки, но не просто так: в обмен Союз имел на разных морях несколько своих военных баз и городов, построенных на выкупленных землях. Тот ещё еврей этот Панов, хотя по национальности русский-белорус. Берия до самого своего выхода в отставку в шестьдесят пятом руководил сначала НКВД, потом КГБ, и на момент моей гибели был жив, проживал в Крыму, в своём доме. В общем, мирная жизнь, похожая на брежневский застой. Красота. Но развитие всё же шло, мне со стороны это было заметно. Письма я больше не писал, в сорок первом отправил последнее. Считаю ли я себя причастным к таким заметным изменениям в истории? Скорее частично. Я дал толчок своими письмами Сталину, остальное они сделали сами. Потери в войне по последним подсчётам составили девятнадцать миллионов и шестьсот тысяч – тоже много, но куда меньше, чем в моей истории. Этим я гордился, хотя, вздыхая, всё же сетовал, что можно было обойтись и меньшими потерями. Теперь по моей гибели: нельзя сказать, что я погиб банально. Летел из Москвы, где у меня были дела, в аэропорт Сочи, чтобы потом вернуться домой в Геленджик. Я уже пять лет работал над книгой о попаданце в прошлое, это была уже третья, первые две вызвали фурор и издавались миллионными тиражами. В Москве, имея допуск в архив Генштаба, я изучал бое вые материалы сорок первого года по западной границе и хотел пообщаться с очевидцем. И вот на полпути мы, похоже, столкнулись с кем-то на высоте. Удар – и самолёт начал распадаться. Я бы выжил, у меня парашюты наготове, достал бы, пока падаю, застегнул, опыт есть в падении его надевать, тренировался, да и прыжков с парашютом больше трёхсот. Но отлетевший обломок прилетел мне точно в голову, и сознание погасло. Я прекрасно знал, что произошло перерождение. Эти портальщики всё же дёрнули меня: мол, раз оплату получил – отрабатывай. Но отправляли меня не в командира танковой дивизии, о котором говорили ранее. Дали краткую вводную информацию, потому как на этот раз память бывшего хозяина тела мне не достанется. Его душу, как мне объяснили, уже отправили выполнять другое задание на Гражданскую. Поэтому, мол, ты дальше сам, никто помогать не будет. Задача – громко заявить о своей дивизии и бить немцев так, чтобы остался след в истории, а они глянут, что получится. Ну, я им устрою. Так вот, краткая информационная справка, полученная мной, пока мою душу перемещали в новое тело. Полковник Никифоров Николай Матвеевич, родился 24 декабря 1898 года. Ха, младше моего прошлого тела на семь лет: там мне полтинник был, а этому в декабре сорок первого сорок три года исполнится. Командир 25-й танковой дивизии РККА 13-го механизированного корпуса 10-й армии Западного военного округа. Сейчас восьмое июня. Обычно машину Никифорова в отражении других миров обстреливают из леса на дороге Бельск – Подлясны – Лапы, командира дивизии охраняет пулемётный броневик БА-20, всё заканчивается выбитыми окнами машины, и колонна уходит. В этом мире всё произошло немного иначе: водитель был убит, эмка скатилась на обочину, и пока броневик прикрывал машину командира, его подбили, так как у противника оказалось бронебойное ружьё. Полковник был ранен, пуля чиркнула по виску, что и отправило его в мир иной. Но портальщики вовремя среагировали и, не дав телу умереть, заселили в него меня. Бой тем временем закончился, и бандиты занялись сбором трофеев. Тело полковника из машины выкинули, приняв его за мёртвого. Скорее всего, на тот момент пульса и правда не было, но появился, как только я оказался в его теле. Когда моё новое тело задышало, я постарался не издавать шума и особо не двигать грудью при дыхании, это заметно. Быстро прокрутил мысленно, что я помню о Никифорове, а читал я о нём в архиве Генштаба. Вообще, как и обо всех командирах танковых дивизий, но вот про 13-й механизированный корпус читал мало. Там было три дивизии: 25-я и 31-я танковые и 208-я моторизованная. Корпус находился в стадии формирования, а 25-я танковая дивизия считалась самым сильным соединением в корпусе, в ней было более двухсот танков, в основном лёгкие Т-26, новейших на данный момент не числилось. Дивизия была разбита за три дня в приграничных боях, комдив при выходе из окружения попал в плен и сгинул в лагерях. Это всё, что я знаю. Мало, да? Ну, что есть. В этот момент рядом послышался шорох шагов, и передо мной кто-то присел. Я уловил дыхание на своём лице и почти сразу почувствовал, как копаются у меня в карманах. Потом потянули за френч; скорее всего, я именно в нём: командиры на начальном этапе войны не маскировались от снайперов, надевая красноармейское обмундирование. Когда выйдет этот приказ, сколько командиров потеряем. Хорошо, что я танкист, мне с этим проще: буду в танковом комбинезоне со шлемофоном ходить, хоть такая маскировка. Пора. Я резко открыл глаза, отчего молодой бандит вздрогнул, распахнув глаза, но сказать ничего не успел, как и поднять тревогу. Хранилище было при мне, и я уже подобрал готовое к применению оружие из тех трёх десятков, что были у меня в запасе. Выбрал два пистолета «Вальтер ППК» с глушителями. У меня и другие были, но гильзы останутся, так пусть лучше будут от иностранного оружия. Цилиндрик глушителя ткнулся бандиту в подбородок, и я нажал на спусковой крючок. На лицо мне чуть брызнула кровь, тело начало заваливаться на меня и пришлось его оттолкнуть той же рукой. Лязг затвора не был услышан, потому что как раз в этот момент раздались многоголосые крики. Судя по ним, наблюдатель засёк на дороге колонну армейских автомашин, вот бандиты и стали поторапливать друг друга. Я сел и осмотрелся. Полевая дорога тянулась рядом с опушкой хвойного леса, а чуть дальше ныряла в лес. Место не самое удобное, но тут засады и не ждут: лес хорошо просматривался, особенно опушка. Вот другой лес, в который ныряла дорога, был смешанный, там можно засаду устроить, но, видимо, у бандитов были причины засесть здесь. Потом выясню, может быть. Всего бандитов у колонны было с два десятка. Что-то много на меня одного. Покрутив головой, я насчитал семнадцать, убитый мной был восемнадцатым; как я понял, он пытался снять с меня ордена. Все бандиты были одеты в обычную крестьянскую одежду, скинь ремни и отбрось оружие – и не отличишь от простых колхозников. Треть бандитов в возрасте, даже с бородами, у одного седая, он и командовал. Броневик, судя по всему, был на ходу, и они хотели его угнать, даже завели уже, а вот эмка, похоже, нет. Ещё двоих я засёк на опушке, это был расчёт бронебойного ружья, оба с винтовками подстраховывали своих. Они заметили, что я очнулся и грохнул одного из бандитов, но не успели подать сигнал тревоги. Ну и где-то ещё должен быть наблюдатель, один или двое, если с разных сторон дороги. Как только сел, я молниеносно изучил обстановку и сразу открыл огонь с двух рук, благо был обучен и имел огромный боевой опыт применения такого оружия. Я бы серьёзно проредил бандитов, трое из которых копались в салоне командирской машины, а ещё несколько помогали вытаскивать экипаж броневика, но вмешались те двое из прикрытия: их винтовки почти залпом ударили по мне. Хорошо, что краем глаза я отслеживал их действия. Как только они прицелились, я откатился в сторону, и пули бессильно взрыхлили почву. Ещё до их залпа я успел практически опустошить магазины пистолетов, причём стрелял прицельно, и каждому бандиту досталось по пуле. Убил или нет – неважно, главное – поражение, потом добью. Магазины были на восемь патронов плюс по девятому в стволах, пистолеты имели калибр 7,65×17 миллиметров. Так вот, троих возле эмки и пятерых у броневика я кончил из пистолета в левой руке. Потом пришлось, убирая пистолеты, откатываться от выстрелов прикрытия. Я достал автомат, немецкий StG 44, и срезал это прикрытие короткой очередью, уж очень они мне мешали. Три гранаты полетели бандитам под ноги, после чего я ушёл за передок эмки, лёг на живот и из-под машины стал стрелять по ногам бандитов. Эмка тряслась от попаданий пуль – по мне стреляли из карабинов и винтовок. Оружие я держал боком, чтобы магазин автомата не упирался в землю. Пули у МП-44 мощные, в брызги рвали сапоги, слышались крики раненых. Я бросил за броневик ещё две гранаты, переждал взрывы, перезарядил автомат и стал прицельно, одиночными, бить по всем телам, выбивая подранков. Рядом взвизгнула пуля, отрикошетив от крыши легковушки. Обернувшись, я заметил метрах в четырёхстах ещё одного. Видимо, это он подал сигнал о движении нашей армейской колонны. Я дал очередь в три патрона и срезал его, несложно было, открыто стоял. После этого прошёлся и провёл контроль – выживших не было. Тех, что были в прикрытии, тоже добил, всадив в них по паре пуль. Теперь нужно искать свои документы и личное оружие. Кобура моя была пуста, карманы – тоже. Судя по кобуре и кармашку запасного магазина, также пустому, комдив был вооружён пистолетом ТТ. На груди я обнаружил орден Боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды и медаль «Двадцать лет в РККА». Итак, поторопимся. Меня немного шатало от ранения, но в целом я был в норме. Контроль уже был проведён, и я не опасался, что кто-то из «мертвецов» вдруг оживёт, но на всякий случай приглядывал. Портальщики те ещё сволочи, мало ли кого оживят, заменив души, я сам тому наглядный пример. – Любопытно, полковник женат или холост? – пробормотал я, выворачивая карманы бандитов. Кольца на пальце не было, но это не показатель: традиция обмениваться кольцами появилась позже. Находки не отличались многообразием, в основном это были деньги, да и их немного, но прибрал. В планшетке у седобородого (подозреваю, что это планшетка Никифорова) я нашёл свои документы. Тут были командирское удостоверение и партбилет. Хм, в партию Николай Матвеевич вступил в далёком и непростом двадцатом году. Документов на награды тут не было, надо будет порыться в личных вещах полковника по месту его проживания. Кроме документов в планшетке были два приказа, причём, судя по рваным конвертам, оба вскрыты. Видимо, седобородый любопытничал. А вот это плохо, могут быть проблемы с секретным отделом. На конвертах ясно написано, что полковник мог их вскрыть только в присутствии определённых лиц; каких именно, тут тоже указано. Планшетку я повесил на бок, перекинув ремешок через голову. Фуражку нашёл в машине, пока положил на крышу, мне перевязка требуется. Кровь не текла, подсохла, но нужно перевязать. Вот с оружием проблема. Из короткоствола были два нагана, «вис», старый парабеллум и три ТТ. Видно, давно на дорогах бандитствуют. Никифоров у них явно не первый, хотя, возможно, первая такого крупного полёта птица. Номер личного оружия в удостоверение внесён не был, поэтому я выбрал пистолет поновее, зарядил и убрал в кобуру, в кармашек сунул запасной магазин, остальное оставил на месте, у меня такого добра хватает. Уже был слышен гул многочисленных моторов, кто-то ехал, поэтому я поторопился закончить. Гильз от промежуточных патронов хватало, полтора магазина выпустил, поэтому я заменил StG 44 на один из тех автоматов, что в сорок втором взял под Великим Новгородом у группы егерей СС. У меня их шесть было, но к этому моменту осталось три. Другие ушли в музей, на подарок и на обмен с другим коллекционером вроде меня. Автомат был без маркировок, я их удалил кислотой, так что вопросов по нему не возникнет. Достав автомат, я сразу дал очередь в землю, чтобы оружие пахло свежесгоревшим порохом. Подумав, достал три фаустпатрона первой серии, планы у меня на них. Колонна из девяти грузовиков приближалась осторожно. Вскоре выяснилось, что это техника моей дивизии. Старший колонны, старший военфельдшер, меня опознал и сразу начал суетиться. Один грузовик помчался в город Лапы поднять там всех по тревоге, чтобы сюда прислали следственную группу. Военфельдшер тем временем осмотрел мне голову, сообщил, что нужно шить, а пока обработал и перевязал рану. Кровь накапала на форму, но ничего, постирается, она и так не совсем чистая. Один из шофёров достал из машины кусок брезента, куда под моим присмотром упаковали автомат с подсумками и все три фаустпатрона, хорошенько перевязав всё бечёвками. Получился тяжёлый такой тюк. Задерживаться я не стал, и на грузовике меня повезли в медсанбат дивизии, который располагался на окраине города Лапы. Узел с «трофеями» лежал в кузове. Старшему колонны я приказал дождаться прибытия следственной группы и только потом следовать дальше. Добрались мы нормально. Хоть и катили на одной машине, но снаряд в одну воронку не падает, другие банды отдыхали. Меня немного укачало, но это последствия раны и лёгкой контузии. В медсанбате меня снова осмотрели, очень болезненно отодрав перед этим бинт, выстригли волосы рядом с раной, почистили её и наложили четыре шва, после чего снова перевязали. Пока я находился в медсанбате, прибыли начальник штаба дивизии, начальник особого отдела и начальник политуправления дивизии. Последние оба были в форме политуправления. Присутствовали также несколько штабных командиров. Я даже не знаю, как их всех звать, а амнезию нельзя показывать: снимут с дивизии. Придётся тянуть до последнего. Всё-таки портальщики серьёзно подставили меня с отсутствием прежней памяти Никифорова. Очень сложно будет продержаться до начала войны. Была б до неё пара дней, и проблем бы не было, а так… Сложно будет, но я постараюсь выкрутиться. Дело в том, что мне очень понравилось это задание. Весь мой опыт, все знания пустить на то, чтобы ярко и мощно бить немцев. Что может быть лучше? Я уже в предвкушении. Пока меня шили и перевязывали, командиры топтались в коридоре, изредка заглядывая в операционную, где проходили все процедуры. Я успел рассмотреть, что начальник штаба имеет звание полковника, как и я теперь, главный политрук – звание полкового комиссара, что также соответствует званию полковника. А вот начальник особого отдела – батальонный комиссар, что соответствует армейскому майору. Для дивизии нормально. Когда со мной закончили, пожилой военврач второго ранга, он же командир медсанбата, хотел на три дня уложить меня на больничную койку. Я отказался, но пообещал ему, что буду приходить на перевязки. Завтра не требуется, а послезавтра утром буду. Штаб дивизии, как я выяснил, временно размещался тут, в городе. Мы покинули здание медсанбата, и я обратился к окружившим меня командирам, которые тревожно интересовались моим состоянием: