«Немножко грубый и неприветливый, но такой и должен быть мужчина», — подумала Маша. Когда дверь подвала немецкого дома за ними закрылась, Макс достал тряпку, обмотал ею руку, развернулся и ударял ее в подбородок. От неожиданности и силы удара она повалилась. Макс накинулся на нее и принялся избивать, ногами в живот, сильнее, сильнее… Он чувствовал, что плачет, как будто бил кого-то близкого. Сквозь слезы ой взял ее за волосы я принялся наносить удары по груди и лицу. Она еще пыталась как-то защититься руками, но это мало помогало. Потом, когда она уже почти потеряла сознание, он достал скальпель и полоснул ей по щекам. Плача и всхлипывая, он приблизился к ее лицу и поцеловал ее в губы. Кровь начала обильно струиться, и, он, смешивая ее со слезами принялся подхватывать ее языком. Она была теплая и очень-очень соленая. — Теперь тебе не надо будет там стоять, — прошептал он. — Ты будешь жить у меня. Маша уже ничего не чувствовала, она была без сознания. Макс долго петлял извилистыми коридорами, пока не притащил ее тело в нужную нишу. Потом он некоторое время возился с перегоревшими лампочками, чувствуя на себе испуганные взгляды своих жертв. Когда, наконец, свет загорелся, он увидел трех, сбившихся в кучу женщин, пожиравших его глазами. Вероятно, он был весь в крови. Макс провел рукою по лицу. Так и есть. Он посмотрел на руку. Кровь. Его пленницы с ужасом переводили взгляд с него на новенькую. Они даже забыли друг про друга. «Какие они грязные!» — подумал Макс, и закрепив цепями Машу, ни слова не говоря, ушел. Они ожидали, что свет потухнет, но свет остался гореть. — Что он с ней сделал? — шепотом спросила Ира, когда гул его шагов наконец затих. Лицо лежащей на боку женщины было полностью залито кровью. Одета она была немного странно, но они не обратили на это никакого внимания. — Надо ей помочь, — сказала Наташа и они вместе с Ирой, волоча тяжелые цепи подобрались к незнакомке. Прошло уже больше месяца, как Ира находилась в заточении. Она познакомилась с подругами по несчастью, узнала, почему Арина постоянно молчит, узнала, что Наташа никогда не сможет стать матерью. То, что сделал с Наташей изверг, подавило ее настолько, что она начала заикаться. Даже в самых страшных кошмарах она не могла предположить, что такое вообще может существовать в этом мире. Но реальность оказалась жестокой. Лиля смотрела на происходящее мутными глазами и ни на что не реагировала. Через неделю, как Ира попала в подземелье, пришел Макс, принес еду и сказал, что хочет с ней поговорить. Наедине. Макс дал ей одежду и повел по темным галереям не произнося ни слова. Они шли довольно долго, впрочем, в теплоте расстояние сильно увеличивается. Наконец Макс сказал: — Сюда. Она повернула и сразу же уткнулась в стену. Молча, он связал ей руки и приковал и стене. Ира приготовилась к самому худшему. То, что он будет резать, кромсать… она знала, он был мастер придумывать эти вещи. Однако, с минуту Макс постоял, потом похлопал ее по щеке и ушел. Просто взял и ушел. Даже не прикасаясь к ней. У ее отлегло от сердца. Но тревога все равно билась в ее груди. Может, он сейчас вернется, и тогда…» Но Макс не вернулся ни в этот, ни на следующий день. Зато с потолка капала вода. По одной маленькой капле. Кап-кап. Кап-кап. Ира не придала этому малозначительному факту значения. Главное, что он оставил ее в покое. Что он не причинил ей вреда. Или боли. Правда, она с трудом верила этому. Ира поняла всю жестокость придуманной им пытки через два дня. Одна маленькая капелька воды стала весить в тысячу, в миллион раз больше. Капля врезалась в голову с безумным звоном, заставляя вибрировать от боли каждую клеточку мозга. Она не могла заснуть и ослабела настолько, что только цепи удерживали ее на весу. Кап-кап. Кап-кап. Она перестала соображать и готова была вынести любую пытку, только эту. Казалось, тонкие длинные иглы вонзаются в ее мозг. Глубже и глубже. Кап-кап. Кап-кап. Потом уже не иглы, огромные черные валуны скатывались на ее голову, разбиваясь о череп со страшным скрежетом. При каждом касании капли в глазах взрывались ярко-белые вспышки и мучительной болью разливались по всему телу. Кап-кап. Кап-кап. Через четыре дня она окончательно потеряла сознание. Когда Ира очнулась, то с трудом открыв глаза, увидела над собой лицо Наташи. Глава 13 После первого заморозка, неожиданно нагрянувшего ночью, температура воздуха стойко застыла на нуле. Остекленевшие улицы, допуская через себя закутанных по-зимнему прохожих, покрылись белой корочкой потрескавшегося льда. Тротуары казались выстланными сверкающими холодными дорожками из мельчайших частичек снега. Деревья выгнулись в предсмертном судороге, словно застигнутые врасплох ветви черного коралла. Прогнувшееся небо на западе темнело, но не сразу, а как бы узкими закручивающимися слоями, образуя картину неумелого импрессиониста. У коммерческой палатки на Чайковского топтались три потенциальных покупателя, видимо не в силах выбрать из всего многообразия предлагаемого товара. Василий подошел сзади и уставился на пеструю витрину. Пива почему то не хотелось, наверное, из-за прохлады. Потенциальные покупатели с этим безмолвно согласились, потирая красные руки, закоченевшие на морозе. Водки представлено было видов пятнадцать. Больше, чем какого-либо другого товара. Жвачки, например, предлагалось всего семь наименований. Еще немного постояв, Василий догадался, что покупатели пытаются найти в приятном глазу разнообразии такой же приятный паритет для кошелька, отнюдь не отличающийся такой же буйной пестротой. Все это усугублялось извечным вопросом — быть или не быть. Имеется ввиду следующий день. Василий приобрел бутылку вишневого ликера ядовитого цвета и шоколадку «Торрас» с миндалем, и провожаемый неодобрительными взглядами мужиков, направился к стоящему торцом дому. Через улицу Римского-Корсакова, пересекающую Чайковского (прямо консерватория какая-то, — подумал Василий), проходил свежезамерзший прокоп, вырытый, как ему показалось, еще до его приезда, то есть месяца, три, три с половиной назад. На космических фотографиях ЦРУ этот прокоп значился как «малое оборонительное сооружение» и находился под пристальным наблюдением. Застывшие куски земли валялись по обе стороны окопа на расстоянии двух метров. Через косые насыпи окопа проходила протоптанная дорожка со множеством замерзших следов. Василий миновал первый подъезд, второй, — третий был Наташин. Они встречались три дня назад, поговорили, попили чайку. За все три месяца он так и не сошелся с не близко. Так — поцеловал несколько раз, но это скорее, дружеский, братский поцелуй. Наташа по-видимому и сама не очень стремилась заполучить в его лице любовника, а Василий был доволен тем, что имеет. Поначалу в незнакомом городе пришлось тяжеловато, ли друзей, ни подруг, не с кем словом перемолвится по вечерам. Когда на работе — повеселее, Василий и напрашивался в основном на ночные дежурства, потому что ночью на него находили приступы одиночества. Такие пошлые, зудящие до крайности приступы. Познакомившись с Наташей, своими напарниками, которых он скорее терпел, с несколькими другими сослуживцами, он думал, что если все так и пойдет, то годика этак через два, станет своим в доску, и никто не будет помнить, откуда же он все-таки взялся. И потом, сейчас главное, это работа. Если Литвинов или хотя бы Архипов его заметят, дальше будет легче. Они помогли ему вначале, теперь требовалось грести самому, чтобы доплыть до чего-нибудь стоящего. Несколько удачных задержаний резко повысило его в глазах Семенова, и тот уже не смотрел, издевательски щурясь, как на маменькиного сыночка. Расшаркавшись перед обитой деревянными лакированными дощечками дверью Василий, чуть помедлив, позвонил. Раздалась очередь отрывистых звуков, по мелодичности напоминающих трель станкового пулемета. Послышались легкие шаги и знакомый голос спросил: — Кто там? — Это я, генерал Батурин, — ответил Василий, рассматривая ворсистый коврик под ногами, изображающий летящую птицу. Повозившись с замком, она открыла, осматривая гостя от кончиков ног до кончиков волос. — Привет. Не узнаешь? — Привет, заходи. Чего дрожишь то? — Это я дрожу? — обиделся Василий, снимая куртку. — Не имею обыкновения дрожать но вечерам. Наташа улыбнулась, показав маленькие белые зубки, как у лисички. На ней был изящный красный халатик в черную клетку с огромными накладными карманами, как будто приспособленными для ношения гаечных ключей. Халатик выгодно подчеркивал ее стройную фигуру, эаканчиваясь на уровне чуть ниже колен. На ногах — мягкие пушистые тапочки в меховой оборке с большими круглыми бубончиками. — А я только пришла, — сказала она, переходя в комнату. — Что так долго? — поинтересовался Василии, помещая бутылочку ядовитого ликера и шоколадку на край журнального столика, покрытого белой полиэтиленовой скатертью с ажурными рисунками. В центре стола красовалась вытянутая хрустальная ваза с несколькими веточками оранжево-красной рябины. — Проводили семинар по СПИДу. Начальник приезжал из московского центра, важный такой, в золотых очках. Как премьер-министр. Знаешь, сколько у нас в области больных? Ну, инфицированных? Василию было искренне наплевать на эту глобальную проблему, касаются, по его мнению, заирских беженцев и американских гомиков. — Ну? — Что, ну? Уже больше тысячи по последним данным… — Нормально… — неопределенно протянул Василий, имея ввиду то ли, что это через чур много, то ли микроскопически мало, впрочем, он и сам не знал, как к этому отнестись. Наташа выжидательно застыла у косяка отсутствующей двери. — Ты ждешь, что я сейчас из кармана достану вакцину? Н-да… — Он потянулся к бутылке. — не мучайся, садись рядышком, доставай рюмочки.