Никитина слегка оживилась. Анжелика сосредоточила все свое внимание на тонком кончике сигареты, испускающем причудливые завитки сизого дыма. Как по команде включился автоматический кондиционер, наполнив кабинет слабеньким комариным гуденьем. — Что это меняет? — спросила Никитина, не зная, что ей делать, то ли радоваться, то ли гневаться. — Вы не платите налогов. — Вообще?! — В принципе, да. Мои юристы выработали возможную схему прокрутки денег. Но это относится только к шоу. А именно — к билетам. Со всего остального пока придется платить. Никитина задумалась, опершись головой на руку. Ее тонкие наманикюренные пальчики играли с нижней губой. — Это интересно, — сказала она минуты через две. — Но как все это происходит практически? — Все очень просто. — Карташов откинулся в мягком кресле, наслаждаясь искусственной прохладой. — Каждый билет вашего шоу будет являться страховым полисом. — Но тогда это будет считаться вашим доходом. Вы разве не платите налогов? — Конечно платим. Мы ведь не хотим иметь проблемы с властью. Но, у нас не будет прибыли. Никитина изумилась. Ее глаза излучали неподдельный восторг. — Скажите пожалуйста! Вы получите некоторую сумму с каждого участника, и это считается, что прибыли нет?! Да вам придется еще полностью выплачивать страховые суммы. Я уже знакома по горло с этим. Что-нибудь случилось, вы отвечаете. Я ошибаюсь? — Вы правы, как никогда, — сказал Карташов. — Только существуют некоторые уточнения. Во-первых, участники фестиваля будут застрахованы, например, от поражения на фестивале сибирской язвой… — Откуда, я не понимаю, такая уверенность, что они выстроятся в очередь, чтобы застраховаться от этой… как вы ее там назвали язвы? — прервала его Никитина. Карташов рассмеялся. Он смеялся долго и раскатисто, при этом его губы напоминали бултыхающееся желе красного цвета. — Они не будут знать, что билет, это страховой полис. Вот и все. Сколько стоит ваш билет? — Десять тысяч, — сказала Анжелика. — Значит страховой полис на десять тысяч… — Позвольте, но это все равно доход, — вставила опять Никитина. — Срок действия договора — столько, сколько длится шоу. Но за день до окончания договора страховой полис аннулируется и все средства якобы возвращаются владельцам. Например, по причине эпидемии язвы и неспособностью общества выполнять свои обязательства. Так могут исчезнуть многие миллиарды. Документально все, естественно, подтверждается. Женщины молчали, переваривая информацию. Из носика остывшего кофейника сочился жиденьким пар. — Но… — попыталась что-то сказать Анжелика, но Никитина опередила ее. — А какие гарантии? Речь идет не о копейках. — Конечно, «сказал Карташов. — Помните железнодорожные билеты? Там тоже применялась страховка. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-нибудь что-нибудь получил? Нет. Между прочим, сложите количество вагонов, поездов и пассажиров и умножьте все это на триста шестьдесят пять. — Он посмотрел на двенадцатиразрядный калькулятор «Ситизен», замеревший у края стола. — Вашего прибора вряд ли хватит. Никитина положила ногу на ногу. — Но это ничего нам не говорит. Это впечатляет, но это не гарантия. Я имею в виду сохранность и использование средств вашей кампанией?. Вы не сердитесь, но доверие в наше время — вещь весьма тонкая… — Я знал, что вы зададите этот вопрос, — сказал Карташов. Поэтому подготовился, вас устроит должность заместителя директора с правом подписи? Никитина с любопытством посмотрела в его сторону. — Почему вы мне предлагаете такой пост? Таким образом вы теряете полям контроль. — А он мне пне нужен. На этом деле я собираюсь хорошо заработать. Очень хорошо. А вы являетесь ключевой фигурой. И вам по праву должен принадлежать контрольный пакет. Мне хватит двадцати процентов. Я считаю это справедливо. — Он погладил свои зализанные, как у банкира полосы. Никитина поднялась. Ее великолепный темно-бордовый костюм слегка помялся, образуя спереди юбки едва заметные складки. — Если у меня и существовали какие-то сомнения, то теперь они отпали. Как ты думаешь, Анжелика? Кордец глубокомысленно кивнула. — Это реальный шанс, Наталья Александровна. Мы выручаем кучу денег. По правде говоря, у меня бы до этого руки не дошли. А у бухгалтера и подавно. Я имею ввиду… — она постучала себя указательным пальцем где-то в районе виска. — В таком случае, будем считать, что мы договорились. — Никитина позволила себе улыбнуться. — Когда мы оформим все официально? Карташов передвинул на столе хрустальную пепельницу и достал небольшой черный кейс. Через минуту он зашелестел бумагами. — Прямо сейчас, если не возражаете. Ко всему прочему, вам выделяется кабинет в нашем офисе. Также вы имеете право участвовать в наших текущих делах. Не за спасибо, разумеется. Карден пробежала глазами прекрасно оформленные документы. — Юридически, все безупречно, — сказала она Никитиной, передавая бумаги. Они расписались и Карташов поставил печать. Никитина отметила, что на его лице при этом не отразилось никаких чувств. Разве, что мимолетная полуулыбка, но она не придала этому никакого значения. — Это стоит отметить, — сказала Никитина. Она поднялась, и из стоящего за спиной шкафчика извлекла темную бутылку коньяка «Хенесси» и три пузатых бокала. — Экстра-класс, — одобрил Карташов. — За сотрудничество. Выгодное сотрудничество. — Не чокаясь, они выпили, как знатоки — медленными тягучими глотками. Глава 4. — Так значит, ты и есть — Батурин? — переспросил капитан Семенов, когда Василий, наконец, отыскал его в гараже и представился. — Мне Литвинов все передал. Его колючие холодные глаза вызывали желание спрятаться подальше, хотя сам он не производил впечатление сильного человека. Длинный, как бамбуковая палка, худой, с ввалившимися усталыми глазами и заостренным лицом, Семенов больше походил на школьного учителя физики. Не хватало очков и перепачканного мелом костюма. — Значит так. Сходишь на вещевой склад, выберешь форму, пришьешь погоны, все как надо чтобы было. Сегодня выйдешь на семьсот тридцатый маршрут. — Это где? — спросил Василий. — Потом узнаешь. Зайдешь ко мне в двадцать третий. Я буду там. До девяти Надо успеть. Пересменка. Василий взглянул на часы. Восемь пятнадцать утра. Голова, как это ни странно, не болела. — А справку куда? — Она у тебя с собой? — Вечером будет. — Занесешь и отдел кадров. — Семенов замолчал, оканчивая разговор. Во дворе, абсолютно голом и неприступном, лежало прямо на асфальте несколько до винтика разобранных Уазиков. Матерящиеся техники, в черных от грязи комбинезонах пытались собрать из всего этого одну, но работающую машину. Получалось медленно и непохоже. Капитан наблюдал за происходящим с оскорбленным видом, впрочем не рискуя давать советы. Видно, машины были его. Через сорок пять минут Василий, облаченным в новую, чуть великоватую форму мышиного цвета и высокие ботинки на шнуровке, ворвался в двадцать третий кабинет. Внутри уже присутствовало человек восемь, включая капитана Семенова. Красивая, довольно молодая женщина с приятным загорелым лицом и черной короткой стрижкой быстро вошла в полукруглый конференц-зал. Ее сопровождала другая женщина, такая же легкая и стройная, правда, с несколько грубоватыми чертами лица, отчего она становилась только привлекательней. Между ними, несомненно, существовало неуловимое сходство. Присутствующие, члены оргкомитета фестиваля, расположились но обеим сторонам черного офисного стола на изогнутых никелированных ножках. Весь зал был выдержан в модном, черно-бело цвете, выдававшем плохой вкус хозяев. Полуоткрытые красные шторы-жалюзи несколько разнообразили цветовую гамму, разрезая солнечные лучи на дымящиеся пылью яркие полосы. Затоптанный у входа ковролин приобрел грязно-коричневый оттенок. Одной из вошедших была Наталья Александровна Никитина, вдохновитель, учредитель и директор фестиваля, другой — Анжелика Ивановна Кордец, ее недавняя помощница. Они опустились в мягкие кожаные кресла с левого края стола. — Ну, что, приступим, — жестким голосом сказала Никитина, открывая лежащую перед ней папку. — Кое-кто очень не хочет, чтобы фестиваль повторился в следующем году. Я надеюсь, вы не входите в их число. — Она сделала паузу я оглядела присутствующих. Никто не проронил ни звука. Кордец чуть-чуть отодвинула кресло, устроилась поудобнее и приготовилась слушать. — Так вот, то, что мы сделали в этом году — это только начало. Спешка, как вы поняли, ни к чему хорошему не приводит, из-за этого пострадало все! — и организация и подготовка и проведение. Не будем обманывать сами себя: сцена получилась плохая, низкая, неосвещенная, задние ряды напирали на передние, хотя и передние толком ничего не увидели. Режиссура фестиваля, сценарии, обработка номеров, — из рук вон плохие, — тут она взглянула на Карецкую — режиссера фестиваля, с вызовом смотревшую на нее. — Вы сами виноваты, — отпарировала та. — То будет, то не будет, это можно, это запрещено! Вы думаете, за две недели можно сделать хороший фестиваль?! Черта с два! Если бы не военные, которых я лично просила помочь с салютом, получился бы простой дешевый балаган!.. — А именно он и получился, — тихо заметила Карден. Карецкая возмущенно тряхнула головой. — Если вам не нравится, я могу уйти прямо сейчас! Наверняка, у вас найдется куча народа работать задарма, да еще в таких условиях! — Вы работаете не задарма, — не повышая голоса заметила Никитина, намекая на пять тысяч долларов в конверте каждому из оргкомитета, — но речь не об этом. Вы заметили, сколько народа пришло? Тьма! А чем они занимались? Да ничем, пили водку и их развозили по домам. Мало соревнований, конкурсов… Технические детали тоже оказались не продуманы. Какого черта, с кафедрального собора прямо в толпу светил корабельные прожектор?! Люди от него слепли, а на сцене света не хватало. На счет самой сцены я уже сказала. Нужно придумать другую конструкцию… — А деньги? — обиженно спросил Минский, который этим занимался. — Придумать, то я может и придумаю, но кто же все это будет делать за бесценок? — Деньги уже есть. Я договорилась с Москвой и с мерией. Конечно, это стоило большого труда. И не только труда. Им же тоже немаловажно, что об этом всем думает народ… А народ, что дышло. На фестиваль пришли, нажрались, нагулялись, и давай поносить его на всю страну… Кстати, по, финансам мы вышли почти вровень, может, была бы и прибыль, но слишком много народа прошло без билетов из-за плохого контроля, мы не получили денег от торговцев, все забрала себе мерия, но я с этим еще разберусь. Но, если делать фестиваль шире, без дефицита не обойтись. Я имею в виду, видимого дефицита. Для нас то он останется сверхприбыльным. В общем, я хочу, чтобы все вы крепко подумали и сразу же, с сегодняшнего дня принимались за дело. Я не потерплю, чтобы за моей спиной строились какие-то козни. Вы на меня работаете, я вам за это плачу. И, согласитесь, немало. Не обольщайтесь, что времени еще много. Когда оно истечет, я спрошу с каждого, тогда уж на две недели кивать не придется. И на отсутствие денег тоже. В кабинете повисла тишина, иногда нарушаемая шумом проезжающих машин. Каждый из восьми присутствующих в той или иной мере думал, что Никитина зарывается. Фестиваль сорвался, что уж тут скрывать. Возмущенная общественность требовала голову повинного в растрате народных денег. Уголовное дело на этот счет прокуратура закрыла, но никто не сомневался, что дай им малейший повод и они начнут снова копать, куда делись денежки. Несколько неприятных инцидентов еще более сгущали накалившуюся атмосферу. Какая-то разъяренная мамаша подала в суд, что несколько парней, напившись на острове, затащили ее девочку в кусты и там изнасиловали. Кому теперь докажешь, что она не пила вместе с ними, и не пошла с ними сама… А ведь так оно, скорее всего и было. Или пенсионер, у которого куда-то запропастилось пятьдесят тысяч. Он видите ли, пришел отдохнуть, а его обобрали среди бела дня! Подняв неимоверный скандал, теперь он не соглашался на сумму в десять раз большую чувствуя свою правоту. Благодаря подобным правдолюбцам, фестиваль приобрел в народе славу этакого монстра с прожорливой пастью в лице Никитиной. Никто не рискнул ей этого сказать, но все они думали точно так же. Включая финансового директора Герштена. Сколько денет прошло через ее руки, сколько осело на различных счетах и сберкнижках, даже он этого не знал. Не знал, но догадывался.