– Боялись? Чего же? Мирон больше с вами не работает, навредить его карьере вы своим признанием не можете, – недоумевал Крячко. – Я боялась, что вы станете вызывать меня на опознание, или что вы там в таких случаях делаете. А вдруг один из тех безбилетников окажется виновным в исчезновении того человека? Он меня запомнит, а потом отомстит! – Милая девушка, вы смотрите слишком много детективных сериалов, – рассмеялся Стас. – В жизни все иначе, поверьте мне. Возможно, нам и придется вызвать вас для опознания, в случае, если удастся найти ваших безбилетников. Но чтобы они после этого умудрились вам отомстить? Это уже из разряда второсортных сериалов. – Вам легко говорить, вы всю жизнь с преступниками общаетесь, – вспыхнула Аннушка. – А я вот ни разу даже в полицейском участке не была, не то что с уголовниками общаться. И начинать мне совсем не хочется. – Ладно, давайте двигаться постепенно. Будем решать проблемы по мере их возникновения, – предложил Крячко. – В данный момент вы не в полицейском участке, и перед вами не сидят преступники, так что выкладывайте все, а там видно будет. – Так я уже все выложила, – растерялась Аннушка. – Я видела, как Мирон в тот день сажал в поезд двух безбилетников. – Кого именно? Описать сможете? – Первый, мужчина лет тридцати, высокий, у него еще сумка тяжелая с собой была. И женщина. Она постарше и без багажа. – Давайте сначала про мужчину уточним, – попросил Стас. – Вы сказали, он высокий. Какие еще приметы запомнили? Цвет волос, разрез глаз, во что был одет. – Волосы я не видела, он в капюшоне был, на улице мороз-то какой, – заметила Аннушка. – Куртка на нем была теплючая. Длинная, ниже колен, почти пальто, только покрой спортивный. Цвет то ли синий, то ли коричневый, а может, и черный. Темно на перроне было, я не разглядела. – А сумка? – Сумка огромная. Такая, знаете, на колесиках, но не чемодан. Он еще этими колесиками за железную обрешетку на перроне зацепился. Мирон на него кричал. – Что именно кричал? – Поторапливайся, говорит, мне еще одну пассажирку запустить надо успеть, – пересказала слова проводника Аннушка. – Я потому и обратила на них внимание, что Мирон так сильно орал. – А почему вы решили, что они безбилетные? Может, просто опоздавшие? – Нет, не опоздавшие, – возразила Аннушка. – Он билеты у них не проверял, это точно. И потом, озирались они по сторонам, понимаете? И проводники все уже подножки подняли, а Мирон специально задержался. – Ладно, поверю вам на слово, – произнес Крячко. – Говорите, вторым безбилетником женщина была? Как выглядела? – Обыкновенно. Не высокая и не низкая. В теплом пуховике и тоже в капюшоне. И без багажа, – вспомнила Аннушка. – Как думаете, они не вместе были, мужчина и женщина? – Нет, точно не вместе, – уверенно заявила проводница. – Лица ее вы тоже не видели, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Крячко. – Не видела, – виновато кивнула Аннушка. – Темно ведь было. Наши с Мироном вагоны хоть и соседние, но я в другом тамбуре дверь открываю, считай, целый вагон расстояние. – А потом, в вагоне, их видели? – Да что вы! Я к Мирону не совалась. Он знаете какой злющий, если на его территорию сунешься? Нет уж, пусть с ним кто хочет разбирается, а я в сторонке постою, – вспыхнула Аннушка. – Приходилось под гнев Мирона попасть? – догадался Крячко. – Приходилось. В первом совместном рейсе. Он тогда тоже безбилетников провозил, а я вопрос неудобный задала. Ох он тогда и разозлился. Думала, с поезда меня скинет! – Так уж и скинет? – невольно улыбнулся Крячко. – А почему нет? Вагоны у нас старого образца, открываются изнутри, – пояснила Аннушка. – У каждого проводника специальная съемная ручка в купе имеется. И у Мирона, разумеется. Мы с ним в тамбуре сцепились. Вернее, в тамбуре он меня догнал. Прижал к двери и зло так говорит: сунешься еще раз в мой вагон, до дальнего перегона не дотянешь, с поезда спущу! Вот так вот! – И вы ничего не сказали начальнику поезда? – Побоялась я. Ну и работу терять не хотела. Просто решила Мирона стороной обходить, вот и все. – Да, хороши законы на железной дороге, – вздохнул Крячко. – Вы не подумайте, кроме Мирона у нас все проводники хорошие, – поспешила заверить Аннушка. – И вежливые, и доброжелательные. И начальник поезда тоже хороший человек. Только Мирона терпел почему-то, видно, земляка пожалел. У них, в Костомукше с работой туго, вот они друг друга и поддерживают. – Ладно, Аннушка, спасибо за беседу, – поблагодарил Крячко. – Жаль, что фоторобот составить не сможете, но и эта информация нам может пригодиться. – Я еще кое-что хотела сказать, – помедлив долю секунды, произнесла Аннушка. – До Питера ни один из мироновских безбилетников не доехал. – А это вам откуда известно? – удивился Крячко. – Слышала, как он ворчал по этому поводу, – прошептала Аннушка. – Курил он в тамбуре, а я в своем как раз уборкой занималась. Услышала, что он покурить вышел, ну и затихла. Я не собиралась подслушивать, просто не хотела внимания к себе привлекать. – И что же вы слышали? – Крячко весь подобрался. – Мирон ворчал, что вот, мол, неблагодарный народ. Просятся до Питера, а сами сваливают по-английски, не попрощавшись, не поблагодарив. Вроде кто-то из его безбилетников не всю сумму ему выплатил. Такое бывает. Садится безбилетник, аванс проводнику платит, это на случай, если проверка с поезда ссадит, а уже на месте остаток денег отдает. Так вот, похоже, не расплатился с ним кто-то из этих двоих. Но до Питера они точно не доехали. Вот я и думаю, вдруг это они вашего красавчика из поезда украли? Тогда понятно, почему до места не доехали. – Все может быть, – задумчиво проговорил Стас. – Все может быть. А не подскажете ли мне, Аннушка, куда Мирон из дома слинять мог? – Из дома? Откуда ж мне знать? – удивилась девушка. – Я с ним дружбы не водила. – А кто водил? – Шакир из двенадцатого вагона, – чуть замявшись, ответила Аннушка. – Только вы ему не говорите, что это я вас на него навела! – Не переживайте, красавица, не скажу, – пообещал Крячко. – И вот еще что, запишите на всякий случай номер моего телефона. Если что-то еще вспомните, позвоните. Аннушка послушно записала номер телефона Крячко, после чего выпустила его из купе. Крячко, слыша, как она запирает замок изнутри, подумал: «Видно, сильно ее Мирон напугал. И как это она решилась про его безбилетников рассказать?» Постояв с минуту возле двери, он тряхнул головой, отгоняя внезапно заявивший о себе сон, и отправился в двенадцатый вагон на встречу с Шакиром. Глава 6 В купе в штаб-вагоне, где мирно спал Гуров, Крячко ввалился ближе к полуночи. Пришел не один, а с насмерть перепуганным проводником по прозвищу Шакир. Настоящее имя Шакира оказалось куда прозаичнее вычурного прозвища. По паспорту он значился как Семен Иванов, а прозвище свое получил за пристрастие к колумбийской певице и фотомодели, чьими снимками его купе было обклеено сверху донизу. Когда Крячко заявился в его вагон, Шакир домывал туалеты, насвистывая под нос веселую песенку. Поначалу разговор шел мирно. Крячко поинтересовался его дружбой с проводником Мироном. Шакир заявил, что никакой дружбы и в помине не было. Ну, выпили пару раз по банке пива, пока состав в Москве отстаивался. А что такого? Правилами это не возбранялось, если отправление через сутки. Надо же как-то время убить. На этом, по словам Шакира, его дружба с Мироном и заканчивалась. Но Стас ему не поверил. Его интересовало все, что Мирон когда-либо говорил о своих друзьях, знакомых и родственниках. Где живут, чем занимаются, насколько близкие отношения имеют с Мироном. Шакир пытался доказать, что таких разговоров с Мироном не вел. Говорили ли они о бабах? Вроде да, но ничего конкретного. Про родственников не упоминал, а друзей, насколько мог судить Шакир, у человека, подобного Мирону, и быть не могло. Тем не менее он вроде бы искренне пытался вспомнить, о чем за пивом вещал Мирон. Пытался, да не мог. Крячко же считал, что тот увиливает от ответа. Он снова и снова задавал одни и те же вопросы, поворачивая их то в одну, то в другую сторону. И, наконец, добился своего. Шакир прокололся. Когда Стас заявил, что, по словам других проводников, у Мирона помимо костомукшской гражданской жены имелась еще одна, где-то в Краснодаре, Шакир ляпнул, что все это не более чем сплетни, Мирон дальше Ростова в жизни не бывал. А когда слова слетели с губ, испугался и замолчал. Но было поздно, Стас ухватился за эти слова и выпускать добычу из рук не собирался. Но после первого прокола Шакиру как язык отрезало. Он сидел и молчал, не желая говорить ни про Ростов, ни про что другое. Два часа Крячко убил на уговоры, а потом вконец разозлился. «Не желаешь по-хорошему, будет по-плохому», – заявил он, после чего схватил Шакира за ворот форменной рубахи и потащил в штабной вагон. По дороге тот брыкался и лягался, пытаясь вырваться, а Стас продолжал тащить его за собой, приговаривая на ходу: «Не захотел мне говорить, я тебя к своему боссу отведу. Уж он знает, как из подозреваемых нужные сведения выбить». С каждым пройденным вагоном Шакир пугался все сильнее, и к моменту, когда дверь купе, в котором спал Гуров, отъехала в сторону, буквально трясся от страха. Гуров поднял голову с подушки и хриплым спросонья голосом прорычал: – Какого черта? Жить надоело? Фраза эта оказалась как нельзя кстати, а, в совокупности с растрепанным видом и всклокоченными волосами, картинка получилась что надо. Услышав вопрос, Шакир затрясся еще сильнее. Крячко грубо втолкнул его в купе и захлопнул за собой дверь, демонстративно щелкнув замком. – Что происходит? – испуганно проблеял Шакир. – Вы не имеете права! – О правах вспомнил? – гаркнул Стас, пряча довольную улыбку. – Хочешь, чтобы я зачитал тебе твои права? Зачитал, прежде чем предъявить обвинение в соучастии в убийстве? – В каком убийстве? – Шакир отшатнулся от Крячко и, налетев на полку, рухнул вниз. – В самом настоящем убийстве, – склонившись над Шакиром, прошипел Стас. – Совершенном с особой жестокостью. Часть вторая, статья сто пятая УК РФ. – О боже, о чем вы говорите?! Я в жизни никого и пальцем не тронул, – проблеял Шакир. Гуров не знал, кто перед ним и почему Крячко притащил его сюда, но он отлично понял, какую игру тот затеял. Сегодня не будет «доброго» и «злого» полицейского. Сегодня все полицейские – злые. Он поднялся в полный рост, хрустнул суставами и неспешно произнес: – Несговорчивый попался? Дай, я с ним потолкую. – Лев снова хрустнул пальцами. – Люблю после сна размяться. Крячко отступил в сторону. Шакир перевел взгляд на Гурова и начал отползать в угол, уверенный, что скоро его начнут бить. – Послушайте, произошло какое-то недоразумение, – зачастил он, пытаясь отсрочить расправу. – Я не тот, кто вам нужен. Ваш друг ошибся. – Мой друг никогда не ошибается, – с нажимом произнес Гуров. – Раз он сказал, что ты виновен, значит, так и есть. Сто пятая статья, да еще часть вторая… – Да не убивал я никого! – завопил Шакир. – Ну, скажите, кого я убил? – Хочешь для начала поговорить? – Брось, Иваныч! – не желая называть фамилию друга при Шакире, сердито произнес Крячко. – Я на него два часа убил, а он так и не раскололся. Говорю тебе, добровольного признания не будет. – Слышишь, что мой друг сказал? Говорить ты не желаешь.