– Значит, Владимир в Сосенки собирался? Вы уверены? – Уверен, он еще раньше про этот дом рассказывал, а когда последний раз приезжал, все местные красоты описывал. Собирался поехать туда, дом протопить, а уж потом женщину свою везти, – подтвердил Бабукин. – Что-то еще о женщине рассказывал? – Нет, про нее он мало говорил, все больше про деревню. Волновался, оценит ли сюрприз, поедет ли с ним? Хочу, говорит, одним махом все ошибки молодости исправить. – Бабукин невесело улыбнулся. – Наивный человек. Разве ж такие ошибки можно исправить? Нет, это пожизненный приговор. Человека убить, это вам не буханку хлеба в сельском магазине спереть. – Что ж, спасибо за информацию, – поблагодарил Гуров. – Пожалуй, поеду, не буду больше вас от домашних забот отвлекать. Бабукин поднялся, проводил его до калитки и только тогда поинтересовался: – А вы зачем Володьку-то ищете? Я ведь так и не спросил. Вы когда появились, я думал, что мои сорванцы снова набедокурили. Испугался, вот и не успел выяснить, за какой нуждой вам Володька. – Это неважно, – ответил Лев. – Считайте, что хочу ему помочь ошибки молодости исправить. – Ну да. Ну да, – промычал Бабукин. Гурову он не поверил, но настаивать не решился. Лев уселся в машину, посигналил на прощанье и поехал прочь из Гольева. Бабукин стоял у калитки до тех пор, пока машина Гурова не скрылась из вида, только после этого накинул на калитку щеколду и вернулся в дом. Лев же ехал по дороге и размышлял. Если то, что говорил Бабукин, было правдой, то им с Крячко нужно было срочно выезжать в деревню Сосенки. Захарченко навещал Бабукина два дня назад, да еще хотел успеть посетить Сосенки до того, как привезет туда свою избранницу. Это давало шанс застать его в деревне. Он свернул на обочину и набрал номер Крячко. Тот ответил не сразу, но когда трубку взял, заговорил, опережая Гурова: – Лева, не знаю, как у тебя, а у меня снова глухо. Твой Захарченко точно шапку-невидимку прикупил. Никто его не видел, никто о нем не слышал. Удивляюсь, как ему это удалось? Я все места обошел, где грузчиков без оформления набирают, и все безрезультатно. – Говорил бы поменьше, может, и узнал что стоящее, – оборвал Лев напарника. – Как быстро ты до деревни Сосенки добраться сможешь? – Это что еще за место? – запыхтел в трубку Крячко. – Ты, Гуров, как всегда, в своем репертуаре, как только день рабочий к концу подходит, у тебя новые идеи возникают. А мне мчись за сто километров призраков лови. – Дело стоящее, – сообщил Гуров. – Один из институтских приятелей Захарченко сообщил, что тот собирался ехать в Сосенки. Не один, а с женщиной. Так что можем застать его там. – И как мы его в этих самых Сосенках отыщем? – не унимался Крячко. – Без точного адреса, да еще на ночь глядя. – Адрес нам не понадобится, там всего три улицы и шестьсот душ населения. Найдем, не сомневайся, – заверил Лев. – У сожителя матери Захарченко там дом. – Так, может, у него адрес и спросить? – предложил Стас. – Я до матери сгоняю, а завтра с утречка и отправимся. – Нет, Стас, матери мы ничего говорить не станем, – возразил Гуров. – Она может предупредить сына, а нам это невыгодно. Так что кончай ныть и дуй в Сосновку. Я тебя на выезде ждать буду. Из трубки все еще слышалось ворчание Крячко, но Гуров дал отбой. В том, что Стас приедет, он не сомневался. Сверившись с навигатором, снова завел машину и поехал по дороге на Сосенки. Добравшись до въезда в Дубровку, через которую проходила дорога на Сосенки, заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья в ожидании машины Крячко. Пока ждал, было время поразмыслить. Гурову казалось странным, что нелюдимый Захарченко вдруг завел отношения с женщиной. Странным был даже не сам факт его внезапных отношений с представительницей противоположного пола, а то, как сильно она его зацепила. По словам Бабукина, он собирался, наплевав на предосторожность, сесть за руль, не имея водительских прав. И это спустя полгода после отсидки? Чем же эта женщина так привлекла внимание Захарченко? Молодостью и красотой? Возможно, но Гуров полагал, что дело здесь вовсе не в молодости. Что-то в этой связи настораживало его, только вот что именно, он понять не мог. Выбрать дом сожителя матери, который терпеть Владимира не может, тоже казалось Гурову странным. Почему именно этот дом? Почему бы не устроить романтическую встречу на своей городской квартире? И хлопот меньше, и риска никакого. Но нет, он выбрал уединенное место для встречи. Дал ли сожитель матери свое согласие на использование дома как любовного гнездышка? Лев полагал, что такого согласия Захарченко и не спрашивал. Взять ключи он мог и у матери. Вот она наверняка оказала бы содействие в подобной авантюре. Может, и на машину денег дала. Знала ли она о том, что у Захарченко появилась женщина, во время беседы с Гуровым? Он полагал, что нет. Тогда в какой момент Владимир мог взять ключи от дома в Сосенках у своей матери? Быть может, она дала их ему задолго до того, как тот решил его использовать? Освободился Захарченко летом, а в летний период почему бы матери и не предложить сыну съездить на природу. Расслабиться, отдохнуть от городской суеты, тем более что тот столько лет жил в четырех стенах. Возможно, все так и было. Возможно, Захарченко хранил ключи все шесть месяцев и лишь теперь решил ими воспользоваться. Скорее всего, сожитель матери зимой там не появляется, значит, и помешать не может. И опять нестыковка. Если Захарченко решил начать новую жизнь, зачем ему ворошить старые обиды и слать угрозы Плотареву? Зачем подкарауливать его в поезде и выбрасывать на полном ходу из вагона? Или он встретил женщину своей мечты уже после того, как расправился с Плотаревым? Какая же тогда у него должна быть выдержка. Месяца не прошло, а он уже забыл о том, что сделал с бывшим лучшим другом, и строит планы на будущее. Довольно цинично. И тут Гурова точно ледяной водой окатило. Что, если в Сосенки Захарченко потянуло вовсе не романтическое настроение? Что, если эта женщина, кем бы она ни была, узнала о том, что он сделал с Плотаревым, и теперь он собирается расправиться и с ней? От такой мысли у него вмиг вспотели ладони, и на лбу выступила испарина. Вот будет номер, если они с Крячко приедут в Сосенки и обнаружат в доме сожителя труп неизвестной женщины? Додумать мысль Лев не успел. Позади его машины припарковался автомобиль Крячко. Прозвучал автомобильный сигнал. Гуров вышел из машины и направился к Крячко. Тот открыл окно водительской двери и, высунув голову, проворчал: – Что-то ты неважно выглядишь, полковник. Устал с дороги или новая идея в голову пришла? Лев на шутку не ответил. Он сел на сиденье рядом с Крячко и с ходу выложил ему все, что поведал Бабукин, а заодно и свои опасения. Выслушав друга, Крячко озабоченно покачал головой. – Что-то в твоей теории есть, брат, – медленно произнес он. – Только вот что нам в этом случае делать? Неужели пойдем к Захарченко вдвоем? – Есть варианты? – буркнул Лев и сам же ответил: – Вариантов нет. Мы не знаем, насколько сведения Бабукина верны, и уж тем более не знаем, насколько верно мое предположение. О подкреплении и речи быть не может. Придется действовать самим. – Хоть пистолет у тебя с собой? – обреченно вздохнул Стас. – Не брал, – коротко ответил Гуров. – Отлично! Значит, на двоих у нас один ствол и совершенная неизвестность впереди, – фыркнул Крячко. – Ладно, полковник, не дрейфь. Бог не выдаст – свинья не съест. Заводи свою колымагу, поедем в Сосенки. К деревне Сосенки подъехали ближе к десяти вечера. В окнах крайних домов свет уже не горел, сельские жители спать ложатся рано. Проехав метров сто, заметили огонек в окнах одного из домов. Остановились неподалеку. Гуров дал знак Крячко оставаться у машины, сам же пошел на огонек. Калитка оказалась не заперта, и он вошел во двор. Забрехала собака, и на ее лай на крыльцо вышел мужчина. Высокий, плечистый и с двустволкой в руках. Раскатистый бас огласил округу: – Кого черти на ночь глядя принесли?! – Полиция, – негромко ответил Лев, подходя ближе к крыльцу. – Не шуми, хозяин, разговор есть. – С разговорами утром приходи, – не особо гостеприимно отозвался мужчина. – Не стоит грубить, – мягко осадил его Лев. – К вам не сопляки из областного отдела пожаловали. Полковник Гуров, Московский уголовный розыск. – Он достал удостоверение, махнул «корочками» и снова заговорил: – Вы бы ружьишко прибрали, не хватало еще с огнестрелом разбираться. – А ты мне не указывай, я на своей территории. Имею право защищаться, – проворчал мужчина, но ружье опустил. – Какого лешего вам здесь надо? – Дом один ищу, хозяин его в Москве живет. Много у вас таких? – С десяток наберется, – подумав, ответил мужчина. – А к кому-то из них гости недавно не приезжали? Пришлые в деревне есть? – У Стукалина два дня назад гость объявился. В магазин приходил, мне баба рассказывала. – Описать сможете? Мужчина дал описание пришлого, под которое вполне мог подойти и Захарченко. Гуров удовлетворенно кивнул и снова спросил: – Показать дом сможете? – Сам ищи, коли надо, – заявил мужчина. – По Сосновой улице крайний дом. Он приметный, за частоколом. У нас в деревне больше таких заборов нет, не ошибешься. – А Сосновая улица, это которая? – уточнил Лев. – Вот эта самая и есть Сосновая, – хохотнул мужчина. – Поедешь до конца улицы, по левой стороне дом Стукалина найдешь. Ну, бывай, полковник из уголовного розыска. Надеюсь, больше тебя не увижу. Он развернулся и скрылся в доме, а Гуров с минуту постоял и вернулся к Крячко. Посовещавшись, решили до конца улицы не ехать, чтобы звук двигателей, издалека слышный в ночной тишине, не спугнул Захарченко. Не доехав дома три, заглушили моторы и дальше пошли пешком. Указанный дом нашли легко. Забор возле дома и впрямь приметным оказался. Крячко пошел вдоль забора, намереваясь зайти с тыла. Гуров выждал минут пять и прошел к крыльцу. Окна дома оставались темными, никакого движения Лев не заметил. Он попытался заглянуть в ближайшее к крыльцу окно, но ничего рассмотреть не сумел и вернулся на крыльцо. Досчитав до трех, громко постучал в дверь. Прислушался, в доме по-прежнему было тихо. Постучал еще раз, выждал пару минут и дернул за ручку. Дверь легко открылась. «Не к добру это, – пронеслось у него в голове, прежде чем он перешагнул через порог. – Ой, не к добру». Сделав пару шагов Гуров громко крикнул: – Хозяева, кипятком не угостите? Движок замерз, отогреть бы. Ему никто не ответил. Тогда он пошарил рукой по стене, нащупал выключатель и щелкнул им. Свет залил просторную комнату. Гуров опустил глаза вниз и с досадой выругался. Позади уже маячил Крячко. – Ни хрена себе, подарочек, – негромко протянул Стас. На полу посреди комнаты лежал мужчина. И Гуров, и Крячко безошибочно узнали в нем Владимира Захарченко. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – больше Владимиру Захарченко за рулем не сидеть. Остекленевший взгляд уперся в потолок. Бывший зэк был мертв, и, судя по всему, смерть наступила не один час назад. – Вот так поворот, – снова подал голос Крячко. – Ты вот про какую-то женщину беспокоился, а волноваться стоило за самого Захарченко. Кто бы мог предположить? – Кончай философствовать, – остановил его Гуров. – Двор осмотреть надо, вдруг тот, кто это сделал, где-то поблизости ошивается? – Да брось, Лева, его давно след простыл, – возразил Стас. – Ты на труп взгляни, он уже окоченел. Гуров взглянул на труп. За свою карьеру он повидал много трупов, и даже без заключения экспертов мог сказать, что из этого тела жизнь ушла не менее шести часов назад. Трупное окоченение захватило все члены, зафиксировав позу покойного. Из уроков по криминалистике Лев помнил, что в холодную погоду труп застывает быстрее, а в доме было достаточно холодно. Печь, если и топили, то не меньше суток назад, за это время дом остыл до минусовой температуры. К тому же форточки в комнате оказались открыты. Сделал ли это убийца нарочно, для того чтобы экспертам сложнее было определить точное время смерти, или хотел отсрочить момент, когда тело начнет разлагаться и издавать резкий запах? Или же это сделал сам покойный? Перетопив печь, решил проветрить помещение, а закрыть форточки уже не успел. На этот вопрос ответа у Гурова не было. – Стас, проверь двор, – повторил он просьбу. – Хотя бы ради того, чтобы лишний раз не думалось. – Ладно, твоя взяла. Ты тут хозяйничай, а я схожу во двор. Фонаря здесь не видишь? – Крячко пробежал глазами по открытым полкам. – На улице темно, хоть глаз выколи. – В сенях посмотри, обычно там хозяева фонарь держат, – посоветовал Лев. Крячко прошел в сени, пошарил по полкам и действительно обнаружил там фонарь. Щелкнул кнопкой, слабый луч осветил дорожку, ведущую к крыльцу. Он сбежал с крыльца и стал медленно продвигаться в северном направлении, держась ближе к стенам. Обошел дом со всех сторон, но ничего подозрительного не заметил и вернулся к Гурову. Тот продолжал осмотр дома. В большой комнате, которая служила хозяевам и гостиной и кухней одновременно, было довольно уютно. Два небольших диванчика современного дизайна расположились у противоположных стен. В дальнем углу красовалась печка-голландка, искусно сложенная из огнеупорного кирпича. Справа от печки стоял старомодный, но отреставрированный комод. На нем пристроились статуэтки индийских слонов, не из современных, а из бабушкиных запасов. Из цельного мрамора белого цвета, расставленные в ряд, от самого большого до самого маленького. Чуть дальше – этажерка с книгами. Книги выглядели пыльными, давно не тронутыми, а вот о слониках кто-то явно позаботился. Они буквально блестели даже от тусклого света лампы, так их натерли. На стенах над диванами висели картины. Ничего особенного, привычные пейзажи, написанные хоть и маслом, но не на холсте, а на простой бумаге. Центральное место занимал обеденный стол, возле которого лежало тело. Два стула, один из которых опрокинут, совсем недавно были придвинуты к столу. На столе две свечи в подсвечниках, которые так и не успели зажечь. А прибор один. Возле него кастрюля, прикрытая крышкой, и миска с салатом. И никакого спиртного. Если здесь и затевался романтический ужин, на сервировке стола это не отразилось. Глядя на стол, создавалось впечатление, что хозяин накрыл стандартный холостяцкий ужин. Только свечи в эту картину никак не вписывались. Гуров осмотрел тело. Первый удар пришелся в область виска. Его нанесли внезапно и с такой силой, что височная кость вдавилась в череп сантиметров на пять, а затем брызгами разлетелась по комнате. Лев надеялся, что Захарченко умер мгновенно, потому что остальные раны выглядели ужасающе. Лицо нападавший не тронул, наверное, помешали открытые глаза. Скорее всего, после первого удара Захарченко упал на пол, опрокинув стул. Нападавший должен был опуститься на колени, чтобы нанести остальные удары. Их было не меньше десяти, все в область черепа. К тому моменту, как у нападавшего иссяк запал, череп Захарченко превратился в одно сплошное месиво из волос, костей и мозговой жидкости. Тот, кто это сделал, должен был основательно запачкаться. Брызги крови, частицы костей и мозга разлетелись по всей комнате. Они попали на беленые стены, на резную этажерку, на стоящий в двух метрах комод. Даже на потолке были брызги. При этом ни руки, ни ноги, ни туловище не пострадали. Будь Захарченко жив, он бы отбивался, а если бы не было сил отбиваться, то попытался бы отползти или, на худой конец, прикрыться руками. Ничего подобного не произошло. Поза трупа говорила о том, что смерть наступила мгновенно. – Долго ты его разглядывать будешь? – появляясь в дверях, спросил Крячко. – Все равно ничего нового не углядишь. Надо экспертов вызывать, им есть где развернуться. – Вызывай, – не поворачивая головы, ответил Гуров. – И скажи, чтобы поторопились.