– Двадцать лет это делала я, а три дня назад он вдруг оттолкнул мою руку, потом поцеловал ее и завязал шнурки сам. Дима покачал головой: – Думаю, эти щенки много для него значили. Их смерть потрясла его, что-то сдвинула в сознании. Впрочем, я далек от психологии. Ваня поднялся и пошаркал к двери. Дима двинулся следом. У самого моста парень замедлил шаг, прошептал «нельзя», опустил голову и быстро-быстро засеменил вперед, не оглядываясь на Диму. Когда впереди показался магазин, в котором работала Ника, Ваня остановился и повернулся лицом к лейтенанту. – Страшно, – сообщил он. Дима торопливо достал из папки оба снимка. – Ника, где была Ника? – указал он на ее фото. Парень попятился к магазину и неожиданно преобразился. Он выпрямился, поднял руку к плечу, словно взялся за что-то, и пошел навстречу лейтенанту, забавно выбрасывая ноги. Дима немедленно вспомнил, что Сергей Царев и Лидия Семеновна в один голос утверждали, что у девушки с собой была небольшая сумочка, которую так и не нашли. – Отлично, Ваня! Ты просто молодец! – похвалил он парня. – А где была машина? Ваня нахмурился, вернулся назад, сошел с тротуара, больше похожего на обочину, и медленно побрел по дороге, издавая тихое гудение. Потом резко остановился и, сильно прихрамывая на левую ногу, бросился к Диме. Схватил его за руку и потянул к дороге. Тут же бросил Диму, забежал с другой стороны и снова принялся тянуть – уже за другую руку – с криком «нельзя!». Потрясенный, лейтенант спросил: – Ты хотел ему помешать? Человеку из зеленой машины? Ваня закивал: – Нельзя! Плохо-плохо! – А что случилось потом? Вот ты тянешь Нику туда, – лейтенант указал на обочину, – а он – туда. Что сделал плохой человек? Ваня проковылял два хромающих шага и несильно ударил Диму в солнечное сплетение. Рука инстинктивно поднялась, чтобы поставить блок, но Дима удержался. Ваня попятился и сел в кусты. – Ты упал? А Ника? Что стало с Никой? Парень опустил голову и печально повернулся к мосту. – Он увез ее? – Страшно! – подтвердил Ваня. – Ты боялся переходить мост, потому что плохой человек сделал тебе больно? – Дима взял парня за руку, помогая подняться. – Думаешь, твои щенки, сы, умерли из-за тебя? – Не-не-не, – замотал головой Ваня и ударил себя по щеке, а потом захромал, описывая широкий круг. – Из-за него? Из-за хромого человека на зеленой машине? Ваня кивнул. Дима боялся ошибиться, но ему на миг показалось, что в глазах парня мелькнули искорки ненависти. «Скорее всего он недалек от истины. Где бы ни пряталась сука со щенками, многодневная суета поисков могла спугнуть ее, и она оставила щенков. Если бы парнишка не боялся, добрался бы до них сразу, может, и успел бы спасти. Если бы еще догадался…» – подумал Дима. – Спасибо, Вань. Пойдем домой. Мама волнуется. – Мам? – спросил Ваня, но не двинулся с места, напряженно глядя на лейтенанта. Дима вздохнул: – Я его найду. Найду и накажу, обещаю. Сделаю плохо и страшно. Ваня растянул губы в слюнявой улыбке, а потом повернулся и бодро пошлепал обратно к Панелькам. * * * Майор отправил московским коллегам дополнение к ориентировке. Теперь, кроме зеленой «мазды» третьей модели, там фигурировала хромота разыскиваемого преступника. Делиться с москвичами источником этой информации он не стал. Методы Михайлова были слишком сомнительными даже для него, а другие могли просто не понять таких способов ведения дела. И тем не менее Шонкин в молодом участковом больше не сомневался, подумывая, как бы переманить его к себе в район. Он и сообщил лейтенанту, что криминалисты не нашли совпадений в отпечатках пальцев на месте преступления в лодочном сарае с отпечатками погибшего Станислава Стрельникова. * * * Закончив разговор с Шонкиным, Дима надолго задумался. Выходило, что сынок хозяина теплиц не убивал Нику Бойко, хотя следы его присутствия в гостевом доме усадьбы вроде бы говорили об обратном. «Интересно, – задался он вопросом, – а знает ли Григорий Стрельников о том, что его сын не убийца?» Назвать парня невиновным Дима не смог даже в мыслях. Что же там произошло, в этом проклятом сарае, и почему убили девушку? Не верилось, что Ника стала случайной жертвой залетных московских наркоманов, избалованных вседозволенностью. Бросив короткий взгляд на дверь в коридор, как будто на белой краске могли чудесным образом проявиться ответы на мучившие его вопросы, он выдохнул и решительно набрал номер Григория Стрельникова. Бизнесмен ответил практически сразу, не оставив Диме ни малейшего шанса передумать: – Слушаю вас, Дмитрий Олегович. Подумав, что хорошая память на имена наверняка помогла Стрельникову достичь того, чего он достиг в жизни, Дима сообщил ему последнюю новость о сыне. – Я в курсе, – сухо отреагировал Стрельников, – но все равно спасибо. Лейтенанту очень хотелось спросить, почему Стас оказался в Малинниках, но Стрельников еще раз поблагодарил его и отключился. Ни повода, ни полномочий для другого звонка у Дмитрия не было, и он с сожалением вздохнул. Впрочем, бизнесмена даже не было в стране, когда произошло убийство, вряд ли он знал, куда в тот день отправился его непутевый сын. Однако сидеть и спокойно ждать, пока московские коллеги безуспешно разыскивают преступника, Дима не мог. Сейчас ему казалось, что ответ кроется здесь, в Малинниках, и найти этот ответ может только он сам. * * * Роман Поклонников шинковал капусту на засолку. В маленькой кухне было душно, несмотря на распахнутое настежь окно. По спине Романа сползали струйки пота, противно щекоча кожу. Оборчатый передник жены едва прикрывал край синих семейных трусов, к босым ногам то и дело прилипала жесткая капустная стружка, слетавшая на пол с разделочной доски. Роман орудовал длинным ножом со странным удовольствием. Пряный запах щекотал ноздри, из комнаты доносился звонкий голосок сына и тихий, воркующий – жены. Примирение стоило Роману больших усилий. Нет, Света его не простила. Пока не простила, но он знал, что выиграл эту битву за свою семью, ведь то, что жена осталась, было для него самым ярким свидетельством ее любви. «Время, сынок, – сказала ему по телефону мама. – Дай ей время, и все наладится. Если, конечно, ты больше не станешь гулять кобелиной». Гулять? Сейчас глупый и совершенно ненужный секс с Виолеттой казался Роману непонятным умопомрачением. Но оправдывать себя он не собирался. После того как едва не потерял то, что действительно любил, что-то в голове со щелчком встало на место. Жена и маленький сын – вот что отныне составляло его маленькую вселенную. А остальное хотелось забыть, как страшный сон. Звонок в дверь не заставил его прерваться. Острый нож продолжил с хрустом входить в обкромсанный бок бледного кочана, оставляя за собой стопочку узких капустных лент. – Рома, это к тебе, – заглянула в кухню жена. Он оглянулся через плечо, и рука с ножом замерла. На побледневшем лице Светланы отражался неподдельный испуг. * * * Решение обратиться к Поклонникову вызвало у лейтенанта жаркий спор с самим собой. «Совесть у тебя есть? – вопрошал внутренний голос. – При чем здесь совесть? – пытался отбиться другой, более хладнокровный. – Из-за тебя человека весь поселок проклинал, за решетку засадили!» – Задержали только, – возразил лейтенант вслух и осекся, заметив удивленный взгляд мамы. – Прости, ма, это я не тебе, – пробормотал Дима и чуть ли не бегом ретировался из кухни. В том, что Роман не встретит его с распростертыми объятиями, Дима не сомневался, но его собственные чувства, как и чувства несчастного Поклонникова, имели куда меньший вес по сравнению с чувствами родителей Ники, таявших от горя в соседней с физруком квартире. Так что, наплевав на сомнения в этичности своего визита, Дима отправился в Панельки. Дверь открыла жена Романа. – Вы? – прошептала она и замерла, уронив руки. – Простите, – стушевался лейтенант, – Роман дома? Молодая женщина кивнула и попятилась, позволяя Диме пройти в прихожую, а сама толкнула кухонную дверь плечом, навалилась всем весом, будто ей стало трудно удерживать равновесие, и на минуту исчезла за ней. Поклонников выскочил в коридор, и участковый сделал шаг назад. В поясницу впилось ребро высокой тумбы, занимавшей угол крохотной прихожей. Босой, в нелепом переднике с торчащими из-под него мускулистыми волосатыми ногами, с перекошенным от ярости лицом и ножом, хищно нацеленным куда-то в область Диминого горла, Роман был страшен. И смешон. В следующий миг лейтенант увидел, что рука Романа дрожит, на покрасневшем лице трясутся губы и он пытается, но никак не может выговорить что-то. Скорее всего, гневное и оскорбительное. – Вон! – наконец сорвалось с губ Поклонникова. – Из моего дома – вон! Из нашей жизни!