Над кучей поднялась большая лохматая собачья голова. Пасть была оскалена, а темные глаза недоверчиво сверкали на Серегу из густой грязно-серой шерсти. – Вот блин! – он едва не осел на разом подогнувшихся ногах. – Кыш! Но собака уходить не собиралась, только зарычала низко, угрожающе. Где-то за кучей запищало. – Эй! – попятившись от пролома и оглядываясь на малинник, крикнул вслед ребятам Серега. – Эй, это просто собака! Тут щенки у нее! Обратно к ферме, которую накануне вдоль и поперек обшарили поселковые мужики, возвращались ни с чем, а на следующее утро в Малинниках появились первые машины поисковиков «Лизы Алерт». * * * Андрей Бойко взял на работе неделю отпуска за свой счет и встречал приезжих сразу за мостом. Когда показался первый джип в приметных наклейках, он замахал руками и попятился к пыльной обочине, показывая, куда съехать. С пассажирского сиденья выбрался длинноволосый парень в красной бандане и, щурясь на солнце, протянул Андрею руку. – Я Михаил, старший группы. А вы Андрей, отец Ники? – Да, – кивнул тот. – Отлично. Сегодня будет пять машин, человек двенадцать – пятнадцать. Шестеро могут остаться с ночевкой до среды, если мы не найдем девочку раньше. По возможности будут подтягиваться другие волонтеры. На сегодня нужно место, где поставить палатки, и еще необходимо помещение, где можно расположить координационный центр, – без долгих рассусоливаний приступил к делу парень. Андрей, немного обалдевший от такого напора, только кивал, пытаясь сообразить, где ему разместить такую прорву людей. В конце концов местом для ночевки выбрали пустырь в Тропинках, недалеко от «цыганского дома». Координационный центр, недолго думая, Андрей предложил разместить в доме Ирины. Немногословный мужчина средних лет в серых шортах и хлопчатобумажном жилете с огромным количеством карманов, так плотно набитых, что издалека жилет походил на спасательный, подогнал свой внедорожник к дому и принялся выгружать из багажника ящики, кейсы и коробки. – Куда нести? – только и спросил он ошарашенного Андрея. * * * Ирина задержалась после работы, и новость о том, что в поселок приехали поисковики из района и даже из города, узнала только подходя к собственному дому. Возле открытой настежь калитки приткнулся к забору пыльный джип. Чуть дальше, там, где щебенка заканчивалась и грунтовка состояла уже только из пыльного суглинка, притулилась под старой яблоней серебристая легковушка. Со двора доносился громкий лай. Изумленно моргнув, Ирина машинально заглянула через забор. На один безумный миг ей показалось, что она ошиблась домом, но, разумеется, это было не так. Она вошла во двор и закрыла за собой калитку. На дорожке, выложенной старым кирпичом из развалин, суетились и тявкали две некрупные собаки с яркими платками на шеях. Их держали на поводках смурной парнишка лет двадцати и женщина постарше, одетая в кислотно-оранжевый жилет поверх футболки с длинными рукавами. – Вы кто такие? – бросилась к ним Ирина. Собаки замолчали и дружно повернулись в ее сторону, но не зарычали. Только уставились, задрав морды, с серьезным, почти человеческим интересом. – Волонтеры отряда «Лиза Алерт», – за двоих ответила женщина. – Меня зовут Екатерина, а это Денис. Дверь в дом тоже была распахнута, изнутри слышались голоса и неприятный писк. Медленно-медленно до Ирины начало доходить. С каменным лицом она обошла собачников и поднялась на крыльцо. – …Третья группа выдвинется минут через восемь, ждем последнюю собаку. Да, квадрат тот же, – прерывая писк рации, вещал мужчина, сидевший спиной ко входу. Стол был заставлен какой-то аппаратурой и раскрытыми ноутбуками. По полу к розеткам тянулись провода. Андрей, ссутулившись и засунув руки в карманы, напряженно нависал над незнакомцем, глядя на один из экранов. – Что здесь происходит? – громко спросила Ирина, даже не пытаясь подавить возмущение. Ее колотила мелкая дрожь. – Ирочка! – обернулся Андрей. – Это ребята из поискового отряда. Мы решили расположить координационный штаб здесь, у нас… – Да? – Если бы вопрос не выбросил из нее часть скопившегося за несколько минут яда, Ирина запросто захлебнулась бы им. – Да… – уже не так уверенно ответил Андрей и добавил: – Давай выйдем. Не будем мешать… Он буквально вытолкнул ее к двери на кухню и плотно закрыл ее за собой. И тут Ирина сорвалась: – Не будем мешать? Я кому-то мешаю в собственном доме? Ты рехнулся, Бойко? Меня не забыл спросить, когда «принимал решение»? – Ира, все так спонтанно… Так быстро случилось. И каждая минута дорога. Ника… – О господи! Ника-Ника-Ника… Я устала слышать это имя! Я устала вообще! Мне вчерашней ночи хватило! Пришла домой, чтобы немного отдохнуть, а тут куча чужих людей и собак! Что за цирк ты устроил? Секунду Андрей смотрел на нее в упор, лицо его дергалось, как будто не знало, на каком выражении остановиться, и наконец застыло. Он больше не выглядел провинившимся, растерянным ребенком. Моргнул и залепил ей пощечину. Ирина отшатнулась, глухо стукнулась затылком о стену. Еще полгода назад она радовалась – непьющий, работящий, добрый и немногословный Андрей казался ей подарком судьбы, но теперь… С удивительно отстраненным спокойствием она осознала, что совсем его не знает. И, кажется, больше не хочет знать. – Я пошла наверх, – выдавила она сквозь зубы. Щека горела огнем. – Чтобы через час здесь не было посторонних, понял? – Понял, – выдохнул Андрей. Он был потрясен этой оплеухой не меньше Ирины, судя по тому, как тряслись руки, но она настолько устала и была так зла, что только повернулась к нему спиной и стала медленно подниматься в мансарду. Через час дом опустел. Андрей вернулся только к ночи и молча завалился спать на узкий диванчик. Она его ни о чем не спросила, а он не стал ничего рассказывать. * * * Почти неделю волонтеры прочесывали Старый поселок и лес, с собаками и без. Они зигзагами двигались по густому подлеску, время от времени дружно замирая и выкрикивая Никино имя. Самые крепкие полезли даже к старым вывалам. Их устроили, когда тушили пожар, чтобы отрезать путь огню дальше в чащу, но там был непроходимый бурелом, и большого смысла искать легко одетую девушку среди вывороченных с корнями деревьев не было. Обыскали они и останки фермерских строений, даже в заиленном пруду на месте силосной ямы баграми шуровали, и квадрокоптер над полями запускали – никаких следов Ники так и не нашли. В первые дни волонтеров были десятки, потом – меньше. Под конец осталось всего несколько самых упорных, они продолжали обследовать лес и поля за бывшей фермой… Глава 5 И дело, и тело Когда последняя машина поисковиков скрылась в зелени Старого поселка за рекой, Антон Кирьянович Копылов вздохнул с облегчением. Он пнул пустую жестянку из-под пива, и та покатилась под уклон по бурому от жары ежику скошенной травы в сторону дороги, моста, ленивой Камышовки. Банка выскользнула из тени, которую давал дом, блеснула на прощание алюминиевым боком и пропала в придорожной канаве. «Какие тебе грибы? – обреченно сетовала жена. – Как не было совести, так и нет. У людей такое горе…» Но дед Антон (так звали его все – от надоедливой ребятни до соседей) жену не слушал, в поисках не участвовал, а только ждал, когда неугомонные чужаки уберутся из леса. Только там, наедине с молчаливыми деревьями и самим собой, он чувствовал себя спокойно. Прошло больше двадцати лет, как он вернулся из тюрьмы, и скоро сорок – с той роковой ночи, когда он совершил самый страшный свой выбор, но жизнь так и не наладилась. И теперь уже никогда не наладится. Что там осталось-то? Ему пошел восьмой десяток, Марине – скоро семьдесят, дети и внуки давно разъехались и носа не кажут. Одна у него забава и есть – грибы да ягоды. Лес. Родной и предательский, спаливший всю его жизнь подчистую. * * * В день оглашения приговора Копылов был мрачен и собран. За то время, пока тянулось следствие и шел процесс, он израсходовал весь запас эмоций и теперь смотрел на вещи трезво. Глупо было бы надеяться, что его оправдают – лучшего козла отпущения и нарочно не сыскать. «Ну не председателя совхоза же сажать? – думал он. – Не районное начальство, которое год за годом оставалось глухим к нуждам фермы? Трагедия случилась. Погибли люди. Материальный ущерб оценивают по сей день. Кто-то должен понести наказание? Должен. Людям нужен виновник, и они его нашли. Нашли, на кого выплеснуть свою боль, свое негодование, свою ненависть. Нашли, на кого повесить просчеты и ошибки». Грустно усмехнувшись, поправил пиджак – синий, любимый. Интересно, его так и отправят по этапу в дорогом костюме? Процесс был открытым и громким. В зале областного суда яблоку упасть было некуда, еще больше людей осталось ожидать вердикта на улице. Копылов посмотрел в зал – сплошь знакомые лица. Бледная до синевы, жалась к простенку жена Марина. Несмотря на то что за последним рядом люди стояли, место около нее оставалось свободным. Никто не захотел сесть возле его жены? Острая боль мгновенно сменилась презрением. Эх, люди… В первом ряду, плечом к плечу притиснутые друг к другу, сидели Гришка Стрельников и Семен Зимчук. В другой ситуации Антона бы позабавило, насколько похожи их лица, полные напряженного ожидания. Возмездие – вот чего жаждали эти двое. Жена Зимчука в ту ночь сгорела на ферме. И только слепой в Малинниках не знал, что Гришка Стрельников был с ранней юности на ней помешан. Антон встретился с комсоргом глазами. Ненависть. И страх. Гришка свидетельствовал против Копылова, «топил» его как мог. Несколько раз адвокат возмущенно просила судью не брать показания Стрельникова в расчет. На встречах дотошно расспрашивала Антона, в чем причина такой неприязни, но он не сказал, сам не зная почему. И сейчас, глядя ему в глаза, думал, чего больше в них: обвинения или страха? Причины этого страха – маленькой Лиды Зимчук – в зале суда, конечно, не было. Зато был тот, кто считал себя ее отцом, и Антон перевел взгляд на Семена, а потом снова на Гришку, который побелел и до вспухших желваков сцепил зубы. Впрочем, в желании отыграться на директоре фермы Стрельников был не одинок. Со скамьи подсудимых абсолютно все, даже Маринка с сыновьями, казалось Антону далеким. На процессе много говорилось о том, что у людей внезапно оборвалась жизнь. Как в буквальном, так и в переносном смысле. Копылов чувствовал себя так, словно и его предыдущая жизнь действительно оборвалась. Оторвалась и медленно отлетает все дальше и дальше, а он стоит на краю пропасти, в которую она падает, и просто смотрит вслед. Ему сто раз задавали один и тот же вопрос: «Почему?» Почему ты не стал героически вывозить своих соседей, как это сделал Олег Михайлов? Почему не возглавил эвакуацию? Почему не бросился в огонь, как сделали многие? Почему не предусмотрел? Почему не сигнализировал о бедственном состоянии пожарной техники, о халатности ответственных за ее содержание? Копылов молчал, даже не пытаясь оправдаться. Понимал, что оправдания не помогут. Все время, начиная с того страшного утра и до этого самого момента, он пытался понять только одно – почему уехал. Почему не смог остановиться, вернуться… Глубоко внутри ответ был, но признаться себе у него не хватало духа, и от этого душа наполнилась равнодушием. Безразличием к собственной судьбе. Конечно, Антон знал, что не был повинен в пожаре. Защита вполне убедительно доказала, что даже при условии исправности ничем не помогла бы поселку пожарная машина, а ферму и вовсе было не спасти. Вот только те девять человек, которые сгорели в своих домах… Если бы он вернулся, мог бы вывезти кого-то из них? Возможно, да, а возможно, и нет. Приговор Копылов выслушал стоя. Десять лет? Осмыслить срок не получалось. Это же четверть прожитой жизни! Мальчишки вырастут без него… Антон поднял голову и через весь зал посмотрел на плачущую Марину. «Они – живы и вырастут». Эта мысль заставила его примириться и со сделанным в ту страшную ночь, и с мрачным будущим, и с гулом возмущения, поднявшимся в зале суда.