– Уверена, в таком состоянии ты прекрасно туда доберешься, – саркастично заметила Памела. – Конечно, милая. Сейчас сделаю себе косячок, наберусь силенок, а потом ты вызовешь такси. – Дорогой, я не могу позволить, чтобы ты уехал прямо отсюда. Слишком рискованно. – Знаю. Вызови машину к вокзалу. Туда я еще доплетусь. – Ты и стоять-то не можешь. Вестбрук выпрямился и махнул свободной рукой: – Конечно могу. – Если поедешь на такси до Пимлико, тебя возьмут там за считаные минуты. – Я не про тот дом, – тихо сказал Вестбрук и опустился на стул. – Я говорил о своем родовом гнезде. – Ты шутишь? – поразилась Памела. – Это же в нескольких милях отсюда! – Да, может, и правда не стоит ехать на такси. Тогда посади меня в поезд до Ватерлоо, а оттуда я как-нибудь доберусь. Памела, прошу тебя. Она подошла ближе и обняла его лицо ладонями: – Дай подумать. Если ты так хочешь этого, вместе мы справимся. Памела вышла из квартиры и вернулась с инвалидным креслом, позаимствованным у пожилого жильца. – Путь неблизкий, но мы доберемся. Так что делай свою самокрутку, и давай уже выдвигаться. Вестбрук позволил Памеле побрить его. Он взял рубашку, которая осталась у нее от давно ушедшего любовника, а поверх надел свитер поло. Памела накинула ему на колени плед, сама же нацепила на голову шляпу и опустила поля. В восемь часов они вышли на улицу, собираясь преодолеть две мили до железнодорожного вокзала. Хотя болезнь сильно истощила Вестбрука, Памела с трудом толкала кресло-каталку и время от времени останавливалась перевести дух. Лорд свесил голову, и та покачивалась в такт движению. Наконец они добрались до вокзала. Через пятнадцать минут с вокзала отходил поезд до станции «Ватерлоо». Памела купила билет в один конец и прикатила инвалидное кресло на платформу. Она боялась думать о том, как Вестбрук сядет в вагон или сойдет с него. Оставшееся время они вместе просидели на платформе, почти не разговаривая. К удивлению Памелы, когда прибыл поезд, Вестбрук каким-то чудом нашел в себе силы встать без посторонней помощи. – Пора прощаться, прекрасная Памела. Береги себя. Я тебя обожаю и безмерно благодарен за твою заботу. А теперь прошу, уходи, но только не оборачивайся. Иди, пока я не разрыдался, как глупый мальчишка. Я не умею справляться с эмоциями. Каждый раз такие ситуации напоминают о прощании с матерью перед возвращением в пансион. Памела поцеловала лорда во влажную пожелтевшую щеку и засуетилась вокруг кресла, чтобы как-то скрыть слезы. Она знала, что больше никогда не увидит Вестбрука, ставшего столь дорогим ее сердцу. Она вернулась к себе в квартиру и принялась за уборку. Сложила замызганные простыни и пропылесосила ковер вокруг дивана. Потом села и разревелась, испытывая облегчение, что он ушел, но в то же время понимая, как сильно будет скучать. Без Вестбрука она осталась совершенно одна. Через некоторое время Памела разогрела полуфабрикаты и налила себе огромный бокал бренди. Она боялась включить телевизор и увидеть репортаж о поимке лорда в Ватерлоо. Когда она нашла неиспользованные авиабилеты и две тысячи фунтов, которые оставил ей Вестбрук, то снова разрыдалась. Всю поездку Вестбрук проспал, ссутулившись в углу вагона-купе. Никто не обратил на него внимания. Когда поезд прибыл на станцию «Ватерлоо», лорд, собрав последние силы в кулак, преодолел длинную платформу и добрался до стоянки такси. Приступ боли вынудил его присесть на пятнадцать минут. Затем, насквозь промокнув от пота, он поднялся и махнул таксисту, попросив отвезти его в Эндовер, находившийся в двух часах езды. Сперва водитель отказался брать Вестбрука, но при виде наличных тут же выскочил наружу и помог сесть в машину. – Вы больны? – спросил таксист. – Можно сказать и так. Мне только что вырезали аппендицит. – Он откинулся на сиденье, пораженный тем, что сумел добраться так далеко. – Когда только прибудем на место, эсквайр, разбудите-ка меня, и я проведу вас до сторожевой будки. Вестбрук закрыл глаза. Он знал, что оттуда сможет пройти через ворота смотрителя и, возможно, осилить четверть мили до дому. Лорд слишком вымотался, не в силах даже открыть глаз, но всю поездку он считал в уме шаги, которые предстоит сделать от сторожевой будки до кухни и дальше – до главного зала и наверх по лестнице, до его спальни. Мыслями он перенесся в комнату, в которой провел детство. Вестбрука всегда пугала темнота восточного крыла, удаленного от прочих комнат. Родители уделяли ему мало внимания. Отец вряд ли когда проявлял теплоту и понимание. Мать временами старалась, но чаще была пьяна, а когда сын больше всего в ней нуждался, она уезжала на очередное светское мероприятие. Единственной любовью Вестбрука стал величественный дом, к которому он сейчас направлялся. Холлы, бальная зала, библиотека и сводчатый, расписанный вручную потолок его комнаты с пухлыми розовощекими херувимами, манящими его на небеса. Обычно все предприятия Вестбрука заканчивались неудачами, но с помощью денег от ограбления его сын и наследник, живущий сейчас на другом конце света, смог бы вернуть себе принадлежавший ему по праву особняк. Конечно, это было несбыточной фантазией, но лишь благодаря ей Вестбрук не скончался еще в такси. Он дал водителю щедрые чаевые и посмотрел вслед удаляющейся машине, после чего, придерживаясь за каменную стену, прошел в сумраке до ворот сторожевой будки. Великолепный дом возвышался над ним безмолвной громадиной. Вестбрук держал путь к кухням, считая каждый шаг и надеясь, что силы его не иссякнут. Он добрался до дому, до своей спальни, и опустился на французское одеяло, положив голову на атласную подушку-валик с золотыми кисточками. Румяные херувимы плясали над его головой и тянули к нему упитанные руки. Возле окна стоял белый мраморный бюст его прапрапрадеда: лорд Александр Вестбрук, с завитками кудрей до плеч, взирал на него с постамента своими невидящими глазами. Вестбрук вздохнул полной грудью. Наконец он был дома. На следующий день мертвого Вестбрука обнаружила пожилая уборщица. К тому времени, как прибыл врач, двое преданных слуг семьи, работающие теперь на коммерческую компанию мороженого в качестве обслуживающего персонала, сняли с лорда грязную одежду и омыли тело. Они вызвали полицию: патрульные машины примчались с сиренами, как раз когда врач закончил осмотр. Смерть наступила ранним утром. Тело забрали в морг, провели вскрытие. Раковая опухоль, расползавшаяся по внутренним органам, добралась до сердца и легких. Не было никаких подозрительных обстоятельств кончины Вестбрука. Когда тело отдали, бывший слуга семьи устроил похороны в особняке, использовав для погребальной церемонии форму лорда и его меч. Им казалось, что следовало именно так проводить Вестбрука в последний путь, хотя его и исключили из полка. В конце концов, он был лордом. Парадную форму Вестбрука выставили в холле для любопытных посетителей. Родных тоже пригласил в Лондон на похороны. Полиция забрала на экспертизу все грязные тряпки Вестбрука, слуг допросили, но отпустили, не имея причин удерживать их. Вестбрук снова стал звездой новостей, однако он не дал полиции зацепок, которые помогли бы расследованию. Он выбросил все, что связывало его с ограблением или Памелой. Лорд умер, зная, что произведет впечатление на Полковника своей выдержкой и преданностью в эти последние часы. Все же Вестбрук всегда был истинным джентльменом. Де Джерси опустил газету «Таймс» и улыбнулся, преисполнившись уважения. В статье говорилось, что Вестбрук умер естественной смертью и в его кончине не нашли ничего подозрительного. Пока Эдвард не слышал новостей о Сильвии Хьюитт, как и не видел заголовков в прессе. Он воспринял это как хороший знак. На передовицах еще мелькали статьи о поисках грабителей, но, скорее всего, их команде уже удалось выйти из зоны риска. Конечно, де Джерси не был столь наивен, чтобы полагать, будто полиция раскрыла журналистам все свои находки, но после ограбления прошло пять дней, и ни одного из налетчиков не арестовали – к этому даже не было никаких предпосылок. Однако ежедневные обращения к согражданам с просьбой предоставить информацию по Филипу Симмонсу, портреты художников и его компьютерные фотороботы ставили де Джерси под угрозу, пусть он и совсем не походил на зарисовки разыскиваемого рыжеволосого мужчины. Эдвард лишь надеялся, что сжег все мосты между собой и Симмонсом. Де Джерси вернулся к своим повседневным обязанностям в поместье, следя за тренировками лошадей и обсуждая будущие программы соревнований с Флемингом. Эдвард стал уделять больше внимания Кристине, которая теперь не так тревожилась об их финансовом состоянии, ведь теперь муж был все время дома рядом с ней. На конном дворе, как и по всей стране, велись многочисленные обсуждения ограбления, но интерес к этому событию постепенно угас, когда настал сезон гладких скачек. Пережив целую гамму эмоций, Хелен Лионс все же набралась решимости позвонить сестре. Несмотря на свою вину, Сильвия оставалась ее единственной родственницей, а Хелен сходила с ума от одиночества. Подруга из Девона сказала, что пора бы ей самой разобраться в финансах и навестить сестру, намекая, что Хелен и так злоупотребила гостеприимством. Сильвия либо все еще находилась в отъезде, либо просто не брала трубку. Хелен звонила ей множество раз. В офисе подтвердили слова Кристины де Джерси, – возможно, Сильвия пока не вернулась из Нью-Йорка. Прошла неделя, но Хелен по-прежнему не получила вестей от сестры. Тогда она приехала из Девона на поезде и поймала такси до Сент-Джонс-Вуд. У Хелен оставался ключ от квартиры Сильвии. – Сильвия, это Хелен, – позвала она, открыв входную дверь. Хелен вошла в квартиру, наступив на целую гору писем, оставшихся лежать там, где упали. На подходе к гостиной ей ударил в нос едкий запах. Хелен завизжала, увидев на диване мертвую Сильвию, и помчалась в квартиру управляющего домом, которая находилась на первом этаже. Тот не знал, что и делать. Сильвия была мертва довольно давно, тем не менее управляющий и Хелен вызвали врача и стали ждать его приезда. Врач подтвердил то, что они уже знали. Он сказал, что причина смерти станет ясна лишь после вскрытия, и позвонил в полицию, где их с Хелен заявление принял молодой офицер. Не было никаких следов взлома или насилия, из квартиры ничего не пропало. Хелен осталась ждать, пока тело не увезут в морг. Она распахнула окна, чтобы избавиться от тошнотворного запаха. Теперь не было особой причины уходить: нового жилья Хелен пока для себя не нашла, зато обнаружила все документы касательно страховки на ее дом. Они лежали в аккуратной стопочке в ящике стола Сильвии. Там же находилось и завещание, где Хелен значилась главной наследницей. Квартира принадлежала ей, но до оформления документов она решила пожить в своей прежней комнате. В полицейском расследовании смерти Сильвии остались неразрешенные вопросы, поэтому дело не закрыли. Сперва подтвердилась первоначальная версия о самоубийстве: вскрытие обнаружило в крови изрядную дозу морфина. Однако патологоанатома смутило дополнительное наличие кетамина, мощного лошадиного транквилизатора. Хелен потрясло услышанное, и она разрыдалась в участке. Молодому сержанту, сидевшему напротив, пришлось немало подождать, прежде чем вернуться к вопросам. Полиция собиралась установить, действительно ли Сильвия покончила с собой, или же в этом деле имело место предумышленное убийство. Хелен не верила, что кто-то мог желать Сильвии смерти, зато легко приняла версию о самоубийстве. – Я узнала, что за последние месяцы она потеряла значительную сумму денег, неудачно инвестировав средства, – сказала Хелен. – Это было связано с моим мужем. Следом всплыла история об их с Дэвидом романе. Возможно, Сильвия покончила с собой после того, как потеряла любовника, свои сбережения, а в довершение всего и сестру. Своему начальству она сказала, что в ближайшее время не выйдет на работу, что тоже могло указывать на ее намерения. У Хелен спросили, знала ли она, с кем сестра встречалась за прошедшие две недели, но здесь она ничем не могла помочь. Полиции этого оказалось недостаточно, и они стали просматривать входящие и исходящие звонки Сильвии в ночь своей смерти. Кроме того, они опросили друзей и коллег умершей, но опять же об убийстве говорить было рано. Никто из опрошенных не считал, что Сильвия могла покончить с собой. Офицерам сообщили о ее поездке в Нью-Йорк. Это совпадало с последним телефонным звонком, совершенным Сильвией, – она звонила в Нью-Йорк-Сити частному сыщику по имени Мэтесон. Когда с ним связался сержант уголовной полиции Джон Фуллер, детектив был искренне шокирован новостями. Он объяснил, что мисс Хьюитт наняла его, чтобы выследить человека по имени Алекс Морено, который, как они полагали, участвовал в мошенничестве. Мэтесон знал, что Сильвия потеряла крупную сумму денег. – А вам не показалось, что она в депрессии? – спросил Фуллер. – Как раз напротив, – отозвался Мэтесон. – Она очень радовалась, что удалось выйти на нужного человека, с помощью которого могла вернуть часть потерянных средств. – А мисс Хьюитт называла имя этого человека? – Филип Симмонс. – Вы его знаете? – Я никогда с ним не встречался, но знаю, что недавно он приезжал в Нью-Йорк. Мы даже считали, что он все еще здесь. Он называет себя бизнес-консультантом Алекса Морено. Мисс Хьюитт также сказала, что ее дела идут в гору и она больше не нуждается в моих услугах. – А вы не знаете, где он мог бы находиться? Его адрес? – Нет. Как я и сказал, я никогда с ним не встречался, но есть версии, что он канадец. Отчет Фуллера передали старшему офицеру и поставили дело на рассмотрение. Тот заключил, что, возможно, мисс Хьюитт действительно покончила с собой, но все же ее смерть выглядит подозрительно. Зачем женщине, которая решает совершить самоубийство и напивается морфина с кетамином, убирать перед смертью на кухне, заметая все следы того, как именно она приняла наркотики? Почему не оставила предсмертную записку? Старший офицер хотел переговорить с человеком, который, судя по всему, последним видел мисс Хьюитт живой, – Филипом Симмонсом. Его имя она записала в ежедневнике, который лежал на столе, и подчеркнула тремя линиями, приписав рядом время их встречи – шесть часов вечера в тот день, когда она умерла. Однако пока полицейские не нашли упоминания об этом мужчине ни в ее адресной книге, ни в офисных документах. Фуллеру велели продолжить расследование, и тело Сильвии Хьюитт отдали для погребения. Хотя отряд полиции, работавший по делу об ограблении, дал в СМИ информацию о разыскиваемом мужчине по имени Филип Симмонс, сержант Фуллер не связал одного с другим. Самоубийство женщины на Сент-Джонс-Вуд не было преступлением века. Сопоставь он имена, то смог бы дать необходимый толчок в расследовании ограбления. Но пока Филип Симмонс оставался одним из многих, кого полиция желала опросить в связи со смертью Сильвии Хьюитт. Отряд, работавший над делом об ограблении, сделал большой прорыв, когда британская таможня в сотрудничестве с Интерполом отследила моторную яхту под названием «Принцесса Гортензия», владельцем которой являлся Поль Дьюлэй. Сейчас судно стояло на якоре у южных берегов Франции. В журналах их европейских коллег говорилось, что «Принцесса Гортензия» покинула Канны за четыре дня до ее обнаружения и вернулась четыре дня спустя. Офицеры отряда отправили по электронной почте фотографию яхты Дьюлэя, чтобы свидетели могли опознать судно. Таможенники снова вызвали парней на дачу показаний, интересуясь, похожа ли яхта, которую они видели, на принадлежавшее Дьюлэю судно. Подростки подтвердили это без всяких колебаний. Следственный отряд понял, что, возможно, они нащупали главную зацепку, тем более что выяснилась ювелирная карьера Дьюлэя. Двое детективов направились опросить француза и людей с его яхты. Кое-кто из членов экипажа подтвердил, что они подобрали сброшенный с вертолета ящик неподалеку от берегов Англии. Когда они затащили груз на борт, там оказалось полно всяческого хлама, поэтому его снова скинули в море. На яхте якобы сломался мотор, оттого они и встали на якорь возле Брайтона. Указатель уровня топлива смогли починить собственными силами, а потом яхта вернулась во Францию. Когда экипаж спросили, был ли на борту владелец, они ответили положительно: именно он велел поднять груз на борт. Поль Дьюлэй работал в своем магазине в Монако, когда туда заявились офицеры полиции с расспросами о его поездке в Англию. Ювелир встретил их со спокойствием, сказав, что не сходил на берег. Он предоставил названия трех компаний, которым звонил с яхты и просил помочь с указателем уровня топлива, но прибор удалось починить самим. Дьюлэй даже не моргнул, когда его спросили про ящик. – Ах да, мы видели, как над головой пролетел вертолет, и стали свидетелями того, как с него что-то сбросили в воду. Я дал указание экипажу поднять груз на борт. – Он со знанием дела посмотрел на полицейских. – Это могли оказаться наркотики, да что угодно. Но внутри мы нашли пустые бутылки, несколько курток и другой одежды и сбросили все обратно в воду. Наверное, ящик все еще плавает где-то там. Полиция спросила про вертолет, какой он был марки, с двойным или одинарным мотором, но Дьюлэй лишь пожал плечами. Он не мог припомнить с точностью, но сказал, что, возможно, мотор был двойным из-за большого размера летающего судна, а на борту находилось двое или трое людей. Офицеры ушли, а через час вернулись со справочником по вертолетам. Дьюлэй долго и пристально рассматривал картинки, а после указал на модель «Сикорски S-76». – Вот этот. – Не возражаете, если мы обыщем вашу яхту? – Конечно нет.