2Наркотиком (прим. авт.). О даркнете она знала только, что там не прогуляешься с сайта на сайт, как в обычной сети, что все его соединения закрытые, с невидимым айпишником, и главное – всё это придумано, чтобы делать то, чего нельзя. В разных смыслах и в разной степени этого «нельзя» – от «поделиться пиратской книгой или фильмом» до «продать химию», «заказать босса» и «хакнуть Пентагон». Туда же молва поместила и мифический Тихий дом – омегу всех устремлений, астрал и нирвану, последний предел бытия, из которого нет пути назад. Сказки, конечно, но в целом даркнет вполне оправдывал своё название – был самой настоящей темной изнанкой интернета, которая, как говорили, занимала не менее семидесяти его процентов. Саня даже удивлялась, что так мало: ей казалось, что во всяких таких нельзяшных местах должны обитать почти все, кого она видит на улицах, – вот эти, которые толкаются, матерятся и говорят водителям «начальник», и эти, которые сделаны из галстука и лаковых туфель, и эти, которые орут на ходу в воздух (ну, то есть в гарнитуру) – «ваши проблемы!..» И уж конечно, бандюги, которые наделали всех этих делов, – они-то уж точно должны были обтяпывать их именно в даркнете. Все сходится. Саня всю ночь висела в сети, выискивая инфу по теме. Всякую дуристику про Тихий дом и тэ дэ она пропускала – ее интересовала матчасть, чтобы не выглядеть чайником перед Лёхой. Ну, или чайницей… Под конец строки на белом айфонном прямоугольнике сплелись в лиловую пустоту, из которой как-то очень быстро сделалось утро. Сане казалось, что она поспала три минуты – и уже всё. (Не исключено, что так и было.) Окей. Пора вставать и действовать. Арбайтен. В глаза будто сыпанули осколков разбитого экрана – они еще и светились, не просто царапали. Руки-ноги категорически не хотели подниматься… не «не могли», а «не хотели», знала Саня и напомнила себе: папа. Который теперь призрак. И весь мир, который вот-вот будет того, если они построят этот свой великий ум. И Яна, которая теперь программа. И Сударыня. И Лёха. И Юля, которая хоть и живая, но почти как манекен. Юля… Вдруг ужасно захотелось сгрести ее и… и всё-таки рассказать. Всё рассказать, – ну, или что получится. Такие вещи не расскажешь сразу целиком, даже если захочешь. Она должна знать, понимала Саня, – и про папу, и про всё. Ну и что, что не поймет. Должна понять. А я должна рассказать так, чтобы поняла. Она ведь нужна мне, очень-очень нужна – именно такая, какая есть: красивенная, класснючая, очень взрослая и при этом почти как я… Вот и мотивация для вставания. Вот я и сделала это, сказала себе Саня, подняв свое утреннее тысячетонное тело с кровати. Вот я и смогла. Теперь глянуть в зеркало (да, девочка, пока ничего не изменилось, всё стабильно), – потом в душ и к Юле. Или даже сразу к Юле, душ подождет. С Юлей можно и так. С ней можно как хочешь, вот что главное. Потому что она… – Ма-ам! – Приветик, – отозвался Юлин голос за стеной. Какой-то совсем усталый, сдутый голос. Блин, ей-то сейчас каково, она же одна с этим всем, в чужом городе, в чужом доме, с папиным призраком, а это ведь тоже как вакуум, как Яна, только хуже, потому что он же папин… – Мам! – крикнула Саня и влетела в ее комнату. И набила синяк о шкаф. – Что, Сань? – спросила старуха, стелившая постель. Видно было, что ей это нелегко. Она казалась Юлей, если прищурить глаза. А если сделать нормально – получалась Юля, пропущенная через фильтр. Отфотожабленная Юля. Сморщенная, раздутая, перешарпленная… И волосы у нее были не синие, а седые с голубизной. – Да что случилось-то? – она бросила подушку и шагнула к Сане. – Забыла что-то? Уроки с утра?.. Иди, я там мюсли набрала… У нее были глаза как царапины, обтянутые кожей. И голос как у Юли, если его пустить на колонки и выключить басы. Она, может, и не очень старая была, лет сорок или шестьдесят… Секунду или две Саня стояла, передергиваясь, будто к ней подползал паук. Потом кинулась к себе и захлопнула дверь, да еще и на замок зачем-то. Села на кровать, вытянув шею – так, что сама стала похожа на старуху, – и сидела, окаменев до самых зрачков; потом вскочила и стала бешено всовываться в одежду, не попадая в рукава, – чуть не порвала гольф, криво натянула колготки, мини, что-то еще там, – открыла дверь, прыгнула из комнаты прямо в ботинки, схватила пальто и, не зашнуровываясь, вылетела к чертям. То есть к лифту. Уфф… Не встретила. Куда теперь? – спрашивал ее лифт скрипучим голосом. Саня хотела наотмашь стукнуть его по кнопке «1», но почему-то не стукнула, а наоборот – придавила очень мягко, так, что кнопка даже не нажалась с первого раза. – Вниз. И… наверно, к Лёхе. Да. К Лёхе. Она выпрыгнула из лифта и неслась к нему, как внедорожник, сквозь мутный слякотный город, обляпываясь брызгами и обляпывая других. – Ты дома? – орала она в телефон на бегу. – Сколько можно дрыхнуть? Через пять минут буду у тебя. Через! Пять! Минут!.. Работать надо! Арбайтен, говорю! А не только сны смотреть! Всё, давай, пока… Она вызверилась на него и вчера, и сегодня за то, что он дядька. За то, что он не Лёха из ее жизни, а какая-то борода с мышцами и виноватым взглядом. За то, что им снились эти сны – или, может быть, даже один и тот же. С Лёхой хотелось… да чего уж там говорить, поздно ведь; а от дядьки, которого подсунули вместо Лёхи, от его взглядов и бороды хотелось сбежать, смыться, схорониться в уголочечке… Ведь он не виноват, понимала Саня. И никто не виноват в том, что он уже не молодежь. Хоть естественным путем, хоть не. И Юля не виновата. Почему, когда нет молодости – кажется, что человек уже какой-то не тот? Чужой? Почему в сказках все кащеи, бабки-ёжки и прочие – обязательно пенсионеры? И даже злая королева, которая «свет мой, зеркальце», — даже она, чтобы загнобить Белоснежку, стала старухой? То есть настоящей собой стала, перестала прикидываться? «Нет ничего порочнее старости» – всплыла фраза, слышанная в каком-то фильме3. Дебильная фраза. Неужели и в самом деле так?.. __________________ 3«Смерть в Венеции» (прим. авт.). Лёха говорит, что ему кажется, будто он не взрослый. А может, это всем взрослым кажется, что они не взрослые? И этого просто не видно за их большими телами и лицами, которые у них почти как манекенные, хоть всё-таки и живые?.. И они хотели бы, как раньше, но нельзя, не получается? Где, как, когда внутри человека вместо обычного ребенка заводится взрослый? И что такое этот взрослый? Что-то чужое, ненастоящее? Или просто это такой же, как я, ребенок, только запертый в большое тело так, что его оттуда не видно? Как у Лёхи?.. – Так, работаем! Потом дожуешь! – строила его Саня, когда пришла. И косилась в зеркало. Там было всё окей, кроме одного. По дороге она никак не могла дотумкать, что же она забыла дома-то, когда вылетала, как психованная? Телефон? Флешку с файлами? Вроде всё на месте, но почему-то руки ныли, как бывает, когда что-то забудешь. И только теперь поняла: накраситься. Она забыла навести красоту. И душ. И косметичку оставила… – Я пробивал ссылки, – докладывал ей построенный Лёха, усаживаясь за ноут (другой, попроще). – В Торе, само собой. Ни одна не рабочая. Там или аутентификация какая-то хитрая, фиг ее, я в этом не шарю, или просто сдохли. – Давай вообще смотреть все файлы, – напирала Саня. – Пока Сударыня ученого ищет. – Может, Пол-Иванычу покажем? – Драсьте! Тут не просто образование надо, а… Ты осознаёшь вообще наш уровень? – разошлась вдруг Саня. – Что мы сейчас выходим туда, где… Пентагон отдыхает, а ЦРУ так вообще нервно курит в сторонке? А вдруг Пол-Иваныч как-то связан с ними? – О да, суперагент, сразу видно… – Так, кончаем трепаться. Давай за работу! За час с лишним они просмотрели все Янины файлы. Там было много формул, которые Саня пыталась систематизировать, но запуталась и не смогла. Был файл TYFC_EUEHL_EVTJV.png – картинка с синеволосой анимешкой в зеркале. Было много неизвестных расширений – видимо, ошметки софта, стоявшего у Яны. Был файл ФР.mrrr – его, само собой, ничего не открывало, кроме Блокнота, показывающего кракозябры. Название файла, правда, пробуждало в Сане какие-то смутные воспоминания, которые никак не желали вспоминаться, а наоборот, делались еще смутнее. Спустя два часа непрерывного вглядывания в экран пришлось констатировать: они в тупике. То есть там же, где и были. По крайней мере, не регресс, заметил Лёха. Про школу Саня вспомнила только, когда переползла на диван и потянулась, по-кошачьи прогнув спину. (Лёха старался не пялиться; у него плохо получалось, но хоть старается, оценила она.) Живот обиженно заурчал, и Саня решила, что неплохо бы перекусить. «Я ведь не завтракала…» – «ой, и вообще…» – «какой теперь урок?..» – посыпались мысли, как уведомления в телефоне, если его долго не включать. – Лёх, а давай пожрем, – предложила она. – И… что там сегодня в школе? Вроде основы пошли?.. – Что у тебя, не знаю, а у меня как всегда. Пятые, седьмые, восьмые классы… – сказал тот, и Саня вдруг вспомнила, что перед ней не обычный Лёха. Как-то она это совсем забыла, пока они пыхтели над Яниными файлами… – И что, – испугалась она. – У тебя ж это работа? – Да вот, сачкую. Типа заболел. Ты же сказала «нельзя терять ни минуты…» – Что будем делать? – спросила Саня, когда съела пол-Лёхиного холодильника. Хотелось потягиваться, но она терпела. – Не знаю. Ты у нас шеф. – Да какой я шеф… генерал-аншеф, – хмыкнула она. – Ну… Что у нас есть? У нас есть данные. Что с ними делать? Пока непонятно. Давай рассуждать логически… – Давай. – …не перебивай! Вариант первый: тупо ждать, пока Сударыня ищет там своего ученого. То есть сдаться. Чего она нам настоятельно, эээм, не рекомендовала делать. Так?.. – Ну… – Вариант второй: самим найти этого ученого. Надежного фиг найдешь, поэтому пока не рассматриваем и переходим к варианту номер три… Саня сделала паузу: она еще не придумала, что это будет за вариант. – А номер три у нас – это… это… еще раз подумать, зачем оно всё надо! Например… Например – в каких условиях оно работало, – возбужденно продолжала Саня: ей показалось, что она ухватила какую-то мысль. – А работало оно всё… правильно: у Яны дома! Сударыня и говорила, что там какие-то особые зеркала, безопасные, типа Яна их заговорила. Значит, как минимум, нам нужно переместиться в аутентичную рабочую среду! – выпалила Саня, гордая и своей мыслью, и тем, как профессионально она ее изложила. – И чё теперь? – Как чё?! Берем твой ноут и чешем к Сударыне. – Последний ноут отжать хочешь… – Иди в баню! – И что мы скажем твоей Сударыне? – Что… что пришли в порядке эксперимента. Хотим кое-что проверить. Придумаем, короче! – уверенно говорила Саня, снимая с вешалки пальто. – А ну помоги, стал как дуб у лукоморья… Бородатый Лёха помог ей натянуть рукав, и они вышли. – А… где твои родители? – спросила Саня в лифте. – На работе? – Роди-ители? – протянул Лёха. – Они давно умерли вообще-то… Всю дорогу Саня молчала. Только ругнулась сквозь зубы, когда Лёха в третий раз набрал «32К». Сударыня не открывала. Правильно, с чего бы ей торчать дома – человек делом занят, ученого ищет. Она же не обязана читать наши мысли, думала Саня. Даже если умеет… Наконец из парадного вышла тетенька в мехах, подозрительно оглядев Лёху. – Вы к кому? – спросила она. – Продавать меня привел, – гордо сказала Саня. – В притон. Квартира номер шысдисят шесть. Приходите, там прикольно. Тетенька качнулась, а Саня с Лёхой юркнули к лифту.