…мальчик? Из зеркала на него снова глядел тот самый мальчишка с русыми вихрами (неопределенно-колосистыми, вспомнилось откуда-то… откуда?) Одетый в свитер и джинсы, какие носили лет тридцать назад. «Теперь в зеркале всё правильно», мелькнула сумасшедшая мысль, «вот таким я и должен быть». Я?.. – Входи, – кивнула старуха. Входить? Куда?.. Он растерянно смотрел на старуху. Та снова кивнула – на зеркало: – Торопись. Этот ход в любой момент могут обнаружить, и тогда… Она хочет, чтобы я вошел в зеркало, думал Александр Аркадьич глупые мысли. Почему она хочет такое? И почему я не хочу? Или не не хочу, а просто? Потому что в зеркало не входят? Или не поэтому?.. – Торопись! – повысила голос старуха. – Торопись, рыцарь Александр! Я и так всю жизнь тороплюсь, думал он, подходя к зеркалу. Мальчик, само собой, тоже подошел с той стороны. Это глюки, или он улыбается мне?.. Так, ладно. Хуже не будет, решил Александр Аркадьич и, зажмурившись, шагнул в стекло. *** Стекла не было, и он чуть не упал. Просто оступился на этом бугристом, как тёрка, асфальте. «Давай, давай, открывай глаза», шептал кто-то Сане, и он, немного поколебавшись, открыл. Перед ним темнел тот же подвал. Только выход вроде был слева, а теперь справа. И Сударыня тоже была справа… (Сударыня? почему Сударыня?..) Стоп. Она же стояла у него за спиной. Когда это Саня успел развернуться? И еще тут всё было каким-то легким, будто он попал на Луну, где гравитация в шесть раз меньше. Легким был и воздух, и потолок, и сам Саня. Сударыня смотрела на него. Похоже, она улыбалась, хоть в темноте это было плохо видно. – И снова здравствуй, рыцарь Александр, – сказала она. – Признаться, я боялась, что ничего не получится. Теперь идем ко мне. Саня всё еще ничего не понимал. Что не получится? Почему не получится? И где Лёха? Они же вроде вместе у нее… стоп. Какой Лёха? Тот, который с бородой, или тот, который у нее в классе… у кого «у нее»?.. Перед выходом он оглянулся, будто кто-то дернул его сзади за невидимую нитку. Из зеркала на Саню смотрел грустный пиджачный дядька. Где-то я его раньше видел, соображал Саня, поднимаясь за Сударыней по лестнице. В каком-то дебильном сне. Там еще какой-то лихач был, и две буквы «О», и Муська, которая в микроволновке… Написать, кстати, Муське, она давно просила его вернуть мяч, а он зажал и оправдывался на каждой физре… когда у них, кстати, физра-то? Сударыня снова тащила его за руку по темному, только теперь уже не утреннему, а вечернему городу. С каждым поворотом, светофором, бигбордом, с каждым домом родного проспекта легкий Саня наполнялся воспоминаниями и тяжелел на ходу. Он даже запыхался, едва поспевая за Сударыней, которая хоть бы хны – знай рассекает своей шляпкой дымный воздух, как гоночная яхта. Она вела его по той же дороге, где они встретили двух манекенов и свернули во дворик с котами; котов теперь не было, но облезлый дом, который Саня выискивал по всему массиву, был и, кажется, ждал их – такой у него был вид. Они нырнули в распахнутое парадное без домофона, поднялись по темной, как погреб, лестнице, вошли в пыльную квартиру №69, уставленную тюками… Сударыня захлопнула дверь. Шевельнула губами, начертила над замком какой-то знак и повернулась к Сане. – Теперь мы в безопасности, – кивнула она. – По крайней мере, здесь. *** – Так не должно быть, – говорила ему Сударыня, сидя за столом. – Так не должно было быть… и не должно быть никогда. Мираж, фантом, фата моргана. Нужно всё повернуть вспять, иначе река жизней впадет сама в себя, змей времен заглотит собственный хвост… Они вновь сидели в той же гостиной. Всё было, как прежде, и даже на столе красовались те же лакомства, свежие и нетронутые, будто хозяйка выставила их специально для Сани. Выдержать это было невозможно, и Саня всё время что-то грыз, несмотря на серьезность момента. Ужасно хотелось глянуть на зазеркальную Сударыню, – но та, как нарочно, села у самой стены. Саня вдруг представил, что и правда «сейчас» – это «прежде», что не было этих дней, или лет, или десятилетий, фиг их разберет, и что он просто не ушел в тот раз от Сударыни, остался подкрепиться по-людски, а она раскрыла ему все тайны… Но не получалось. Всё было, как прежде, – кроме самого Сани. Он был другой, настолько другой, что и виноград казался не таким сладким, будто вкус не сразу попадал в рецепторы. И на шее у него теперь висел медальон Сударыни – та потребовала надеть, а Саня не стал спорить. – Здесь точно безопасно? – спросил он. – Надеюсь, – кивнула Сударыня, улыбнувшись. – Мы вовсе не так могущественны, как их неживой ум, но сплести нить-другую и потом связать их меж собою вполне в наших силах. Такие скрытые узлы дают нам возможность передвигаться из точки в точку, скрываясь от… не стоит и называть их (она сделала едва заметный жест пальцами). В подлунном мире они распознают нас так же, как распознаешь их ты. Кого «нас»? – хотел спросить Саня, но спросил совсем другое: – У вас есть… ну… то, что поможет их остановить, победить? Я помню, что-то такое было… На самом деле он не помнил ничего. Кроме того, что непрерывно лажался, и – по идее – к нему все должны были давно потерять доверие. Сударыня снова улыбнулась. – Чего вы всё время улыбаетесь? – вдруг вспылил Саня. – Смешно?.. – Наоборот, – сказала Сударыня. – Раньше ты спросил бы – «и что теперь делать?» А сейчас сразу интересуешься главным: во-первых, нашей безопасностью, во-вторых, нашими возможностями. Ты теперь другой, рыцарь Александр, и я помогу тебе… Это, – она достала из секретера старую флешку, – ее заклинания. Узнаёшь? Это, – она достала огромный допотопный ноут, – машина, которая может их прочесть. А это, – она показала на Саню, – человек, которого я с огромным трудом отыскала в лабиринте снов для того, чтобы он всё это пустил в дело. Единственный в мире человек… Саня смотрел на эту древнюю технику – и откуда-то, из каких-то глубоких глубин в его памяти вдруг проступили и раскрылись многомерные картины, будто кто-то подключал к ней локальные диски. Яна… Плетение кардиограмм… Зеленая вспышка в окне… Огненный столб… Человек в больнице… Кудри… Лимоны под ночнушкой… Лёха… Острые колени в автобусе… Снежки… Виноватый бородач… Папа-манекен… Юля-старуха… Работа с Лёхой… Вход в зеркало… Тесла… Черный Лёхин двойник… У каждой картины был свой провод – или нить, или нерв, – и он ныл, когда картина оживала, и было всё больней и больней, и Саня задыхался от бетонной тяжести, которой налился весь, от горла до печенок. Если добавлять эти картины по одной, как в жизни, – привыкаешь к их тяжести; а если вот так – всё сразу… – Так уж и единственный, – пробормотал он, втирая мокрое обратно в глаз. – Единственный, – подтвердила Сударыня. – Была Яна – ее нет. Был Алёша – его… еще хуже, чем нет. Был человек, которого я разыскала – один из нас, хоть он этого и не знает… и он навеки заперт в зеркальной темнице. Он есть – но и его как бы нет. Никого нет. Кроме тебя, рыцарь Александр, – она подошла ближе. – Да? – глупо спросил Саня. – Да. Только ты. Я – я не могу. Я не умею с этими вашими… – она сунула ему ноут, – и… мне просто нельзя туда. Не говоря о том, что я не выйду обратно – это-то, допустим, пустяк; но – нет, мне нельзя. Я не выдержу искушения, – говорила Сударыня с такой усмешкой, что Сане стало совсем жутко. – У меня слишком большой зуб на многое и многих. Ты молод и ровен к людям, ты справишься, а меня… не-ет, меня нельзя подпускать к клубку чужих нитей. – Ну окей, – тускло сказал он (бетон не отпускал горло). – Попробую. Только я вообще не помню, что делать… – Я помогу тебе, – сказала Сударыня с той же усмешкой. – Да как вы поможете, если вы не шарите в… Прикольная, кстати, штука, – Саня открыл большущий, в двадцать два дюйма, ноут. Такие считались мегакрутыми лет тридцать назад, когда… – Я взяла его у того человека. Я помню, что без него не прочтешь заклина… – У Теслы? Стоп, – Саня подался вперед. – Может, тут есть эта прога? Ну, Янина, которую мы восстановили? То есть не Янина, но неважно. Может, он тоже ее… а ну-ка, ну-ка, – бормотал Саня, вглядываясь в список программ. Сударыня пристально следила за ним. – Не-а. Нету, – откинулся он на стуле. – Видно, он на другом компе всё ваял. – Восстанови ее. – Я не помню, как, – Саня сжал голову руками.