Ааа!.. – запаниковал Александр Аркадьич, прыгая в лаковые туфли, – я что, не вызвал? Уже без семи, трындец какой… Кофе, кофе, скорей бы кофе… но оно в офисе, в вестибюле у Катюши, а до тех пор надо мозги в кучу, и… Николай убьет, думал он, ёрзая в такси. Ну и клал я на него. Тоже мне, вождь всея отдела. Вот ведь закон подлости: прога зависла, «Лихач» этот гребаный приехал через двенадцать минут вместо трех, убил бы урода, сразу видно, что маловерщик… И теперь еще и пробки. Пробки, пробки, пробки… Рододрево укоренили, воссияли промеж племен и языков, а трафик наладить не можем. Как при врагах, чесслово… Александру Аркадьичу, как и всем его коллегам, полагался по работе пакет Верность+, и водила вырулил на VIP-полосу, – но утренние предпробочные часы были упущены. Уж лучше метро, думал Александр Аркадьич, вдавливаясь в сиденье. Конечно, статус и всё такое, но вот цикловая прикопается – и будет тебе статус. Николай-то всех собак на него повесит, это уж сто пудов. «Прекрасное далё-о-ко, не будь ко мне жесто-о-ко» – выводил щемящий голос. Радио. Как же без него в такси. Вокруг медленно, короткими рывками плыла столица. Над приземистым старьем громоздились небоскребы, уходящие в слякотный туман, и пузатые, в десяток этажей, буквы – «СПАСИБО РОДУ ЗА СВ Б ДУ». Каждый день Александр Аркадьич ехал мимо них, и всякий раз давал себе зарок: починят эти две «О» – съезжу к Юле. Ну, или через виртуал хаб зайду хотя бы. У нее голограф древний, 2D, но плоская Юля, в конце концов, – это тоже Юля. Как папа сыграл в ящик, так она и стала, кстати, плоская какая-то. Но ничего, бодрячком. Волосы эти ее синие… и красок-то уже давно не выпускают, забыли эту дурь, так она чернилами для маркера, разводит их чем-то, и руки потом синие, как у покойника. Старики, старики… Тоже своего рода верность, хоть об этом лучше не надо вслух… и не вслух тоже не надо… «Лихач» медленно тащился по бульвару Матерей, потом застыл. Присох к асфальту. Ах ты ж, затосковал Александр Аркадьич. Наш градовод хоть и верный, а северный туннель как строится с тридцать бородатого года – так и… Он выглянул в окно. Мимо мельтешили сотни, тысячи зимних ног, заляпанных слякотью, упакованных доверху во всё плотное и серое. На углу сидела бабка-неверщица. В шляпе, надо же, кокетливая какая. Хотя это, наверно, всё, что у нее есть на голову. И пакет на асфальте, конечно, чтоб бросали туда купюры. Вот отменят их, как обещали – и что тогда они тогда все будут делать? Попрошайка… Все неверщики попрошайки. Или не все, но в душе точно все. Пробка не двигалась, и Александру Аркадьичу пришлось разглядывать бабку. Давненько он не наблюдал за этим народом, всё как-то не попадались на глаза, вот и забываешь, что и такое живет рядом с тобой… На кого-то она похожа, померещилось ему. На Юлю, наверно… все старики похожи друг на друга. И неверщики на верных тоже, вот что интересно, хоть и у Юли с верностью не всё окей… Но где же я мог ее видеть, напрягался он. Или не ее, а кого-то похожего, вот совсем-совсем… Кинуть ей, что ли, купюру? У него были с собой – мало ли, терминал глючит, или там Катюше на чай. Хоть и неверщица, но старая же. Пусть хоть купит батон «Племенной», он по триста восемь, и вроде даже с добавлением натуральной муки… Выйти, кинуть бабке купюрку и сесть обратно в машину. Дело пяти секунд. Александр Аркадьич даже взялся за ручку двери – и вовремя опомнился. А если пробка в это время поедет? Он хоть и отписался всем, что застрял, но ёлки ж палки… «Лихач» и правда дернулся, проехав полметра. Ну вот, угукнул Александр Аркадьич. Правильная была мысль. И потом, когда машина короткими перебежками стала отъезжать от бабки, оглядывался и думал: хорошо, что не выскочил. Хорошо, что не потратил время. Но ё, где ж я мог ее видеть?.. И весь рабочий день, набитый суетой и проблемами, у него из головы не шла неверщица в шляпке. Впечатлительный какой, думал Александр Аркадьич. Увидел дно жизни и получил стресс. Надо бы к психологше нашей, жаль, что она сегодня выходная. Она хорошо говорит про заброшенность в мир, вот прямо по сути… Но на кого же, ёлы-палы, похожа бабка-то? Прямо чувство тревоги ощущаю теперь из-за нее, переходящее в неуверенность в себе… Наверно, это во мне совесть, вдруг понял он. Пожалел бабке купюрку. Или не купюрку, но всё равно. Ничего, они же до ночи сидят. Буду ехать по тому бульвару… хотя, черт, с другой же стороны… Ну ладно уж, выйду. Перейду. А заодно и присмотрюсь к ней получше… Когда он вышел и перешел, бабки не было. Место было то же, тут и вопрос не стоял. Либо ушла, либо… на новое место перебежала, понял он. Теперь там просит. Их же гоняют, вот они и бегают, как же не дотумкал-то, балда. В Верность+ входило десять минут ожидания, и Александр Аркадьич немного прошелся по бульвару. А неплохо вот так вот сделать паузу, вырвать из своего сумасшедшего графика пару минут и никуда не спешить, а просто… Надо чаще так делать, думал он. Вокруг висели желтые окна домов, похожих на гигантские ящики для овощей. Казалось почему-то, что очень темно и будет еще темнее, хоть и фонари, и… когда-то уже было так, да? И окна, и эта слякоть, и небо, мертвенно-золотистое небо… когда-то и где-то, и не здесь, и совсем не так на самом деле… Что за бред? Ну, хватит. Отшагал квартал и назад. А то у верности плюс кончится. Загляну вот только за угол (что за улица?.. а, неважно). Просто гляну, и всё. Для очистки совести… Он завернул за угол. И не удивился, увидев ее. – Здравствуй, рыцарь Александр, – обратилась она к нему, будто знала. И ждала. Ну конечно, бабуля того. Они все того, думал Александр Аркадьич, делая шаг назад. Вот только откуда она, интересно… Горло вдруг сдавило каким-то бетоном. Немедленно, немедленно к психологше… а заодно и к лору… – Хорошо, что ты начал вспоминать, – сказала бабуля. «Какая приятная встреча, – хотел сказать Александр Аркадьич, – ну, мне пора», – и развернуться к машине. Или просто ничего не сказать. На неверщицу еще и слова тратить… Но почему-то спросил: – Что вспоминать? – Плохо дело, – качнула головой бабка. – Подойди сюда. – Вообще-то я, уважаемая… – Подойди. Или я к тебе подойду, раз ты теперь такой… Она легко, как тень, скользнула к нему. – Есть у меня кое-что, – бабка достала какой-то предмет, с виду старинный, похожий на часы или медальон. – Вот, глянь. – Я ничего не буду покупать. Меня не интересуют… – Покупать? – она вдруг рассмеялась. Вроде и не зло, но как-то совсем жутко, особенно на темной улице. – О нет, я не предлагаю тебе его купить. Давай-ка отойдем к фонарю… Сумасшедших лучше слушаться, помнил Александр Аркадьич. Да и почему-то ему вдруг ужасно захотелось глянуть, что за вещь такая. Вот ведь невовремя проснулось любопытство! Часы-не часы… Это были не часы. Это было старинное зеркальце-медальон в металлической оправе. На цепочке, которая на шею. Наверно, последнее, что у бабки есть. Зачем она мне его показывает? – думал Александр Аркадьич. – И почему так хочется туда глянуть? Он поднес зеркальце ближе к глазам. Там отражались огни, желтые окна в тумане, витрина «Родных технологий»… И лицо какого-то мальчика. Александр Аркадьич даже обернулся – кто сзади? И еще не раз оборачивался, пока не осознал, что… чёрт. Похоже, мальчик-то, который тоже кажется таким знакомым, глядит из зеркальца вместо… …но не может быть. Не может быть! – Помнишь? – спросила бабка. – Это как? Что за фокусы?.. – хрипел Александр Аркадьич. – Что за… Он вдруг замолчал. Всмотрелся. И понял странную вещь. Именно этого мальчика ты всегда и видел в зеркале, сказал ему кто-то. Вот именно это отражение. Только оно почему-то замылилось, а теперь зеркальце будто вычистили и оттерли, хотя вообще оно-то и было мутным… – Это… я? – спросил он каким-то не своим (или, наоборот, настоящим своим) голосом. – Думай сам, – сказала бабка и отобрала у него зеркальце. – Думай крепко, думай усердно, изо всех сил думай, рыцарь Александр! – Кто вы? – И об этом тоже думай. Как надумаешь – возвращайся. Не прощаюсь с тобой. Она канула в темноту. «Подождите» – открыл было рот Александр Аркадьич… Но что-то его удержало. Наверно, «Лихач», ждущий по ту сторону бульвара. Тринадцать минут простоя, флегматично сказал водила, и Александру Аркадьичу даже не хотелось поставить его на место. Он думал. И когда вернулся домой, съел сэндвич и запил его холодным чаем – тоже думал. И когда лег в кровать – думал, думал крепко и усердно, думал изо всех сил, как поручила ему странная бабка, знавшая его имя. Думанье перетекло в сон. И вот в этом-то сне Саня наконец всё понял и вспомнил, и ревел, как девчонка, повиснув на шее и у этой (как ее звали?), и у этого (как его?), и у того… И всё-всё-всё вернулось к нему, вот настолько, что память его будто выпустили из клетки, из вертикальных перегородок, в которой она жила, и позволили растечься в прекрасном далеке, и чтобы никаких границ и пределов, и всё Санино – в Сане, и никто, больше никто у него не отнимет и не подменит ему лицо, глядящее из зеркала… Правда, утром, когда его разбудило гнусавое «просни-и-ись», он всё забыл. Глава 15 в которой придется кое-что вспомнить На этот раз Александр Аркадьич даже не смотрел, сидит ли сумасшедшая на своем углу. Тем более – по бульвару пронесло без пробок. И вообще – он о ней не думал. Наорал на Николая, послал при всём начальстве цикловую. А что ему будет? что он, мальчик, что ли? Сколько можно делать из него, верного четвертой степени, какую-то салагу, какого-то, блин, маловерщика из подворотни?.. Одним словом, рабочий день прошел насыщенно… но не поэтому, вовсе не поэтому Александр Аркадьич не думал о своей новой знакомой. Просто он знал, что вечером к ней придет. Просто знал, и всё. «К ней» – это на угол бульвара и вон той улицы, как ее… ну как ее? Знал и не думал, потому что зачем зря думать, если что-то знаешь? Даже если на самом деле не знаешь ничего. Единственное, что повергало его в тоску – мысль о том, что она не явится. Что она просто-напросто того; что он, Александр Аркадьич, тоже того, переутомился на работе, психологши на него нет; что всего этого не было, что сон, в котором он впервые за черт знает сколько ощутил себя настоящим собой, а не чужим отражением, повторяющим все его жесты и гримасы, – что это был просто сон. Ради этого-то сна он и пришел сюда после работы, отпустив таксиста. На бульваре Александр Аркадьич боялся еще сильней, чем вчера (а он и вчера боялся, – понять бы только, чего). Подходя к перекрестку, он замедлил шаг, чтобы не удивиться и не огорчиться пустоте, которая могла быть за поворотом… Но сумасшедшая уже ждала его. – Вот и славно, – кивнула она. – Пойдем. «Куда?» – хотел спросить Александр Аркадьич, и не спросил: всё равно пойдет ведь. И пошел. Темная фигура, плывущая с достоинством – сзади и не скажешь, что старуха, – тонула в сумраке боковой улицы, где не было ни фонарей, ни витрин. Почему темень? авария, что ли? – думал Александр Аркадьич, стараясь не упустить свою знакомую, которая в любой момент могла слиться с любой тенью. Такое у него, во всяком случае, было ощущение. – Сюда, – она показала на ступени, ведущие вниз, в какой-то подвал. «К неверщикам ведет, к гопам бескарточным», подумал бы вчерашний Александр Аркадьич, но сегодняшний не думал ни этого, ни другого, а просто следил за темной фигурой, стараясь не упустить ее. Подвал был старый, ступеньки раскрошились, и он чуть не слетел вниз, в темноту. Когда уже было совсем ничего не видать, старуха щелкнула допотопным выключателем. На потолке высветилась лампочка, такая тусклая, что даже моргать не хотелось. Они действительно влезли в какой-то подвал. На грязных кирпичных стенах не было ничего, кроме труб и проводов, а на одной из них откуда-то затесалось зеркало. Прямо перед ним и стоял Александр Аркадьич – на бугристом асфальте, который был тут вместо пола. Еще покоцаю лаковые туфли, думал он. Подложить бы что, дощечку или там ящик… – И? – он недоуменно обернулся на старуху. Зазеркальный мальчик тоже обернулся.