— Бумагу лучше не трогать, — сказал Аллейн, — но вы можете посмотреть. — Он вынул из кармана шариковую ручку и с ее помощью расправил складки на снимке. — Убедитесь сами. Доктор Кармайкл посмотрел. — Боже мой! — воскликнул он. — Вы правы. Это ее фото. Она с открытым ртом. Поет. — И нож проткнул фотографию в соответствующем месте — там, где сердце. — Это… абсурдно. Когда… Где мог быть сделан снимок? — Сегодня днем, в музыкальном салоне, — сказал Аллейн. — Она была в этой одежде и стояла в луче солнечного света. Моя жена нарисовала ее так же, как на этом снимке. Снимок, должно быть, сделали через окно. Одна из этих самопроявляющихся штук. — Что нам следует сделать? Я чувствую себя беспомощным, — растерялся доктор Кармайкл. — Поверьте, я тоже! Реес говорит, что я должен «распоряжаться»; все это очень хорошо, но у меня нет настоящих полномочий. — О, несомненно! — Я могу принять их на себя только до прибытия местной полиции. А когда это случится, зависит от проклятого «Россера» и аварии на телефонной линии. — Я слышал, как молодой человек, который, кажется, более или менее за что-то отвечает… не знаю его имени… — Хэнли. — …как он сказал, что, если шторм на озере усилится, то рулевой останется на большой земле и заночует на катере или в лодочном сарае. Он собирался помигать огнями, когда они доберутся туда, чтобы показать, что все в порядке. Кажется, Хэнли сказал, что рулевой звонил в колокол, хотя я не представляю, как он мог ожидать, что кто-то его услышит в такой шторм. — Эру Джонстон сказал, что «Россер» обычно продолжается около суток. — А тем временем?… — доктор Кармайкл кивком указал на кровать и лежащее на ней тело. — Каков обычно план действий? — Подробный осмотр места происшествия. Ничего не трогать, пока криминалисты все не проверят; фотограф, следы, отпечатки пальцев, первый отчет патологоанатома. Всё, что вы можете прочесть в любом уважающем себя детективе, — объяснил Аллейн. — Значит, мы накроем чем-нибудь тело и оставим все как есть? Аллейн раздумывал пару минут. — Вышло так, — сказал он, — что у меня с собой есть мой рабочий фотоаппарат. У моей жены есть широкая кисть для акварели из верблюжьего волоса. Вполне можно использовать тальк. Я чертовски давно не занимался оперативной работой, но, думаю, справлюсь. Когда я закончу, тело можно будет накрыть. — Я могу чем-нибудь помочь? Аллейн после короткого колебания ответил: — Я буду очень рад вашему обществу и вашей помощи. От вас, разумеется, потребуют дать показания на следствии, и я хотел бы иметь свидетеля моих, возможно, незаконных действий. — Хорошо. — Так что, если вы не возражаете, я оставлю вас здесь, пока я возьму все что нужно и повидаю жену. И думаю, мне нужно будет переговорить с Хэнли и с теми, кто остался в гостиной. — Хорошо. От порыва ветра оконные рамы задрожали. — Не похоже, что шторм унимается, — сказал Аллейн и раздвинул тяжелые шторы. — Черт возьми! — воскликнул он. — Он сигналит! Смотрите! Доктор Кармайкл подошел к окну. В черноте снаружи появился крошечный кружок света и через секунду погас. Это повторилось три раза. Последовала пауза. Огонек снова появился на целую секунду, за этим последовала быстрая вспышка, затем долгая. Снова пауза, и все повторилось. — Это азбука Морзе? — Да, он сигналит «ОК», — сказал Аллейн. — Ирония судьбы при теперешних обстоятельствах. Он дает нам знать, что катер благополучно добрался до берега. Сигналы повторились. — Так! — приказал Аллейн. — Пока он не уплыл. Быстро. Открывайте. Они широко раздвинули шторы. Аллейн подбежал к выключателям на стене и включил их все. Соммита, лежавшая на кровати с широко раскрытым ртом, была теперь полностью освещена, как она того всегда требовала. Аллейн выключил свет. — Ничего не говорите, — обратился он к доктору, — иначе я напутаю. Вы знаете азбуку Морзе? — Нет. — Ох, вся надежда на память маленького бойскаута. Ну, поехали. Положив на выключатели обе руки, он начал сигналить. Шторм хлестал в окна, выключатели щелкали: точка — точка — точка; тире — тире — тире; точка — точка — точка. Аллейн подождал. — Если он еще смотрит сюда, — сказал он, — он ответит. И после пугающе долгой паузы пришел ответ. Светящаяся точка появилась и исчезла. Аллейн начал снова, медленно и старательно: «SOS. Срочно. Свяжитесь. Полиция. Убийство». И опять: «SOS. Срочно. Свяжитесь. Полиция. Убийство». Он повторил это три раза и стал ждать — как ему показалось, целую вечность. Наконец пришло подтверждение: «Понял вас». Тогда Аллейн сказал: — Надеюсь, это сработает. Если вы не хотите оставаться в комнате, возьмите ключ у экономки. Заприте комнату снаружи и ждите меня в коридоре. За ширмой есть стул. Полминуты. Я лучше осмотрюсь тут перед уходом. В огромной спальне Соммиты была еще одна дверь, которая вела в ее ванную — чрезвычайно экзотическое помещение, застланное малиновым ковром, со встроенным в стену туалетным столиком и зеркалом, окруженным лампами, с полками по бокам, уставленными множеством флаконов, пульверизаторов, баночек и коробочек; в вазе венецианского стекла стояли хрустальные цветы. Аллейн взглянул на раковину. Она была безупречно чистой, но влажной, мыло было мокрое. На полотенцесушителе висело несколько малиновых полотенец; одно из них было мокрым, но не запачканным. Он вернулся в спальню и быстро осмотрелся. На прикроватном столике стояла полная чашка какого-то молочно-белого напитка. Он все еще был слегка теплым, и на его поверхности образовалась пленка. Рядом с чашкой стоял стакан воды и флакон снотворных таблеток известного производителя. Одна таблетка была выложена рядом с водой. Доктор Кармайкл ждал, повернувшись спиной к кровати. Они вышли из комнаты вместе. Доктор Кармайкл предложил, чтобы Аллейн оставил ключ у себя. — Если вы не против, — сказал он, — я взглянул бы на этого молодого парня. После обморока он чувствовал себя не очень-то хорошо. — Да, я так и понял. Вы его осмотрели? — Реес меня об этом попросил. Секретарь в большом расстройстве вышел на сцену, и я пошел с ним за кулисы. — Понятно. Что вы там обнаружили? — Я обнаружил приходящего в себя Бартоломью, мадам Соммиту, которая трясла его, словно кролика, и этого ее итальянского учителя пения — Латтьенцо, — который приказывал ей прекратить. Она разрыдалась и ушла. Реес пошел за ней. Полагаю, тогда она и поднялась к себе. У инженю — маленькой мисс Пэрри — оказалось достаточно здравомыслия, чтобы принести парню стакан воды. Мы его усадили, а потом, когда он пришел в себя, отвели в его комнату. Латтьенцо предложил дать ему одну из своих снотворных таблеток и уложить его в кровать, но тот хотел, чтобы его оставили одного. Я вернулся в гостиную. Так что, если вы не против, я пойду проверю его. — Конечно. Я бы хотел пойти с вами. — Правда? — удивленно переспросил доктор Кармайкл. — А, понимаю. Или нет? Вы все проверяете. Верно? — Ну, вроде того. Подождите минутку, ладно? Внизу, в холле, закрылась дверь, и Аллейн уловил звук защелкивающегося замка. Он подошел к верхней площадке лестницы и поглядел вниз. Он безошибочно различил фигуру их водителя с тяжелыми плечами и рыжеватыми короткими волосами. Тот как раз отходил от парадной двери и, очевидно, запирал дом на ночь. Как там его зовут? Ах да, Берт. Аллейн негромко свистнул сквозь зубы. — Эй! Берт! — позвал он. Шофер оглянулся, и Аллейн увидел его надежное лицо. Аллейн кивнул, и Берт поднялся по лестнице. — Добрый день, — сказал он. — Как нехорошо. Убийство, а? — Слушайте, как вы смотрите на то, чтобы помочь? Доктор Кармайкл и я должны кое-кого навестить, но мне не хочется оставлять этот коридор без присмотра. Не будете ли вы так добры побыть здесь? Надеюсь, мы не задержимся надолго. — Не вопрос, — Берт кивнул головой в сторону двери в спальню. — Это там? — Да. Дверь заперта. — Но вы думаете, что кто-то может начать вынюхивать? — Вроде того. Ну так что? — Я не против. Все придется делать самому, да? — С доктором Кармайклом. Я был бы вам очень благодарен. Никто не должен туда входить, кто бы он ни был.