«Что же это?» – озадаченно спросил Пафнутьев. «События, Павел Николаевич. Они приближаются». «Вы имеете в виду?..» «Мы с вами, Павел Николаевич, имеем в виду одни события. Те, которые нас с вами познакомили и, надеюсь, немного сдружили. Мы же встретимся с вами, когда вы вернетесь из города Ростова?» «Обязательно». «Я буду ждать вас. Вы ведь отправляетесь туда со своим помощником. Помнится мне, у него немного смешная фамилия…» «Да, Худолей». «Надеюсь, вы вернетесь втроем». «Я тоже очень на это надеюсь». Такой вот разговор припомнил Пафнутьев, когда сидел в самолете, откинувшись на спинку кресла. Но сейчас, по прошествии нескольких дней, он услышал в словах Евдокии Ивановны гораздо больше смысла, чем тогда, в скомканной беседе, происходившей на кухне. Теперь перед ним возникли вопросы, которых не было тогда. Он может и дальше доверять Евдокии Ивановне или должен ее опасаться? Сейчас эта странная женщина вдруг показалась ему непредсказуемой и совершенно неуправляемой. Он понял, что не только молоток или профессиональный нож могут долгие годы томиться в ожидании своего часа. Не исключено, что в подвале и на чердаке могут тихонько скучать предметы куда более опасные, мстительные и решительные. – Осторожнее надо бы с этой помощницей, – пробормотал он вполголоса и вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво колотит его локтем в бок. Конечно, это был верный помощник Худолей, который сладко проспал два часа полета. – Подъем, Павел Николаевич! Идем на посадку. Красавицы стюардессы настоятельно советуют нам пристегнуться во избежание неприятностей, которые могут случиться при соприкосновении с землей. Вы как, в порядке? – Да, вполне. – Вы что-то бормотали во сне. Кто-то привиделся? Чует мое сердце, опять Евдокия Ивановна? Да, Паша? – Она, сердешная, – подтвердил Пафнутьев. – Осторожней бы с ней. Чреватая бабуля! – Не нам нужна осторожность, Худолей, не нам. – Неужто она еще на кого-то глаз положила?! – Похоже на то. – Поделись, Паша! – Чуть попозже. Прилетели мы, однако. Ремни пора отстегивать. Зайцева вполне можно было узнать по школьным фотографиям. Конечно, он повзрослел, вес немного набрал, как говорят, малость заматерел. Оно и понятно. У летчиков питание калорийное, работа обязывает. Залысинки появились, еще небольшие, но уже заметные. «Взгляд у него спокойный, – отметил про себя Пафнутьев. – В нем разве что немного любопытства, скорее заинтересованности. Кто это, дескать, хочет со мной повидаться, по какому поводу?» Присев к столику, за которым расположились Пафнутьев с Худолеем, Зайцев оглянулся, кому-то махнул рукой, улыбнулся. Потом он спокойно повернулся к Павлу и заявил: – Наш начальник полетов сказал, что вы хотите поговорить со мной. Он ничего не напутал? – Нет, это правда, – ответил Пафнутьев и тоже с ленцой огляделся по сторонам. Два оперативника за соседним столиком, крепенькие, загорелые ребята в белых рубашках с короткими рукавами, ни у кого не вызывали подозрения или настороженности. А початая бутылка пива, стоявшая между ними, создавала атмосферу легкости и беззаботности. – Я хотел только спросить вас кое о чем. – Пафнутьев покопался в папке, лежавшей на столе, и вынул достаточно большую фотографию Светы – Худолей очень даже неплохо увеличил школьный снимок. Зайцев, все еще легкий, беззаботный и уверенный в себе, протянул руку к снимку и тут же, через секунду, сам того не замечая, отдернул ее. – Нет. Я не знаю эту девушку. – И никогда с ней не встречались? – негромко спросил Пафнутьев. – Не торопитесь отвечать, посмотрите внимательней. Этот снимок давний, ему около десяти лет. Сейчас она выглядит немного иначе. Ее мало кто узнает. – Пафнутьев вынул из потрепанной папки еще одну фотографию и положил ее рядом с первой. На втором снимке был крупно изображен оскаленный череп с черными пустыми глазницами. – Сейчас девушка выглядит примерно вот так, – невозмутимо добавил Павел. – Нет-нет, мы незнакомы! – почти выкрикнул Зайцев, резко отодвинул стул в сторону и вскочил, готовый бежать. Но оперативники, забывшие про пиво, нагревшееся на южном солнце, мгновенно оказались рядом с Зайцевым и снова усадили его на стул. Они тут же завели ему одну руку назад и пристегнули ее браслетами к спинке стула. – Даже так, – растерянно пробормотал Зайцев. – Вы напрасно торопитесь, – негромко продолжал Пафнутьев. – Начальник сказал мне, что полетов у вас сегодня не предусмотрено. Мы еще немного поговорим, если вы не возражаете. Наш самолет отправляется через два с половиной часа. Я хочу еще кое-что сказать и показать вам, если вы не против. Тогда наши отношения примут какую-то более-менее осмысленную форму. Договорились? – Да, извините. Уж больно все это неожиданно. – Согласен, – сказал Пафнутьев. – С другой стороны, у вас было время подготовиться. – Этого времени оказалось даже многовато. – Что вы имеете в виду? – Да так, ничего, в общем-то. Вырвались слова. – Бывает, – благодушно откликнулся Пафнутьев и снова открыл свою зловещую папку. На этот раз он вынул оттуда фотографию, на которой были изображены несколько юношей и девушек. Все улыбаются, молоды и, как говорится, хороши собой. Был среди них и парнишка в белой форменной курточке. Как и на других снимках, он стоял чуть в сторонке. Но эту его обособленность можно было заметить, только зная о ней, ожидая ее и желая увидеть. – Себя узнали? – спросил Пафнутьев. – Да. Ничего парнишка был. – На этом снимке ваши друзья. Похоже, он сделан после школы. Вы здесь уже в форменной курточке летного училища. – Эта курточка у меня появилась еще в десятом классе, – неосторожно сказал Зайцев, тут же поперхнулся, замолчал и отодвинул фотографию от себя подальше. – Да, это заметно, – проговорил Пафнутьев. – А как вы догадались, что снимок сделан после школы? – осведомился Зайцев. – На этом снимке у вас непорядок в туалете. – Какой? – Зайцев свободной рукой снова придвинул к себе фотографию. – В чем непорядок? Ширинка застегнута, брючки наглажены, туфли начищены. Я вас не понимаю. – На вашей курточке не хватает одной пуговицы, – сказал Пафнутьев и выразительно посмотрел на оперативников. Дескать, ребята, будьте настороже. Сейчас возможны неожиданности. Это было лукавое предложение Худолея. Еще при подготовке к этой поездке в Ростов он предложил Пафнутьеву одну пуговицу на фотографии заретушировать, чтобы Павел в нужный момент при разговоре с Зайцевым попытался использовать эту маленькую подробность. Если Игорь совершенно невиновен и оказался под подозрением случайно, то просто не обратит внимания на слова Пафнутьева о пуговице. Если же убийца все-таки он, то пуговица становится прямо-таки зловещей подробностью. – Ну, хорошо. На моей курточке не хватает пуговицы. Пусть так! И что из этого следует? – сорвался на крик Зайцев. – В конце концов, в училище мне сделают замечание, я пришью эту злосчастную пуговицу, да и дело с концом! Я чего-то не понимаю? – Дело не в этом, – терпеливо, с бесконечной печалью в голосе проговорил Пафнутьев. – А в чем?! – Вы не сможете пришить эту пуговицу. – Почему? – Мы нашли ее. – А что, имеет значение, где именно вы ее нашли? – Очень большое. – Ничего не понимаю! – заявил Зайцев и откинулся на спинку стула. – Пуговица была зажата в кулачке вот этой красавицы. – Пафнутьев постучал пальцем по черепу на фотографии, которая все это время лежала посередине пластмассового столика. – Как ваша пуговица попала в ладонь этой девушки? – осведомился Павел. – Если вы сможете мне это объяснить, то я тут же принесу вам свои самые искренние и глубокие извинения. Итак, я слушаю вас очень внимательно. Зайцев долго молча смотрел в небо, на взлетающие и садящиеся самолеты.